Кнут Гамсун - Бенони

• Название: Бенони
• Автор: Кнут Гамсун
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-280-01701-9,5-280-01700-0

В романах «Бенони» и «Роза» нашло свое отражение сформировавшееся как раз к этому моменту твердое убеждение автора в необходимости для современного человека вернуться к патриархальным формам жизненных отношений.

Гамсун в дилогии вновь встречается с персонажами своих ранних произведений, с торговцем Фердинандом Маком, уже знакомым читателям по роману «Пан». Он – типичный представитель старых добрых времен, когда в поселках и городках Норвегии крупные торговцы, матадоры, царили безгранично и обладали властью даже большей, чем представители государства.

Гамсун с мягкой иронией, но и с уважением изображает этого умного и циничного человека, но чувствует, что время его уже проходит.

Главный герой первой части дилогии – Бенони Хартвигсен, удачливый и добродушный рыбак, простой человек из народа, не обладающий никакими особыми достоинствами. Ему просто посчастливилось загнать в свой невод огромный косяк сельди, с чего и началось его возвышение. Его успех – дело случая, а в сущности он совершенно бессилен перед Маком, распоряжающимся всем в рыбачьем поселке Сирилунн.

Жизнь в этом романе Гамсуна словно бы застыла на нарисованной им картине идеальных, как ему кажется, старых времен, но именно в этом и заключен смысл «Бенони»: ведь такая народная жизнь и есть альтернатива бессмысленному существованию его прежних героев.

Будур Наталия - «Гамсун. Мистерия жизни»

---

— И вопрос такой: а тянет ли имущество, под которое вы давали деньги, на двадцать три тысячи? — сказал помощник ленсмана.

Бенони задумался.

— Нет, — ответил он, подумав, — не тянет.

— Кстати, так же думаем и мы оба, ленсман и я. Мы об этом потихоньку переговорили. Двадцать три тысячи — это немыслимо.

— А законно ли поступил Мак?

— Это как посмотреть. В бумаге сказано: Мак получил пять тысяч под залог того-то и того-то. Вы ведь признали данный залог?

Но Бенони уже не слушал, что говорит помощник ленсмана, он перебил вопросом:

— А кто же всё-таки Свен Тоде? Это законное имя?

После подробного объяснения помощник ленсмана приходит к выводу, что подпись уполномоченного вполне законна, хоть он и не судья, чего нет, того нет.

— Двадцать три тысячи! — промолвил Бенони. — Уж лучше иметь меньше, но чтоб оно было твоё... — Тут он вдруг вспомнил про собственные пять тысяч, которые теперь можно считать утерянными, поднялся, постоял минутку с бледным и растерянным лицом, глядя на никчёмную бумагу посреди стола, а затем снова сел.

— Может, он немного позже и заплатит вам, — сказал помощник ленсмана, чтобы как-то утешить Бенони.

— Где он возьмёт деньги? Да ему даже одёжа не принадлежит, которую он носит. Уж лучше иметь меньше, но чтоб... Подлец этот Мак, скажу я вам.

— Но так говорить не полагается. И потом он, может быть, всё-таки заплатит...

— Подлец и подлец!

Обозначение было крепкое и вполне подходящее. Вдобавок оно как-то принижало надменного Мака, вот почему Бенони произносил его от всей души.

— Но, может быть, он заплатит, — пытался успокоить его помощник ленсмана и встал: он хотел уйти.

Но Бенони не помнил себя от возбуждения.

— Да с ним просто связываться нельзя. Такого человека надо просто выплюнуть, словно какую гадость изо рта, и сказать: тьфу на тебя!

Оставшись один, Бенони задумался, как ему теперь быть. Он решил прямиком отправиться к Маку и разобраться с ним. Бенони сунул закладную в карман и пошёл в Сирилунн. По дороге он решил для начала повидать Свена-Сторожа.

Но бедному Свену и самому приходилось несладко, поэтому он навряд ли мог сегодня кого-нибудь утешить. И виновата во всём опять была горничная Эллен.

Вчера вечером Свен стоял и разговаривал со своей подружкой, но тут её вызвали к Маку, тот собирался принять ванну. Свен хотел удержать её и сказал: «Да пусть раз в жизни сам искупается, ты-то тут при чём?». Но Эллен лучше знала, при чём, и вырвалась от него. Свен тихо пошёл следом, задержав дыхание, стоял перед покоями Мака и слушал в оба уха.

А утром он перехватил Эллен и спросил:

— Мак уже встал?

— Нет.

— Ты его вчера мыла?

— Да, я растирала ему спину полотенцем.

— Ты лжёшь! Я стоял в коридоре и всё слышал.

Молчание.

— Всем я понадобилась, — сказала Эллен тихим голосом. — Прямо с ума посходили.

— А сбежать от него ты не можешь?

— Как же я сбегу? Я же должна тереть ему спину.

Ярость охватила Свена, он фыркнул и закричал:

— Свинья ты, больше никто.

Она слушала его слова, широко распахнув глаза и подняв брови, казалось, будто брань Свена кажется ей невероятной.

— Дождёшься, я ещё всажу в тебя нож.

— Да не будь же ты такой сердитый, — сказала она умиротворяющим тоном, — дай срок, он ещё оставит меня в покое.

— Не оставит.

— А сам ты с Брамапутрой? — спросила она. — Уж эта мне кучерявая Брамапутра, — презрительным тоном добавила она.

Свен-Сторож повторил свой вопрос:

— Мак встал?

— Нет!

— Я с ним поговорю в конторе.

