Димитр Димов - Табак

• Название: Табак
• Автор: Димитр Димов
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1978

Роман «Табак», неоднократно издававшийся на русском языке, вошел в золотой фонд современной болгарской прозы. Глубоко социальное эпическое произведение представляет панораму общественной жизни в Болгарии на протяжении пятнадцати лет – с начала 30-х годов до конца второй мировой войны. Автор с большим мастерством изображает судьбы людей, так или иначе связанных с табачной фирмой «Никотиана».

---

– Как больной?

– Спит, – ответил священник. – Но одно время бредил и кричал. Похоже, у этого человека совесть нечиста.

Эксперт повернулся к коменданту:

– Есть новости?

– Сколько хотите! – с горечью ответил подпоручик. – Русские войска уже вступают в Болгарию, а немцы отходят к Скопле. Сегодня утром образовано правительство Отечественного фронта.

– Откуда вы знаете?

– Сообщили по радио.

– Это хорошо, – успокоился эксперт. – В новое правительство, вероятно, входят члены Земледельческого союза и радикалы.

– Надейтесь на радикалов! – саркастически произнес комендант. – Почему ты не снимешь эти медали, остолоп? – вдруг обратился он к офицеру.

– Не сниму, – мрачно заявил тот.

Это был высокий бледнолицый юноша с модными усиками. Из кармана его гимнастерки торчала авторучка – подарок его величества за усердие при несении караульной службы во дворце.

– Кто поднимет меч, от меча погибнет, – философски заметил священник.

– Молчи, поп!.. – огрызнулся комендант. – Почуял, что тебя резать не станут, и перекинулся на сторону новой власти!

– Да ведь я сам из народа, – ответил священник. – И думаю о своих детках.

– Не угодно ли ракии? – обратился комендант к Костову.

– Нет, спасибо, – отказался эксперт. – Но я бы хотел еще раз поговорить по телефону с Каваллой.

– Безнадежное дело. – Комендант вылил последнее капли ракии из бутылки в свой стакан. – Наши линии связи давно свернуты.

– Знаю, но нельзя ли попытаться через какую-нибудь немецкую станцию?

– Немцы нас уже ни во что по ставят. Отношения довольно натянутые.

– Вы бы попробовали из «библиотеки», – нерешительно посоветовал прапорщик.

– Какой библиотеки?

– Это вертеп! – с возмущением пояснил священник. – Здесь «библиотекой» называют немецкий публичный дом для офицеров… Но вас не пустят – вы штатский.

– Не вмешивайся, поп! – сказал комендант. – А не то скажем попадье, что ты сам узнал туда дорожку.

Подпоручик пьяно рассмеялся.

– Это пустяки, – обратился он к Костову. – Вы можете пройти и в штатском… Если не ошибаюсь, у вас есть пропуск, выданный немецким штабом в Кавалле, верно?

– Да, – ответил эксперт.

– Тогда все в порядке. Этот пропуск годится и для входа в «библиотеку». Вот поужинаем и сходим туда.

– Вы считаете, что мне удастся поговорить по телефону? – спросил Костов.

– Не сомневаюсь, – отметил прапорщик. – Найдем какого-нибудь немца – поможет. У меня там есть знакомые.

Комендант гостиницы поджарил овечьего сыра и предложил гостям поужинать с ним. Он надеялся втайне, что Костов за это щедро угостит его вином в «библиотеке». Прапорщик и священник набросились на еду, а у Костова не было аппетита, и он лишь закусил. Тревожное чувство обреченности и неизвестности полностью овладело им. И среди целого хаоса страхов вдруг выделилось беспокойство за Ирину. Если ему не удастся предупредить ее по телефону, думал он, завтра утром она отправится в Салоники и подвергнется всем опасностям, с какими ввязано это путешествие. Эксперт был немало удивлен, что судьба этой женщины еще волнует его. Но Ирина уже стала для него частью «Никотианы», как папаша Пьер, как Борис, как меланхолический образ Марии.

Пока другие ужинали, эксперт ушел в комнату больного и долго смотрел на его лицо. Борис, недвижимый и бледный, был в полубессознательном состоянии. Волосы у него были мокрые, и грязная наволочка отсырела. Костов коснулся рукой его лба. Лоб был горячий и потный. «Значит, жив», – с облегчением подумал эксперт. Жив Борис, жива и «Никотиана». В это время раздался голос подпоручика, звавшего Костова, – пора было идти.

Втроем они пошли по затемненным улицам к пристани. На черном небе мерцали яркие звезды. Было тепло и неимоверно душно. Время от времени вспыхивали синие фары запоздалого автомобиля. Подпоручик рассказывал неприятную историю про какого-то немецкого майора, которого прошлой ночью убили из засады. Безлюдная улица откликалась на его слова мрачным эхом. Костов заметил при свете звезд, что подпоручик держит руку в кармане, сжимая в ней пистолет. Наконец они подошли к большому трехэтажному зданию, у входа в которое тускло горела синяя электрическая лампочка. Она освещала небольшую вывеску, на которой эксперт прочел безобидную надпись: «Deutsches Hotel für reisende Offiziere».[66] Подпоручик открыл дверь и вошел первым. Они оказались в маленьком вестибюле, из которого широкая лестница вела на второй этаж. Под лестницей стоял столик, возле него в плюшевом кресле дремал лысый фельдфебель в очках. Немец внимательно проверил пропуск Костова, а подпоручика и прапорщика только окинул рассеянным взглядом. Очевидно, он знал их как завсегдатаев этого заведения.

