Валентин Гагарин - Мой брат Юрий

• Название: Мой брат Юрий
• Автор: Валентин Гагарин
• Издательство: Юнацтва
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-7880-0098-X

В повести рассказывается о детстве и юности первого космонавта земли Юрия Алексеевича Гагарина, о времени и условиях, в которых он рос, в которых развивался и мужал его характер.

---

Митинг на Красной площади длился более трех часов — не уложился в рамки загодя разработанного сценария. Да и в каком сценарии можно предугадать это ликующее, не знающее устали шествие людей, желающих увидеть и услышать космонавта?! В колонне демонстрантов прошли молодые летчики. Поравнявшись с Мавзолеем, они вдруг подхватили на руки одного офицера из своих рядов, подняли над головами. Юра улыбнулся, помахал летчикам рукой. Мы, конечно, ничего не поняли: мало ли кто и как выражает свою радость, свой восторг. А позже стало известно, что эти молодые офицеры, лейтенанты и старшие лейтенанты — все из отряда космонавтов, и над головами демонстрантов проплыл в те минуты тот, кому предстояло выходить на околоземную орбиту вторым. Герман Титов.

Когда наконец мы смогли покинуть трибуны, нас проводили в Кремль. А Юрий Алексеевич, сказали нам, пошел в Мавзолей: до этого дня ему не приходилось еще видеть Владимира Ильича...

Потом он присоединился к нам, и — на какое-то время — остались мы одни, в семейном своем кругу. Наперебой рассказывали Юре о том, как услышали о его полете, что пережили в этот день. И он не умолчал о своих ощущениях в космосе. Но — как ни был он взволнован, какие чувства ни испытывал — заметил, что не все гжатчане встречают его. И спросил, почему не видит он Машу — мою жену, почему нет Дмитрия — мужа Зои? Я объяснил, что Маша приболела и приехать не смогла, а Дмитрий задолго до полета уехал в командировку.

— Жаль,— огорчился Юра.— Я так хотел всех вас увидеть, так надеялся...

— Сынок,— тронул его за локоть отец.— А я ведь никак не верил, что это ты над Землей летаешь. Мне говорят, твой сын, Алексей Иванович, майор Юрий Гагарин, а я оспариваю: мой-то, мол, в старших лейтенантах числится, до майора ему, как медному котелку, служить и служить.

Юра весело рассмеялся:

— А что я тебе, папа, месяц назад говорил, а? Говорил, что услышишь о моем полете...

Мы поняли, о чем идет речь. Когда в марте отец и мать приехали к Юре, он усиленно готовился к полету. И отец, затосковав в городской квартире от ничегонеделания, собрался восвояси. Юра, улучив минуту, проводил его на Белорусский вокзал. На перроне, прежде чем войти в вагон, отец отвел сына в сторону, зашептал с таинственным видом:

«Чувствую, сынок, что ты тут, возле Москвы, при серьезном деле, а при каком — никак в толк не возьму. Ты уж мне-то, старому солдату, откройся, чем занимаешься? Слово даю, никому и намеком не обмолвлюсь».

Юра улыбнулся:

«Я тебе, папа, уже объяснял: испытываю новую технику. Авиационную».

«А летать ты на этой технике будешь?»

«Может, и буду»,— неопределенно пообещал тогда еще кандидат на полет в космос.

Поняв, что большего от сына не добьется, отец сокрушенно махнул рукой:

«Ладно, про военную тайну я сам понимаю. Нельзя — значит, нельзя. Больше вопросов нет, а просьба имеется: коли полетишь — над Гжатском лишний кружок сделай. Мы с матерью и догадаемся, что это ты, выйдем на крылечко, рукой тебе помашем. Тебе-то ничего не стоит, а нам будет приятно».

Там, на перроне, Юра не имел права на признание, закончил разговор ни к чему вроде бы не обязывающей фразой. Днями позже он сказал маме о том, что собирается «в командировку, куда никто не ездил...». Вот и завершилась она, эта командировка!

Взаимным рассказам нашим, наверно, не было бы конца, но незаметно подоспело время правительственного приема в Георгиевском зале. В самом начале приема Юре вручили Золотую Звезду Героя Советского Союза. Высокая награда обрадовала его, не меньше обрадовало и сообщение о том, что наград удостаиваются рабочие, инженеры и ученые — создатели его «Востока».

* * *

Поэт Борис Жаворонков рассказывал мне, что 14 апреля 1961 года приехал в столицу по поручению рязанских литераторов: он должен был передать в дар космонавту узелок земли с родины Евпатия Коловрата и Сергея Есенина и коллективно написанные по случаю стихи. Должен-то должен, но — попробуй пробейся сквозь людской заслон, сквозь легионы, заполонившие Красную площадь. И вечером Борис Иванович занес подарки в редакцию «Правды», все с той же просьбой: передайте, если представится возможность, космонавту.

