Степан Злобин - По обрывистому пути

• Название: По обрывистому пути
• Автор: Степан Злобин
• Издательство: Башкирское книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Роман посвящён кануну первой русской революции.

Сюжет завязывается на Урале в среде интеллигенции и параллельно — в нескольких семьях уральских железнодорожников и заводских рабочих. Далее действие переносится в Москву. Писатель изображает студенческие волнения начала 900-х годов.

Все социальные слои русского общества начала XX века показаны автором в процессе идейной и партийно-политической борьбы сталкивающихся мировоззрений и характеров.

---

Слепни заедали не только лошадь. Оба седока и несчастный больничный пес также были искусаны. Кипяченая вода была выпита, а жара не спадала. Казалось, зной после полдня сгустился, как скипидар, в этом почти сплошном сосновом лесу, где даже редкие березы, подобно сосне, стояли под рост ей, высокие и прямые, только на самых кронах шумевшие листьями и почти не дававшие тени.

— Ну и дорожка! — время от времени досадливо и по-взрослому огорчался Саша.

— Шоссе тут пожалуй что никогда не будет, такая останется и вовеки, — утешил Баграмов, награждая себя новой звонкой пощечиной.

— Если бы все усилия, которые люди тратят на комаров и слепней, да употребить на работу, — философски заметил Саша.

— И что? — спросил доктор.

— Города бы большие построили и хлебов напахали бы, — сказал Саша.

Доктор усмехнулся и ничего не ответил.

— Может, в сторожку заедем напиться? — нетерпеливо предложил Саша.

— Впереди, подальше, родник — надёжней и чище, — сказал доктор, не раз и не два уже проехавший этой дорогой.

Они было миновали жильё лесника, которое стояло несколько в стороне от дороги, когда на крыльцо с поспешностью выскочил человек.

— Эге-ге-эй! — крикнул он. — Погоди-ите! Посто-ойте!..

Саша тпрукнул.

Рослый мужчина, в длинной белой рубахе, в широкой войлочной шляпе «башкирке» и высоких сапогах, с русою, бородой лопатой, энергично шагал от крыльца сторожки к дороге.

— Извините, пожалуйста, сударь, не имею чести вас знать… Однако в беде… проезжий в беде: захромал коняга… А, да, да-да-да! — вдруг прервал он себя, расплываясь широкой ухмылкой. — Да мы с вами знакомцы! Моё почтение, доктор, Иван… позвольте, позвольте, сам вспомню: Иван Петрович!

— Здравствуйте, господин Торбеев, — ответил Баграмов, узнав своего вагонного спутника.

— Терентий Хрнсанфыч, — услужливо напомнил знакомец, пожимая Баграмову руку. — Молодого человека запомнил — Саша… Ну как вы, Саша, вернулись в гимназию? — спросил он.

Кончил, кончил курс науки,
Сдал экзамен в кучера! —

задорно пропел Саша.

— Злопамятный отрок! — отметил Торбеев. — Так я к вам, Иван Петрович, с великой просьбой, с земным поклоном-с: посадите с собою за-ради Христа. Лесной король в собственном королевстве остался пешком средь дороги! И лесника, как на грех, нет в избе. Я верхом в одиночку ехал, а тут чертов пень на пути. Мой Васька запнулся и заднюю ногу испортил, Я его здесь поставил, в сторожке…

— Ну-что же, садитесь, — пригласил Баграмов. — Сашок, забирайся на козлы.

— Я только суму переметную прихвачу, — сказал Торбеев, торопливым шагом направляясь к избе лесника.

Пока они ожидали, комарьё и слепни облепили коня и людей сплошной тучей. Лошадь без устали хлестала хвостом по крупу и отчаянно мотала головой. Саша выпрыгнул из тарантаса, нарвал веток и стал отгонять лесных кровопийц от лошади.

— Вся в кровище! — с жалостью сказал он.

Торбеев вернулся назад с ружьем и перекидной заседельной кожаной сумкой и легко, как юнец, вскочил в тарантас.

— Вот и я! — садясь на охапку сена, сказал он с облегченным вздохом.

Саша взмахнул веткой и тронул вожжи. Лошадь нетерпеливо рванулась вперед от ненасытных врагов. Тарантас опять закачало по выбоинам и корням.

— И черт их поймет, как они возят лес по этой дороге, лягушки проклятые! — выбранился Торбеев.

— Лягушки? — удивился Баграмов.

— Ну да, лягушки — ква-ква! — бельгийцы! Слыхали? Мусью Лувен, сукин сын! Уж сколько пройдох на земле зреть случалось, а такого шельмы и свет не видел! Он нас за негров считает, что ли?! — возмущался Торбеев.

— Мужчина серьезный. Он в Африке был, а вы не бывали. В том его преимущество, — с усмешкой сказал Баграмов.

— Шутки-с! Шутки! — обиделся спутник. — Мы русские люди, Иван Петрович! Может, и ближнего обижаем, может, шкуру сдерём с человека, с другого — две, а двенадцать шкур драть с одного — африканскому людоеду под стать!.. Не-ет, таких у нас нету-с! Я ему докажу, что мы не китайцы! Ев-вропа проклятая!

— А что он, башкир обижает? — спросил Баграмов.

Торбеев откинулся на сиденье и в недоумении сбоку взглянул на доктора.

— Башки-ир?! — переспросил он удивленно. — Да что я, башкирец, что ли?! Чего их жалеть, дикарей?! Он меня самого ободрал, как липку, вот что!

Оказалось, бельгийский завод, хотя имел собственную лесную дачу — покупал лесосеки в дачах Т-орбеева под сплошную вывозку леса на уголь для заводских печей.

Дальние от рек лесосеки с неудобствами вывозки были невыгодны самому Торбееву, они не давали дохода, в них увеличивался ветровал, перестойник, появлялись гниль, сухостой… Сам Торбеев годами уже не бывал в своих дачах на Южном Урале и по докладу своего лесного приказчика согласился на отпуск дров для завода. Только почти два года спустя до него дошел слух, что завод берет его лес из почти сплошного соснового и пихтового бора и, вместо того чтобы жечь на уголь, режет из этого леса шпалы. Первоначально Лувен по этим шпалам провел лишь небольшую железную дорогу на собственный рудник для перевозки руды, потом проложил путь по заводу — для нужд производства. Лувен при этом догадался поставить для пропитки шпал небольшой подсобный заводик, для которого Розенблюм закупил дешевую партию креозота, и теперь бельгийцы уже отправляли шпалы на стройки каких-то железных дорог. Лишь проезжая мимо станции, Торбеев случайно в окно вагона увидел сложенные штабеля приготовленных для отгрузки шпал и, словно что-то кольнуло его, стал выяснять, откуда.

— Зарезал, каналья! Убил! — жаловался он по дороге Баграмову. — Какой лес, какой лес! Без сучка и задоринки — по цене дровяной древесины! Как в Африке, сук-кины дети!..

— А как же вы сами-то не догадались, Терентий Хрисанфович? — с притворным сочувствием спрашивал доктор.

— Ах, чудак человек! Да мне на что опереться?! А у них тут завод!.. Они у меня дрова не то что даром берут, а выходит, ещё с хорошей придачей… Я что? Русский вахлак, а это ко-ло-ни-за-то-ры, спекуляторы, жулики, обдиралы! Вот и еду взглянуть своими глазами, как Европа из жил моих кровь пьёт…

— Хуже расстроитесь. Зачем вам смотреть? — сказал доктор.

— А учиться — учиться надо! Отстали мы от Европы… Конечно, расстроюсь, напьюсь как сапожник с горя, а надо поехать да поучиться!..

Начался спуск. Каменистые скалы мелкими ребрами вели вниз по крутым поворотам, в долину узкой, бурливой речушки. В начале спуска из-под камней бил родник, шумно спадая вниз ледяною струей. Они остановились напиться и набрали в запас родниковой воды.

Отсюда, с площадки, были видны верст на десять вершины деревьев, как море. По горизонту толпой высились горы, замыкая долину. Речка сверкала изгибами между деревьев и снова скрывалась в лесу.

— Вот, изволите видеть, течет через дачу речка: ни черту кочерга, ни богу свечка! — хвастаясь складным словом, сказал Торбеев. — Течет, течет, да под землю — мырь — и ушла! А то и сплавлял бы сам, и на черта сдались мне бельгийцы!.. — Он тяжело вздохнул, точно речка тоже была в числе обидчиков, в чем-то его перехитривших, и глухо добавил: — Когда-нибудь тоже и мы научимся, да со всей России погоним к чертям и лувенов и нобелей… Всех — к чертям!..

— А сначала поучиться надо? — насмешливо спросил доктор.

— Сначала поучимся… Всё же — Европа! — с ненавистью и почтением подтвердил Торбеев. — Деньги делать умеют… Умеют!.. — сказал он. — Вот в Маньчжурии, говорят, леса так леса!.. — после паузы мечтательно протянул он.

— Туда охота? — спросил Баграмов.

— Ещё бы! Амур! Такие плоты спускать можно, что чёрту тошно… Китайцы будут еще подешевле башкир. Ему что — чашку рису на весь день, и сыт!.. Дешёвых работников от себя угонять не расчёт: пусть живут, бога хвалят, трудятся, а то уйдёт и не сыщешь!..

— Пожалуй, вы прибедняетесь все же, Терентий Хрисанфыч, — сказал Баграмов. — Не так-то вы от Лузена отстали: вас в Африку только пусти…

Торбеев будто бы принял эту фразу за комплимент и расхохотался.

— Шутник вы, Иван Петрович! Нам, русским, Африка ни к чему. У нас в своей земле хватает всего — и богатства и, всяких народов. А негры что? Не всякий тот негр, кто чёрен, нам и белые — негры! — Он опять засмеялся, считая, что хорошо сострил. — Вот тут сейчас будет сторожка — лесник живет, Федька Чернов. Вы меня отпустите, он сам свезёт дальше, а мне надо тут поглядеть: на его участке делянки бельгийские. Благодарю, что с собой прихватили. Премного обязан! И вам, молодой человек. До свидания!

Торбеев подхватил свои сумки, ружье, и, спрыгнув так же легко, как вскочил в тарантас, нисколько не чувствуя ни жары, ни слепней, легкой, сильной походкой направился к избушке объездчика.