Дункан Мак-Грегор - Владычица небес

• Название: Владычица небес
• Автор: Дункан Мак-Грегор
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5-7906-0041-7

«Какие-то детективные события в Аргосе, скорее с участием Вечного Героя, чем про него. Все крутится вокруг украденного уникального камешка, за которым все бегают по мере сил и возможностей. И, конечно, куда ж в наши времена без неконтролируемой магии, злобных колдунов и красивых девочек? А попытка была не так уж и плоха, особенно если учесть, что вся первая часть развивалась вообще без присутствия Вечного героя. И ничего, обошлись как-то!»

(А. Мартьянов)

---

— Сохранил, — ответил киммериец, вытягиваясь в гамаке.

— Ну и где же он?

— Здесь.

К негодованию Трилле, Конан и не подумал показать ему медальон. Вместо этого он широко зевнул и закрыл глаза, как будто не выспался за три дня мертвого сна под камелитом.

Тогда Повелитель Змей повернулся к нему спиной, раскачал свой гамак и тоже закрыл глаза. Он хотел забыться, отстранить непонятные тревожные ощущения от сердца, а сон все не приходил. Тихий умиротворяющий скрип бамбуковых палок, к которым крепился гамак, убаюкивал, но стоило дреме опуститься на веки, как что-то словно толкало Трилле: он глубоко вздыхал и начинал ворочаться, стремясь улечься поудобнее и все-таки заснуть, — напрасно.

Постепенно в голове его прояснялось. Он распрощался с надеждой обрести покой во сне; мысли его вновь обратились к будущему. Он чувствовал, что жизнь его изменилась — как, пока нельзя было уразуметь, просто потому, что думать о чем-либо всерьез бродяга не привык. Слепцом блуждая в потемках своего разума, он терял хвосты одних мыслей и не мог найти начала других, он с восторгом свершал открытие за открытием, однако тут же забывал последовательность слов, их обозначающих, путался, сердился и, в конце концов, забывал и само открытие. Единственный вывод, к коему удалось ему прийти несмотря на все преграды, чинимые ленивым мозгом, был таков: встреча с варваром изменила его жизнь; в чем-то он стал иным далее все пойдет иначе — нынешняя ночь тому порукой.

Трилле улыбнулся. Да, все так и есть. Сейчас, гордый одним лишь сознанием того, что он есть муж, но не мальчик, он с презрением вспоминал прошлую жизнь, вплоть до знакомства с обезьянами, не зная того, что мудрецы отрицают отрицание собственного прошлого как занятие, недостойное человека вообще. И даже если б он это знал — он не был мудрецом и не имел ни в душе, ни в уме решительно никаких предпосылок им стать. Потому, наверное, он легко вздохнул, удовлетворенный своими рассуждениями, закрыл глаза и быстро уснул. Так пахарь засыпает после долгого тяжелого дня, считая сон истинным и единственным праздником…

* * *

Проснулся он перед рассветом. Тихий плач прервал его сладкий сон, развеял, как ветер клочки тумана. Подняв голову, он всмотрелся в полумрак хижины. Плакала Клеменсина.

Трилле приподнялся на локте, растерянно уставился на девушку, не представляя, как и в чем ее утешить, затем перевел взгляд на Конана. Но его гамак был пуст. Тогда он свесил ноги, с неудовольствием ощутив сырость земляного пола, на цыпочках прошел к Клеменсине и, от волнения тяжело дыша, склонился над ней.

— Хей, девица… — пробормотал он, ужасно стесняясь своего тощего полураздетого тела. — Кру-ру? Что случилось?

— Энарт, — всхлипнула она в ответ. — Энарт…

— Мда-а-а… — Трилле участливо вздохнул. — Горе большое, прямо необхватное горе. То есть неизбывное… Вот и у Конана вороной сдох… Мда-а-а… Ну и ну…

Иных слов утешения он не нашел и впал в состояние некоторой отрешенности, коей по привычке уже придал философический оттенок. Но тут в недрах разума его забрезжило нечто — Трилле напрягся, при этом покраснев от усилия, и нечто преобразовалось в отличную мысль. Он радостно засмеялся и немедленно сообщил Клеменсине свою идею:

— Послушай-ка, девица. Хочешь, я возьму тебя в супруги? Я умен, благороден (наверняка благороден, судя по моей внешности) и добросердечен. Клянусь Кромом, тебе нужен именно такой муж как я.

Клеменсина удивленно посмотрела на спутника, что напыжился и даже сопел, весьма довольный своей находчивостью.

— Нет, Трилле… Ты слишком стар…

— Я?

Такого ответа он никак не мог ожидать. Да, конечно, он был далеко не первой молодости, но ведь и дряхлой развалиной его нельзя назвать! Конану, например, уже тридцать один год, а он вовсе не выглядит таким уж старцем, а Трилле моложе его на целых пять лет…

— Ну и ну… — обиделся он и снова забрался в свой гамак. Далее он вел беседу уже оттуда, высовывая только нос, и то исключительно из вежливости. — Как ты оскорбила меня, Клеменсина! Никто и никогда не оскорблял меня так жестоко (в этот момент ему и правда казалось, что никто и никогда). Но… Я готов тебя простить, если ты скажешь, что я молод и хорош собой.

— Я не могу кривить душой, — печально вздохнула Клеменсина.

— Да почему ж «кривить»? — вспылил Повелитель Змей. — Иди сюда! Иди, иди, и потрогай мое тело. Кожа моя гладкая и упругая, ни единой морщинки не найдешь! Ну? Что ж ты? Иди и потрогай тело, говорю тебе!

— Зачем же мне трогать твое тело? — Девушка, кажется, рассердилась, но зато успокоилась. — Годы твои и есть свидетельство старости, а тело вовсе ни при чем.

— При чем! У старца тело дряблое, а у меня… и мышцы тверды и…

— И что еще? — С ухмылкой в хижину вошел Конан.

— Скажи ей, брат! — подскочил в гамаке Трилле. — Пусть подойдет и потрогает мое тело!

— Не буду! — отказалась Клеменсина. — Скажи ему, Конан! Не хочу я его трогать!

— Не трогай, — милостиво разрешил ей варвар, вытаскивая из мешка холодную куропатку и вгрызаясь в нее.

Фыркнув, Повелитель Змей отвернулся, но пленительный запах птицы заставил его забыть на время обиду. Выдержав паузу, во время которой слышен был только хруст нежных косточек, перемалываемых крепкими зубами киммерийца, он нарочито зевнул и как бы между прочим сказал:

— Куропатку съесть, что ли…

— Осталась только лепешка, — ответил Конан с набитым ртом. — И то маисовая.

— Проклятие! — Трилле резко развернулся и вперил в варвара сердитый взор. — Ладно. Пусть лепешка. Давай.

Конан выудил из мешка большую плоскую лепешку, разодрал ее пополам и, протянув один кусок Клеменсине, второй кинул Повелителю Змей. Как ни странно, после почти трехдневного отдыха под камелитом киммериец вдруг вновь обрел давно позабытое хорошее настроение. Даже мысль о Лале Богини Судеб сейчас не слишком раздражала его, а Трилле, к коему он привык, и подавно. Он знал — вернее, помнил каким-то десятым или двадцатым чувством — как спас его этот костлявый бродяга, как вдувал он ему рот в рот свое дыхание, именуемое жизнью, долгую половину ночи. К немалому удивлению Конана, Повелитель Змей, хвастун и болтун, до сих пор и словом не обмолвился об использованном им способе врачевания, наверняка лишившим толики ж.::ни его самого. Недаром ныне он так бледен, недаром голубые глаза потускнели, а веки набрякли…

— Как думаешь, Трилимиль, — внезапно спросил он печально жующего сухую лепешку спутника. — Конину еще можно есть?

— Ту, что рядом с тобой валялась?

— Ну.

— Нельзя, — авторитетно сказал Трилле. — Она так воняла… О-о-о, как она воняла… Признаться, поначалу, а подумал, что это ты…

— Тьфу, дурень! Что ж я буду вонять, когда я живой?

— Я не знал тогда, живой ты или нет, — резонно ответствовал бродяга. — А лошадь не сразу увидал.

— Проклятый камелит… — проворчал Конан. — И невесту мою удавил, и лошадь протухла…

Все трое помолчали, каждый по-своему переживая коварство камелита. Потом киммериец отодвинул полог, и в хижину ворвались веселые солнечные лучи — вестники нового дня. Дальше были видны фигуры туземцев, что сновали туда-сюда, а за ними — пальмы, протянувшие широкие листья навстречу солнцу… Жизнь продолжалась.

Конан молча поднялся, запихал в дорожный мешок все совместное имущество и, кивком велев спутникам следовать за ним, вышел из хижины.

— О, матула! Матула! Кру-ру! — раздались приветственные и чуть подобострастные выкрики дикарей. — Кру-ру?

— Кру-ру, — хмуро ответил варвар. — Ночь теплая, ни дождя, ни ветра, отчего ж не кру-ру?

— Кру-ру, баб. — Клеменсина одарила улыбкой женщин, затем помахала ручкой мужчинам. — Матула! Кру-ру!

Один лишь Трилле сохранял на тощей физиономии своей надменное выражение, хоть сам того и не желал. Он силился улыбнуться, но вместо улыбки получалась какая-то гримаса, так что Клеменсина, случайно поглядев на него, в недоумении расширила глаза и покачала головой.

Тут дикари заметили, что гости оделись по-дорожному и явно намерены покинуть их и отправиться в путь. Поохав и в знак отчаяния повырывав себе волосы — не особенно, впрочем, усердствуя, матулы кинулись собирать провизию, а баб срочно принялись плести венки, одолеваемые похвальным желанием украсить ими дорогих гостей с головы до ног. Вождь в это время приблизился к киммерийцу, даже не поморщившись вырвал еще клок волос из буйной гривы своей, небрежно бросил его на землю, потом прижал руки к животу и проникновенно сказал:

— Кру-ру… матула… О-о-о…

— Кру-ру, — буркнул Конан. — Вот, возьми, — и он протянул вождю золотой медальон Трилле.

Повелитель Змей ахнул. Воистину страданиям его нет конца! Его находку, его сокровище варвар отдает этому дикарю, этому чудовищу, людоеду и недоумку! Сурово сдвинув брови, бродяга сделал шаг вперед.