Я знаю, что в редакции к его просьбе отнеслись с вниманием и пониманием. И знаю другое: Жаворонков в тот день был не единственным ходоком от наших градов и весей. Может, именно тогда, в пятницу 14 апреля, и было положено начало всем тем коллекциям, которые украшают сейчас витрины «космических» музеев...

И еще об одном необходимо вспомнить. По первоначальным наметкам, на послеполетный отдых космонавту отводилось трое суток. Но едва специалисты-медики убедились, что здоровье у Юры в норме, сроки эти сократили: велико было нетерпение увидеть и услышать его въяве...

Зоя, Борис и я прожили в столице пять суток: познакомились с товарищами Юры, смотрели Москву, посещали музеи и театры. А потом настало время уезжать... Родители задержались на большой срок.

ГЛАВА 3 В гостях…

Рукопожатия друзей

Газеты тех дней, полные пристального внимания к нашим достижениям в космосе, публиковали огромное количество писем и телеграмм. На планете, кажется, не было уголка, где не услышали бы о триумфальном полете «Востока». Люди самых различных национальностей, возрастов, вероисповеданий, социального положения слали приветствия и поздравления Центральному Комитету нашей партии, правительству, непосредственно космонавту — с лаконичным адресом: «СССР, МОСКВА, майору Юрию ГАГАРИНУ».

Во многих письмах и телеграммах содержались приглашения посетить ту или иную страну. Приглашали и частные лица, и общественные организации.

«Сперва наш Юра сверху на планету подивился, теперь, чую, пойдет по ее дорожкам колесить»,— сказал мне в те дни Борис. И я согласился с братом: «Похоже на то».

Вскоре вернулись от Юры отец с матерью, подтвердили: готовится в заграничное  путешествие.

И пошли-замелькали они — зарубежные маршруты: только за названиями стран следить успевай. В апреле — Чехословакия. В мае — Болгария. На июнь, июль, август выпали Великобритания, Польша, Куба, Бразилия, Канада. Дальше — Индия, Япония, африканские страны. Все материки, казалось, хотели обменяться рукопожатием с человеком, который любовался ими через иллюминаторы космического корабля, народы всего мира жаждали заключить его в свои объятия.

Теперь, когда я бываю в кабинете Юры в Звездном или в музеях, посвященных его памяти, смотрю на подарки и сувениры, привезенные им из тех поездок за рубеж, то вспоминаю невольно и его рассказы о впечатлениях от той или иной страны. Не все, конечно, но многое удержалось в моей памяти: Юра, и я уже говорил об этом, умел рассказывать так ярко и образно, что пережитое им, услышанное от него становилось частицей и твоей собственной жизни.

Я приведу здесь две-три истории из самых памятных мне. А предварить их хочу Юриными словами. «Везде, где посчастливилось мне побывать,— рассказывал Юра,— люди встречали меня очень сердечно. Особенно простые люди, рабочие и крестьяне. И это как раз доказывает, что народы всего мира могут жить в мире и дружбе».

Ну вот, а теперь — о поездках...

На пути в злату Прагу

Чехословакия была первой из тридцати стран, которые посетил Юра.

Среди многих памятных реалий осталась от той поездки книга, подаренная космонавту Героем Советского Союза Павлом Михайловичем Михайловым, командиром экипажа Ту-104. На титульном листе этой книги — она называется «10 000 часов в воздухе» — Михайлов сделал такую запись: «С самыми теплыми чувствами в память о первом заграничном рейсе от летчика-земляка. Сегодня Вы у меня пассажиром на Ту-104, и, кто знает, может быть, скоро я у Вас буду пассажиром при полете на Луну».

Салон самолета, в котором летел Юра, был полон пассажиров, представляющих самые разные страны: Чехословакию, Индию, Италию. Были там и наши, русские люди. Космонавта конечно же сразу узнали, и началось столпотворение: от желающих заполучить автограф невозможно было отбиться... Михайлов, всерьез опасаясь, что будет нарушена центровка самолета, и сжалившись, пригласил Юру в кабину, предложил занять место второго пилота, взять в руки штурвал. Более получаса брат, знакомый только с управлением истребителей, самостоятельно вел могучий лайнер.

И тут я должен сделать еще одно отступление. Лучшего подарка Юре Павел Михайлович Михайлов при всем желании сделать не мог бы. Отлично помню, что нескончаемая череда поездок за границу выбила Юру из привычного ритма, лишила возможности летать на самолетах, и он болезненно переживал эту ситуацию. Летчик по натуре, по характеру своему, он любил летать и желал летать постоянно, и никакие запреты и ограничения не могли стать помехой ему в осуществлении этого желания.