Михаил Петров - Пираты Эгейского моря и личность.

• Название: Пираты Эгейского моря и личность.
• Автор: Михаил Петров
• Жанр: Философия

Рукописи, как и книга «Язык, знак, культура», печатаются без сокращений и без изменений. Редакторские примечания, относящиеся главным образом к истории наследия или раскрывающие имена, которые не всегда можно обнаружить в справочниках, вынесены в подстрочник.

М., 1995. 140 с.

---

Вот нам и кажется, что сегодня очень нужна нам «человеческая мифология», и что именно в создании такой мифологии, способной занять место «попа в голове», - задача и смысл существования современного искусства. Но это должна быть именно «человеческая мифология», а не искусство «выразителей», «типов», «собирательных героев». Яркая индивидуальность нам представляется и основной и наиболее перспективной фигурой современности, реальности сегодняшнего и завтрашнего дня, смыслом социалистического реализма, если социализм как реальность намерен всерьез соревноваться с другими типами социальных реальностей и победить в таком соревновании. Именно поэтому канон человека есть вместе с тем и канон искусства - творческая деятельность, способная помочь человеку разобраться в окружающем его мире человеческих отношений, и стать целью среди целей, человеком.

2.12.68

Пираты Эгейского моря и личность

Кто ж вы, скажите? Откуда к нам прибыли влажной дорогой? Дело ль какое у вас? Иль без дела скитаетесь всюду. Взад и вперед по морям, как добычники вольные, мчася, Жизнью играя своей и беды приключая народам?

(Одиссея, Ш, 71-74)

С тех пор как Шлиман поверил Гомеру и раскопал Трою, а особенно в последние годы, после работ Вентриса по линейному письму В загадка античности - «греческого чуда» стала во многих отношениях еще более загадочной: обнаружился очевидный и вместе с тем малопонятный срыв преемственности развития в хронологических рамках между II тысячелетием до н.э. и IX-VIII вв. до н.э. Срыв прослеживается по многим социальным характеристикам: исчезают некоторые профессии, ощутимо меняется или сдвигается производственная терминология, словно сквозь землю проваливаются крупномасштабные социальные структуры вроде Кносса и Пилоса. Даже принцип кровно-родственных отношений, по которому традиционно мыслился переход от родового к рабовладельческому строю несет следы прерванности, и Нестор, например, предлагая Агамемнону построить воинов по племенам и коленам - KSTvav8e»xK»TOi(puXoi, ката (реитео (Илиада, II, 362), - преподносит эту естественную, казалось бы, с точки зрения родовых отношений, структуру как тактическую новинку и собственную выдумку, за что тут же удостаивается высшей похвалы «пастыря народов» Агамемнона:

Всех ты ахейских мужей побеждаешь, старец, советом! (Илиада, II, 370).

Но, пожалуй, наиболее наглядным и в какой-то мере ключевым показателем срыва может служить судьба письменности. Расшифровки Вентриса предполагают фонетическое единство, неизменный фонетический субстрат для слогового линейного письма В и для появившейся где-то в IX-VIII вв. до н.э. греческой алфавитной письменности. Поскольку расшифровка оказалась удачной и значительная часть табличек Кносса и Пилоса прочитана, тезис о единстве фонетического субстрата следует считать доказанным, то есть приходится признать, что и во времена Миноса, и во времена Соломона бассейн Средиземноморья или, во всяком случае, бассейн Эгейского моря использовал один и тот же язык, близкий к греческому «койнэ».

Из этого факта, если считать его доказанным, а успех Вентриса исключает какие-либо другие объяснения, вытекает ряд неожиданных и далеко идущих выводов, которые не только подтверждают наличие срыва в социальном развитии, но и проливают свет на механизм этого срыва, формируют новую точку зрения на сам характер социальности, которая складывалась на побережье и островах Эгейского моря где-то между XV и IX вв. до н.э. В порядке рабочей гипотезы мы дадим этому типу социальной структуры название «человек-государство» в отличие от других типов государства и прежде всего в отличие от полиса - «городагосударства». Но прежде чем рассматривать значение термина «человек-государство» в общей форме, нам следует разобраться в специфике некоторых частных процессов.

1. Письменность и грамотность

Исчезновение письменности между XV и IX вв. до н.э. подтверждается множеством фактов и в частности полным разрывом графики. Возрожденная греческая письменность использует иную графическую систему, чем минойскомикенская, заимствует графический материал у семитов. Меняются и сами принципы письма: вместо слоговой записи возникает алфавитная, особого рода запись, в которой фиксируются не только согласные, но и гласные фонемы. Сам процесс заимствования графического материала обнаруживает характерную деталь: греки используют чужой знак только в диакритической функции, не обращая внимания на связь с фоменой: такие семитские согласные, как «алеф», «хе», «вав», «айн» стали у греков гласными.

Невозможно представить преемственный процесс эволюции графики от знаков линейного письма к греческому алфавиту, поэтому приходится предполагать либо сосуществование двух видов письменности, либо же хронологический их разрыв: гибель одной и возникновение другой. Нет данных в пользу первого предположения, но есть множество данных в пользу второго. Решающим, например, можно считать то обстоятельство, что герои «Илиады» и «Одиссеи» все поголовно грамотны, и в поэмах есть лишь одно упоминание о письменности в известной истории с юношей Беллерофонтом, напоминающей библейский сюжет с Иосифом. По наговору жены Прет отсылает юношу:

В Ликию выслая его и вручил алосоветные знаки, Много на дщице складной начертав их, ему на погибель Дщицу же тестю велел показать, да от тестя погибнет. (Илиада, VI, 168-170).

Здесь только слова: отката.. .уЕауоеутауата (знаки... написав на дощечке) несомненно свидетельствуют о том, что речь идет о письменности и что письменность как социальный институт известна героям поэмы, но о каких именно знаках идет речь и какая имеется в виду письменность, из текста неясно. Упоминание «дощечки» можно, правда, соотнести с минойско-микенским способом письма или, вернее, с реминисценциями по поводу этого способа. Тут же, во избежание недоразумений, полезно напомнить, что поэмы Гомера хранились в устной традиции, впервые часть из них была записана Аристотелем для Александра, а известный нам канонический вариант появился лишь в III в. до н.э.

Письменность крито-микенского периода была по преимуществу «канцелярской» и даже в общем-то «бухгалтерской»: подавляющее большинство табличек Кносса и Пилоса связано с централизованным распределением рабочей силы и с централизованным снабжением, то есть представляют из себя наши «накладные». Возможно, что нерасшифрованные пока таблички содержат записи ритуальных процедур, дипломатическую переписку, движение законодательства, хотя последнее было бы не очень естественным: малоподвижный закон незачем фиксировать. Все области применения письменности связаны здесь с управлением, стабильным по форме и содержанию, что превращает письменность в профессию, а ее исполнителей в писцов-профессионалов Становлению письменности как профессии узкого круга лиц, причем профессии, как правило, наследственной, способствовала сложность графической системы и сложность самой техники письма. Оба линейных варианта ( А и В) содержат идеограммы, хотя мы и не знаем точно их количества. В близком по типу египетском письме содержалось около 600 идеограмм-иероглифов, число достаточное для строгой самоизоляции письменности в наследственный профессиональный навык.

Сравнивая Спарту и Египет, Геродот отметил: «Следующая черта свойственна лакедемонянам и египтянам: их глашатаи, флейтисты и повара наследуют занятия отцов, так что сын флейтиста становится флейтистом, сын повара - поваром, а сын глашатая - глашатаем; другие при всей звучности голоса не могут их вытеснить, так как свои обязанности они исполняют по праву наследства» (История, VI, 60). Он мог бы отметить эту черту близости и для писарей Кносса и Пилоса. Исследование «почерка» табличек показывает, что Пилос, например, имел около 40 писарей, труд каждого был специализирован в духе традиций современной бюрократии, где всяк занят «своим» особым кусочком дела. Форма письма напоминала нашу «форму отчетности», бланк, то есть была предельно стандартизирована: в Пилосе, жизнь которого была прервана пожаром, обнаружены таблички-заготовки, в которых нет только цифр, чтобы они могли стать документами.

Первые памятники алфавитной письменности относятся к VII в. до н.э., и они-то как раз показывают, насколько к этому времени изменилась сама концепция письменности и сфера ее употребления. Геродот, например, приводит в «Истории» (V, 59-61) древнейшие эриграммы - надписи на предметах - вроде надписи на треножнике в храме Аполлона в Фивах:

Амфитрион поставил меня, победив телебеев.

Надпись выполнена «кадмическим» шрифтом, что, по мнению Геродота, говорит о ее глубокой древности, так как, по преданию, греки заимствовали графику у финикийцев, которые пришли с Кадмом в Беотию. К этой новой сфере употребления письменности принадлежат и многочисленные эпитафии, надписи на статуях и других предметах, в которые уже в конце VII в. до н.э. врывается гражданская тематика. Архилох, например, известен как автор эпиграммы на гетеру Пасифилу: