Николай Суханов - Записки о революции

• Название: Записки о революции
• Автор: Николай Суханов
• Жанр: История

Несмотря на субъективность, обусловленную политическими взглядами автора, стоявшего на меньшевистских позициях, «Записки о революции» Н.Н.Суханова давно признаны ценным источником по истории революционного движения в Петрограде в 1917 году.

Мемуары помимо описания масштабных событий содержат малоизвестные факты о закулисных сторонах деятельности мелкобуржуазных партий, остроумные характеристики политических деятелей, любопытные наблюдения о быте, нравах психологии людей того времени.

Издание рассчитано на всех, кто интересуется историей России.

---

И так продолжалось всю ночь и все утро. Только в семь часов утра, когда была занята телефонная станция, были выключены телефоны штаба. Вот вам в отместку за такую же операцию над Смольным!.. В общем, это было совсем не серьезно. Но, во всяком случае, мы запомним абсолютно достоверный факт. Керенский (как и все министры на своих квартирах) мог быть захвачен в штабе без малейшего труда и препятствия. Это можно было, конечно, сделать и раньше: сейчас я разумею период после начала решительных боевых действий…

Ранним утром войска стали располагаться цепями по некоторым улицам и каналам. Но артиллерии тут не было. И самый смысл этой операции был более или менее неясен. Идея, казалось бы, должна была заключаться в том, чтобы осадить Зимний и расположенный рядом Главный штаб. Но этого, во всяком случае, не было достигнуто. Цепи в том виде, как я лично видел их, не были боевой, а скорее полицейской силой. Они не осаждали, а в лучшем случае оцепляли. Но и эта полицейская задача выполнялась ими очень слабо, без малейшего сознания смысла операций.

В пять часов утра Керенский вызвал в штаб военного министра Маниковского, которому пришлось ехать с Петербургской стороны. У Троицкого моста автомобиль беспрекословно пропустили. У Павловских казарм задержали. Генерал пошел объясняться в казармы. Там перед ним извинились и заявили, что он может ехать дальше. То есть может ехать в штаб и принимать свои меры к разгрому восстания.

В девять часов утра Керенский спешно вызвал в штаб всех министров. У большинства не оказалось автомобилей. Явились Коновалов и Кишкин, а потом подоспел Малянтович. Штаб по-прежнему никем и никак не охранялся. В подъезд входили и из него выходили сплошные вереницы военных людей всех родов оружия. Что это были за люди и зачем они шли – никому не было известно. Никто не требовал ни пропусков, ни удостоверений личности. Все входившие могли быть агентами Военно-революционного комитета и могли в любую секунду объявить Главный штаб перешедшим в руки Смольного. Но этого не случилось.

В штабе находится глава правительства, но проходящие люди не знают, где он, и им не интересуются. Должен знать дежурный офицер, но его нет на своем месте. К услугам проходящих только его стол, заваленный бумагами. Но нет желающих ни унести бумаги, ни положить бомбу, ни произвести что-либо противоправительственное…

Керенский пребывал в кабинете начальника штаба. У дверей ни караула, ни адъютантов, ни прислуги. Можно просто отворить дверь и взять министра – кому не лень.

Керенский был на ходу, в верхнем платье. Он собрал министров для последних указаний. Ему одолжило автомобиль американское посольство, и он едет в Лугу, навстречу войскам, идущим с фронта для защиты Временного правительства.

– Итак, – обратился Керенский к Коновалову, – вы остаетесь заместителем.

Глава правительства вышел, сел в автомобиль и благополучно выехал за город, легко миновав все цепи. А министры спрашивали друг друга: разве в самом Петербурге нет верных войск?.. Но этого министры не знали. А какие же войска идут на помощь и сколько их? Этого также не знали: кажется, батальон самокатчиков… Глава правительства, оставляя столицу, скачет навстречу батальону самокатчиков, который должен спасти положение. Плохо!..

Но где командующий войсками? Где начальник штаба? Что они делают? Ведь у них должны быть сведения о верных войсках. Они должны доложить, что делается и что может быть сделано для подавления мятежа. Надо призвать их. Если их нет, то их помощников. Если уже никого нет, то, видимо, министрам надо самим взяться за оборону. Может быть, министры разъедутся по юнкерским училищам и по более надежным частям, чтобы побудить их выступить? Ведь так делали не менее штатские члены ЦИК в критические моменты. Может быть, они еще соберут тысячу-две юнкеров и офицеров, несколько броневиков, разгонят цепи, освободят занятые пункты, сделают попытку штурмовать Смольный, выступят на митинге в Петропавловке и мирно отвоюют крепость. Все это очень трудно. Но что же делать? Другой выход – сдаться. Но сдаться нельзя: Керенский и самокатчики могут скоро выручить. Тогда третий выход – скрыться и подождать помощи.