— Не смей, — сказала Эллен и начала его отговаривать. — Ты принесёшь несчастье нам обоим.

Свен бы и промолчал, но как на грех ему поручили сушить купальную перину Мака, и за этим занятием он крайне разгорячился. Свен упустил из виду, что принят сюда работником на подхвате и, следовательно, его могут приставлять к любой работе.

Когда Мак пошёл к себе в контору, Свен последовал за ним, разгорячённый, не владея собой. И сразу перешёл к делу: его звать Свен Юхан Чельсен, по прозвищу Свен-Сторож, он хочет жениться на горничной Эллен, поэтому он не желает, чтобы Эллен терла Маку спину, а сам он не желает сушить его перину после купания...

— Понимаете, я не желаю, чтобы она была вашей свиньей, не будь я Свен Юхан Чельсен. А так меня зовут. А ежели вам угодно знать, откуда я родом, так я из города. Да. Из города, если вам интересно знать.

Мак неторопливо поднял стальные глаза от своих бумаг и спросил:

— Как тебя звать, ты говоришь?

Свен растерялся, повторил вопрос, а потом ответил:

— Как меня звать? Свен Юхан Чельсен. Или по-другому Свен-Сторож.

— Ладно, можешь идти работать.

Свен успел уже взяться за дверную ручку.

— Нет, — сказал он, — работать я не пойду.

— Ладно, тогда можешь получить расчёт.

Мак взял перо, подсчитал, достал деньги и заплатил, после чего распахнул дверь.

Свен-Сторож заворчал, но ушёл.

Однако постояв малость с шиллингами в кармане и с отчаянием в душе, он наведался к водочной стойке и опрокинул несколько хороших рюмашек. Отчего снова почувствовал себя храбрым и сильным, поднялся в людскую, начал шуметь и задираться с другими батраками, пробился к двум старикам, Фредрику Мензе и Монсу, которые теперь оба не вставали с постели, ели, что им дадут, и болтали, будто настоящие люди.

— А ну, вставайте да нарубите дров, — сказал им Свен. — А я отсюда ухожу.

— Ухожу, — сказал вслед за ним Фредрик Менза.

— Заткнись! — крикнул Свен. — Ты встанешь, наконец, или нет? Может, бедняжке Эллен вместо тебя идти в сарай?

Фредрик Менза всё лежит, в бороде у него крошки, и он с серьёзным видом о чём-то думает, а потом говорит:

— Три мили до «Фунтуса».

— Ха-ха-ха, — откликается Монс со своей постели.

Бедняжка, у него тоже, верно, были свои радости.

Вот сейчас ему, например, показалось, что стена такая длинная-длинная и доходит до самого потолка...

Свен вернулся в людскую, распевая и произнося громкие слова о том, чем он намерен теперь заняться:

— Не стану я сушить его перину, ни в жисть не стану. А знаете, что я вместо этого сделаю? Ничего-то вы не знаете, вы ведь всё равно как звери. А я буду петь. Подойдите-ка поближе, и споём вместе.

В людскую набилось много народу. Свен позволил себе оторвать их всех от работы, хотя день был будний. Была здесь Брамапутра, и была Эллен, и даже жена младшего мельника, которая покупала провизию в лавке, не могла удержаться и заглянула туда же. При ней был сын, мальчик шести лет с тонким детским вырезом губ. Свен щедрой рукой отвалил ему монету и погладил его по головке.

— Тебе здесь весело? — спросила мать.

Сын ответил, что ему здесь весело. Поскольку все пустились в пляс, он тоже выбрал местечко и начал танцевать, считая себя вполне взрослым.

Свен запел. Он пел про девушек из Сороси, но не иначе сошёл с ума, потому что песня его звучала откровенной угрозой, он указал точный адрес, а вдобавок поднимал порой кулак и грозил в сторону главного дома. Свен пел:

В Сороси леса, в Сороси поля.
Не видать им конца и края.
Там падают звери от стрел короля.
И топор медведя сражает.
А две девушки стелют постель, шаля,
Королю отдохнуть предлагают.
О вы, девушки из Сороси...

Одну из них обнимает король,
Другую прочь отсылает.
У девушки губы сомкнула боль,
И страха она не скрывает.
Пусть охотится Густ в королевском лесу,
А король пусть её ласкает.
О вы, девушки из Сороси...

Но охотник Густ крадётся тайком,
Топор прихватив с собою,
А те двое тоже идут тишком
И от нежности тают душою.
И когда король запылал огнём.
Густ ударил в грудь его топором.
О вы, девушки из Сороси!

И глядели девушки из дверей,
Как Густ убегал подале.
В королевской войне был он всех храбрей,
И равных ему не знали.
Воротясь домой на закате дней,
Начал ваших он целовать дочерей
и всех девушек из Сороси!

Королевский воин, отважный Густ,
Он пред замком стоит, вздыхает.
Облака вылетают из храбрых уст,
И молнией меч сверкает...

Тут он вдруг заметил, что никто не подтягивает, и оборвал свою песню.

— Стоп! Вы здесь должны подхватить и пропеть хором: «О вы, девушки из Сороси!»., а вы знай себе отплясываете всё равно как звери.

Прибежал гонец от Мака и потребовал наверх старшего батрака. Словно тяжкий груз опустился на людскую, один за другим слушатели выскальзывали за дверь, и Свен уже при всём желании не мог восстановить прежнее веселье. Жена мельника послала к нему своего сынишку, чтобы тот вежливо попрощался и ещё раз поблагодарил за монетку. Свен надолго задержал в своей руке его маленькую ручку: