Берта Порозовская - Александр Меншиков. Его жизнь и государственная деятельность

• Название: Александр Меншиков. Его жизнь и государственная деятельность
• Автор: Берта Порозовская
• Издательство: 3bd93a2a-1461-102c-96f3-af3a14b75ca4
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

---

Как бы то ни было, смерть царевича избавила князя от большой заботы. Отношения его с царем также улучшились. В 1719 году он был назначен президентом новоучрежденной военной коллегии с чином контр-адмирала белого флага. Правда, тут же была назначена новая комиссия для расследования злоупотреблений его, Апраксина и Долгорукова. Сенат, пользуясь отсутствием государя, повелел, чтобы князь и Апраксин отдали свои шпаги и ждали дальнейших приказаний. Но дело, по обыкновению, кончилось только штрафом (в 100 тысяч рублей). Любопытно, что в то самое время, когда Меншикова хотели посадить под стражу (его спасло только ходатайство Екатерины, просившей сенат дождаться приезда государя), сам Петр, посетив устроенные Меншиковым Петровские заводы и найдя их в образцовом порядке, написал князю самое задушевное благодарственное письмо.

Так же мало последствий имело для него знаменитое Почепское дело, по поводу которого ему пришлось столкнуться с другим заслуженным деятелем того времени – вице-канцлером бароном Шафировым, подобно ему человеком худородным, взятым Петром с улицы. Сущность дела в немногих словах такова: когда после полтавской победы новому атаману Скоропадскому предстала необходимость одарить сподвижников Петра за труды, понесенные ими при изгнании шведов из Малороссии, то наиболее ценный подарок, конечно, получил Меншиков, как наиболее отличившийся в Мазепинском деле взятием Батурина. Ему были отданы две гетманские волости – Почепская и Ямпольская со всеми принадлежащими к ним крестьянскими поселениями. Но князь этим не удовлетворился и стал настаивать у Скоропадского, чтобы ему отданы были и казаки всей сотни. Удовлетворить эту просьбу значило стать в противоречие со всем складом народных понятий, по которым казак был синонимом свободного человека, обязанного нести только военную службу. И тем не менее гетману пришлось исполнить и эту просьбу всесильного князя. Спустя какое-то время новые требования со стороны последнего – отдай ему и смежную с Почепской Храповскую волость: дали ему и Храповскую. Но и этого оказалось Меншикову мало; захотелось ему спрямить границы Почепской волости, и он просит Скоропадского сменить ему некоторые почепские земли на соседние стародубские, чтобы сделать свою волость круглее. Но комиссары князя, вместо замены, только прирезывали себе большие угодья и наносили обиды обывателям смежных сотен. Одолеваемый жалобами стародубцев гетман принужден был, наконец, и сам пожаловаться на князя в Петербург. Петр решил дело тем, что велел отдать Меншикову только то, что подарено ему было гетманом после Полтавской битвы, и послать комиссаров для нового обмежевания земель. Но тут со стороны чиновников, подкупленных Меншиковым, пошли новые неправильности и притеснения для жителей. В сенате сторону князя держал обер-прокурор Скорняков-Писарев, а против него выступил Шафиров. Последнему удалось одержать верх. Но при тогдашней общей легкой нравственности в служебных отношениях Шафиров скоро сам дал оружие в руки врагам. Он позволил себе употребить свое сенаторское влияние для того, чтобы брату его было выдано лишнее жалованье при переходе из одной службы в другую. В другое время дело могло бы легко сойти с рук. Но теперь Скорняков-Писарев, конечно, не замедлил воспользоваться его промахом и протестовал против незаконности дела. В довершение всего Шафиров, человек вспыльчивый и невоздержанный на язык, скоро сделал новый, еще более крупный промах. В сенате слушалось дело о почте, которая находилась под его ведением. По указу, когда разбиралось дело, касавшееся кого-нибудь из сенаторов, тот должен был на это время выйти из сената. Но Шафиров, зная, что остаются его враги, не захотел выйти. Это подало повод к самой неприличной и пошлой перебранке между ним, Меншиковым и другими сенаторами, а по возвращении Петра, находившегося в это время в персидском походе, Шафиров был предан суду за ослушание царского указа, за выдачу лишнего жалованья брату и за трату государевых денег на свои расходы во время поездки во Францию. Суд приговорил его к смертной казни. Правда, приговор этот не был приведен в исполнение. В последнюю минуту, когда над головой несчастного уже взвился топор, Петр, из уважения к его прежним заслугам, помиловал его, заменив казнь ссылкой. Но Меншиков, несмотря на доказанные злоупотребления его по Почепскому делу, опять вышел сухим из воды. Он принес повинную, Екатерина по обыкновению замолвила за него словечко, и Петр простил его, хотя и сказал при этом жене: “Меншиков в беззаконии зачат, в гресех родила мать его, и в плутовстве скончает живот свой, и если не исправится, то быть ему без головы”. Но тут как раз Данилыч заболел, и царь не утерпел и написал ему ласковое письмо как ни в чем не бывало.

Однако в последний год царствования Петра положение князя серьезно пошатнулось. Вследствие обнаруженных злоупотреблений в военной коллегии Петр отнял у него президентство и передал его другому. Это было особенно чувствительное наказание для самолюбивого князя, который до сих пор еще ни разу не был лишен ни одной из своих многочисленных должностей. А тут и над его союзницей Екатериной, недавно только коронованной императрицей, стряслась беда. После известной Монсовой истории в отношениях супругов стало заметно сильное охлаждение. Вообще, император, под влиянием ухудшающегося здоровья и разочарований во всех окружающих, стал необыкновенно раздражителен и, по-видимому, не намерен был более щадить никого. При первом новом проступке князю бы, наверное, уже несдобровать.