Гардероб был на втором этаже. Обслуживала его толстая размалеванная женщина. Прапорщик небрежно бросил ей фуражку в спросил на ломаном греческом языке; – Капитан Вебер здесь?

Женщина кивнула и указала на дверь.

– Здесь мой знакомый, он вам поможет, – сказал прапорщик.

– Благодарю вас, – ответил эксперт.

Молодой человек задержался у зеркала, чтобы причесать своп каштановые волосы, а Костов и подпоручик вошли в зал. Заведение напоминало обыкновенный бар. У стен стояли столики, большей частью занятые посетителями, в центре было место для танцев. За столиками сидели девушки в длинных вечерних платьях, с накрашенными губами. С некоторыми из них подпоручик поздоровался. Девушки любезно кивнули ему, но при этом ответили непристойной болгарской руганью. Подпоручик посмотрел на Костова и усмехнулся.

– Девушки не виноваты, – объяснил он. – Они уверены, что эти слова по-болгарски означают любезное приветствие и пожелание, чтобы мы хорошо провели время.

– Кто их этому научил? – мрачно спросил эксперт.

– Наши шутники, – ответил подпоручик.

И, восхищенный остроумием шутников, заулыбался.

Костов и подпоручик сели за столик. Грек-кельнер принес карточку вин. Эксперт заказал шампанского. Тем временем прапорщик причесался и, подойдя к одной компании немцев, заговорил с длинным, тонким как жердь немецким офицером – вероятно, капитаном Вебером. Костову показалось, что их разговор тянулся гораздо дольше, чем это было необходимо для того, чтобы получить разрешение на телефонный разговор с Каваллой. Немец угостил молодого человека коньяком, после чего они оба направились к буфетчику и, заказав коктейли, стоя выпили на брудершафт. Компания немцев принялась одобрительно рукоплескать.

– Где служит ваш знакомый? – спросил эксперт.

– Он офицер связи при штабе немецкой дивизии.

– А что означает брудершафт?

– Мне думается, этот юноша решил не возвращаться в Болгарию.

– То есть – дезертировать?

– Ничего другого ему не остается. – Подпоручик нахмурился. – Он участвовал в карательных экспедициях против партизан.

Костова пробрала дрожь. И хотя совесть у него была сравнительно чиста, он повесил голову и задумался, припоминая полузабытые эпизоды большой стачки табачников. Подпоручик тоже задумался – должно быть, также вспомнил какой-то неприятный эпизод из своей служебной карьеры. Впрочем, едва ли нашелся бы в этом баре человек, который пришел бы сюда ради удовольствия, а не затем, чтобы в пьянстве и разврате утопить какую-то душевную боль.

В это время кельнер принес шампанское и налил бокалы. Костов и подпоручик молча чокнулись. Отпили понемногу и закурили. Глаза их неприязненно блуждали по этому невеселому бару. Воздух здесь был насыщен табачным дымом, винными парами, ароматом духов и еще каким-то особенным, противным, сладковатым запахом, который, казалось, распространяли тела обитательниц публичного дома. Время от времени девушки вставали из-за столиков и уходили с посетителями на третий этаж, где они продавали свою любовь по цене, назначенной немецкой комендатурой.

То был час, когда белградское радио обычно передавало песенку про немецкого солдата и уличную девушку у казарменного фонаря. То был час, когда миллионы простых немцев думали о своих семейных очагах и проклинали мир. который лишил их всех радостей жизни, оставив им только мрачное удовольствие разврата.

То был час Лили Марлен, когда Костов позвонил по телефону из унылого бара в Салониках, а Ирина и фон Гайер сидели и курили после ужина в Кавалле. Им захотелось уединиться потому, что уже грохотала буря, грозившая смести мир «Никотианы» и Германского папиросного концерна.

Когда Ирина положила трубку, лицо у нее было напряженное и гордое – лицо женщины, какой она была десять лет назад, когда не выносила лести и подлости. Гордость эта вернула ей былое девичье очарованно, очистила ее взгляд от мути корыстолюбия и алчности. И тогда фон Гайер вдруг понял, почему его волнует эта женщина. Ему показалось, что она обладает чем-то таким, чего жизнь никогда у нее не отнимет. Она ненавидела Бориса, и всякая другая на ее месте даже не вспомнила бы о нем в такой момент. Но это означало бы превратиться в дрянь. Уподобиться тем женщинам, что продают свое тело за деньги. Л Ирина не желала превращаться в дрянь. И этим последним, практически бесполезным решением она спасала свое достоинство в собственных глазах.