Однако министры пошли по четвертому пути. Они единодушно решили, что надо в Зимнем собрать весь кабинет и устроить заседание. Поехали в Зимний, стали вызывать коллег. Через час коллеги явились, кроме Прокоповича, который почему-то был арестован на извозчике, но через несколько часов был освобожден. Стали заседать. Взвешивали шансы. Шансов, казалось, немного, но положение отнюдь не было признано безнадежным.

Было очевидно: надо назначить кого-нибудь для единоличного верховного руководства «подавлением» и обороной. Военный министр заранее отказался. Начальствующие лица округа пребывали неизвестно где и делали неизвестно что. Назначили Кишкина. Составили указ Сенату (не как-нибудь!) и подписали его по очереди все. Кишкин сейчас же ушел в штаб.

Вход и выход в штабе и в Зимнем были по-прежнему свободны для желающих. Кишкин сейчас же принялся за дело. Он стал писать приказы. Он назначил своими помощниками двух штатских, но энергичных людей с первоклассными революционными именами: это были Пальчинский и Рутенберг (друг и alter ego[178] Савинкова, только что претерпевший большой скандал с кадетствующими эсерами из городской думы)… Кишкин писал дальше: на основании указа и т. д. он, Кишкин, вступил в должность. На основании и т. д. командующего войсками округа Полковникова уволить. На основании и т. д. на его место назначить Багратуни.

Какие еще меры приняты Кишкиным, история нам не сохранила. Может быть, были вызваны к Зимнему все группки юнкеров. Тех, кто пришел, оказалось не так уж мало. Кажется, было по две роты Павловского и Владимирского военных училищ, две роты ораниенбаумских прапорщиков, две роты Михайловского артиллерийского училища с несколькими пушками, две сотни каких-то казаков, женский батальон. Для всего города это было очень мало. Но для защиты одного пункта это было очень хорошо. По мере того как к Зимнему стягивались со всего города эти группки. Зимний переставал быть беззащитным. А так как там собралось теперь Временное правительство, то он требовал теперь осады и штурма. По халатности Смольного положение теперь существенно изменилось.

Но Главный штаб по-прежнему оставался без всякой охраны… Часа через полтора-два Кишкин вернулся из штаба в Малахитовый зал, где заседали министры. Чем же они занимались в это время? Они составили и сдали в печать обращение к армии и к стране. Оно было весьма общего и расплывчатого содержания; политика перемешивалась со стратегией, а в результате министры, ссылаясь на ЦИК, требовали от фронта «решительного отпора изменнической агитации и прекращения бесчинств в тылу». Эта литература, конечно, годилась только от нечего делать…

Потом стали обсуждать, что же предпринять дальше. Разойтись ли или заседать тут? Решили, против двух, заседать тут, и притом непрерывно, впредь до окончательного разрешения кризиса.

Но о чем же разговаривать? Разговаривать не о чем. Разве только вести совершенно приватные беседы… Третьяков, сидя на диване, стал жаловаться и негодовать на то, что Керенский бежал и всех их предал. Другие возражали. Ну, зачем же такие резкие выражения!..

Вернувшийся Кишкин доложил: положение неопределенное. Помощник Пальчинский смотрел на дело более оптимистически: большевики не переходят в наступление; может быть, все дело ограничится угрозой; стягиваются главным образом красноармейцы; их, пожалуй, без большого труда можно будет разогнать.

Большевики действительно не наступали. В первом часу их цепи были все в прежнем виде и положении. Доступ в Зимний был свободен: его не осаждали. Министров даже посещали гости, хотя и скоро благоразумно удалялись (например, Набоков). Положение как будто все еще не было безнадежным…

Однако никаких активных действии «законная власть» не предпринимала. Во дворце и у дворца было шесть пушек и около тысячи людей. Может быть, для павловцев, только что извинявшихся перед военным министром вместо того, чтобы арестовать его, и для слабой цепи, стоявшей на Мойке, было достаточно одного удара? Полуфиктивный успех создал бы моральный перелом. Ведь гарнизон совершенно не был испытан, не видев никакого сопротивления. Устройте хоть демонстрацию! Дайте пару холостых выстрелов! Может быть, разбегутся так же, как в июльские дни. Неужели в Петербурге нет к услугам кадетов и биржевиков двух-трех лихих генералов или полковников, способных схватить военную ситуацию и использовать юнкеров? Невероятно! Однако не было предпринято никакого активного шага…

Между тем время было едва ли не упущено. Это надо было сделать тогда, когда писались воззвания, приказы самим себе и указы Сенату. А теперь, в первом часу, на Николаевской набережной стал высаживаться транспорт кронштадтцев. Вместе с ними на помощь крейсеру «Аврора» пришли из Кронштадта три или четыре миноносца и стали рядом на Неве, у Николаевского моста. Это была первая серьезная боевая сила Смольного, которая заведомо могла выдержать сопротивление и могла преодолеть его в активных операциях.