И вот, в то самое время, когда долготерпение императора истощилось и черные тучи, до сих пор проносившиеся мимо баловня счастья, того и гляди должны были разразиться страшной грозой, Петр, давно уже прихварывавший, опасно заболевает и в ночь с 27 на 28 января 1725 года умирает.

Императора не стало. Великий Преобразователь России, пожертвовавший сыном для того, чтобы обеспечить судьбу своих реформ, издавший с этою же целью закон, уничтожавший прежний порядок престолонаследия и предоставлявший каждому монарху право назначать себе преемника по собственному выбору, умер, не успев воспользоваться этим правом. Новая страшная опасность для Меншикова. В глазах народа единственный законный наследник престола был сын несчастного царевича Алексея, малолетний Петр Алексеевич. Но допустить избрание последнего значило передать власть в руки прежних приверженцев Алексея, партии родовитых вельмож с Голицыными и Долгорукими во главе, не столько ненавидевших реформы Петра, сколько вызванную последними на сцену толпу выскочек и во главе их Меншикова. Всемогущему до сих пор временщику такой оборот дела грозил прямой неминуемой гибелью, и понятно, что вся его энергия, вся изворотливость его ума должны были обратиться на то, чтобы доставить престол другому претенденту – Екатерине, недавно только коронованной императором и этим как бы косвенным образом предназначенной им своей преемницей. Правда, при дворе всем было известно, что если у императора и было подобное намерение, то после Монсовой истории он во всяком случае переменил его, так как Екатерина находилась в явной немилости; правда, ее не любили в народе, как иноземку, да и само возведение на престол женщины было явлением небывалым на Руси. Но для Екатерины, как и для Меншикова, не было другого выхода – она должна была искать короны, не только из честолюбия, но и по чувству самосохранения, потому что одолей противная партия, – ее и ее дочерей постигла бы участь первой жены Петра: заточение в монастырь. В этом отношении Меншиков не был один, и хотя партия великого князя и при дворе была более многочисленна, насчитывая в своей среде всех родовитых людей, но зато партия Екатерины была лучше представлена качественно. На ее стороне были все, имевшие личные причины опасаться восшествия на престол сына Алексеева.

Таковы были Толстой, главный виновник несчастья царевича, таковы были все новые худородные люди, все выскочки, которым грозило возвращение к прежней безвестности: Ягужинский, Макаров, Девьер и др.; такова была партия герцога Голштинского, нареченного жениха Анны Петровны, во главе которой стоял хитрый, изворотливый министр герцога Бассевич. Наконец, к приверженцам Екатерины должно было принадлежать большинство членов синода, учреждения, вызванного к жизни Преобразователем, и в особенности знаменитый Феофан Прокопович, подписавший смертный приговор Алексею. Все это были люди, способные, энергичные, недаром выдвинутые Петром и к тому же воодушевленные сознанием грозящей им опасности, тогда как представители противной партии были люди не только менее способные, но и менее заинтересованные в успехе: в случае неудачи им не грозила такая опасность, какая грозила главным сторонникам Екатерины.

Таковы были две партии, существовавшие при дворе в момент смерти Петра. Смерть эта была так неожиданна для всех, что никто не успел надлежащим образом приготовиться к ней. О каких-либо мерах для обеспечения великого князя мы ничего не знаем. Приверженцы его, вероятно, надеялись, что достаточно исчезнуть Петру и оказанному им давлению, чтобы естественные симпатии большинства вышли наружу и вызвали реакцию против его системы и особенно против иноземцев. Даже когда болезнь императора приняла безнадежный характер, они не решались принять какие-нибудь серьезные меры из страха, что Петр может все-таки оправиться. Гораздо выгоднее было положение Меншикова и его товарищей. На их стороне была сила, они занимали важнейшие места в государстве и могли действовать без опасений. И действительно, в последние дни Меншиков, в сообществе Бассевича и Толстого, обнаруживает кипучую деятельность. Гарнизон и войска, не получавшие жалованья за 16 месяцев, были удовлетворены; казна отправлена в крепость, комендант которой был креатурой князя; разосланы указы, чтобы войска, находившиеся на работах, возвратились к своим полкам, под предлогом, чтобы они могли молиться за императора; в столице стража удвоена на всех постах, и отряды пехоты двигались по улицам для предупреждения волнений. В то же время старшие офицеры обоих гвардейских полков (из которых шефом одного был сам Меншиков, а другого – генерал Бутурлин, принадлежавший к той же партии), любивших императора до обожания и переносивших и на его супругу часть этой привязанности, и многие другие влиятельные светские и духовные лица были приглашены явиться во дворец в ночь с 27 на 28, чтобы сообщить им план о возведении на престол Екатерины. Последняя сама вышла к ним, оторвавшись от смертного одра умирающего императора, и со слезами на глазах заговорила о правах, данных ей коронованием, о несчастиях, могущих обрушиться на монархию под управлением ребенка, уверяя при этом, что не только не думает лишить великого князя короны, но сохранить ее для него и возвратить, когда небу угодно будет соединить ее с супругом. При этом не были забыты обещания повышений и наград, а для желающих воспользоваться ими тотчас же приготовлены векселя, драгоценные вещи и деньги. Такие веские аргументы подействовали, и все клятвенно обещали поддержать ее права на престол. После этого Меншиков, Бассевич и кабинет-секретарь Макаров совещались еще с час о том, что остается делать. Решено было не прибегать к насилию, а оказать только нравственное давление на противников, чтобы избрание императрицы имело характер свободного решения. Рассчитывали, что одно присутствие войска подействует на собрание устрашающим образом.