Михаил Ильин - Ради жизни на земле-86 (сборник)

• Название: Ради жизни на земле-86 (сборник)
• Автор: Михаил Ильин
• Издательство: ДОСААФ
• Жанр: О войне
• Год: 1986

В сборник включены произведения о тех, кто, не зная страха, отважно сражался с врагами Отечества в пору минувшей войны, с честью выполняли интернациональный долг за рубежами Родины.

На страницах книги читатель встретится с конструктором — создателем знаменитой тридцатьчетверки М. Кошкиным («Танк, обогнавший время»), разведчицей М. Порываевой («Машенька с Домниковки», нашим современником — Героем Советского Союза Н. Акрамовым («Время «Ч» неизвестно») и другими замечательными людьми.

---

— Почему же вы не осуществили это, Сергей Сергеевич? Ведь броня у БТ действительно слабовата, — сказал Михаил Ильич, вспоминая фотоснимки, виденные у наркома.

— А Кристи? Ведь тогда уже ничего не осталось бы от проекта Кристи. Двойной движитель — гвоздь проекта. Да и наши танкисты — я имею в виду высоких начальников — почти все, вы знаете, бывшие конники, лихие рубаки. Уж очень им нравилось, что танк на колесах мог обогнать любой автомобиль… Увлекала идея стремительных маршей по хорошим дорогам, прыжки через реки и овраги без мостов и прочий, в сущности, вздор.

— Почему же вы не боролись, Сергей Сергеевич? Это принципиальный вопрос. А в принципиальных вопросах уступать нельзя.

— Пытался, Миша. Немало… бумажных копий было сломано. А меня взяли да под благовидным предлогом отправили к вам в Ленинград.

— Вот как было дело, — продолжал он, помолчав. — А теперь лежу и думаю: понаделали этих «бетушек» тысячи. И ведь с большим напряжением сил народных. А пригодятся ли они? Разразится, не дай бог, большая, тяжелая война. Быстры эти БТ — да, но броня-то фанерная… Начнут они гореть, как свечи. А кто виноват? Не в последнюю очередь и некий Сергей Болховитин, который оказался плохим главным конструктором.

«Сказать ему про Испанию?» — подумал Михаил Ильич, но тут же отказался от этой мысли. Ему хотелось, наоборот, как-то подбодрить больного старого человека, но подходящих слов не находилось.

— Не помню, кто сказал: в жизни не так уж много побежденных, гораздо больше таких, которые не пытались бороться, — задумчиво проговорил Болховитин. — Я бы добавил — или не способны умело вести борьбу. Я боролся плохо и потерпел поражение. Но ты крепкий мужик, Миша. Крепкой нашей русской крестьянской породы. И ум у тебя, я это от души говорю, повидал я людей всяких и в этом разбираюсь, ум у тебя крепкий, природный, я бы сказал, ломоносовский ум. Верю, ты не пропадешь, сдюжишь. Ты из тех, кто служит делу, а это главное.

— Благодарю вас, Сергей Сергеевич, за добрые слова, а вам от души желаю выздоровления. Мне, пожалуй, уже пора.

— Подожди. Что-то еще хотел тебе сказать, — заторопился Болховитин. — Да, вот… Знаешь, Миша, в чем было несчастье нашей Руси в прошлом? Не в последнюю очередь в том, что служили в ней боярину, князю, губернатору, министру и, конечно, царю, а не делу, не благу Отечества. То есть считалось, и говорилось, что все служат Отечеству, а на деле за чины и награды, не мудрствуя лукаво, служили и прислуживали власть имущим. До блага несчастной России и дела никому не было. Считалось, что царь неусыпно печется о благе своих верноподданных и «любезного отечества нашего». А помнишь блестящие стихи Тютчева о Николае Первом?

Не богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые и злые, —
Все было ложь в тебе, все призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей.

Какие строки Миша, какие убийственные слова! Одна строка — «служил лишь суете своей», и все сказано о повелителе огромной империи, вершившем миллионами судеб и любившем повторять, что он служит «богу и России». Что же сказать о тех, кто «верой и правдой» служил этому лицемеру, этому лицедею, то есть актеру на троне… В истории остались Пушкин, Лермонтов, Белинский, которые служили не ему, а России. К чему я это говорю? Служить надо делу, Миша, думать прежде всего о благе Родины — и это тебе мой единственный совет. Боюсь, что я плохо послужил России, когда имел такую возможность. Поэтому и не спокоен я, и мучаюсь, как видишь, даже в час, когда так необходимы твердость и спокойствие душевное.

Простились по-хорошему, по-русски.

И потом, когда Михаил Ильич шел на вокзал и когда сидел в поезде у вагонного окна, глядя в ночную беспредельную тьму, он долго еще мысленно слышал глуховатый басок старого конструктора, его повелительный и вместе с тем виноватый крик, и видел старушку в темном платке со строго поджатыми губами, и думал о тяжком одиночестве человека, когда-то сильного и большого, человека незаурядного ума и таланта.

В одном старый конструктор безусловно прав — превыше всего дело, которому служишь. И полнейшая ответственность за него, не только перед лицами и инстанциями, а по самому высокому счету — перед страной и народом. В сущности, это ленинская постановка вопроса, и она бесспорна, как аксиома.

Глава третья. Думайте все!

…Начал он с того, что в составе конструкторского отдела создал специальную небольшую группу — СКБ. Это оказалось непростым делом. Несколько дней ушло на то, чтобы познакомиться с людьми, узнать хотя бы приблизительно, кто есть кто. Помогал ему знакомиться с сотрудниками заместитель начальника отдела инженер Николай Овчаренко. Сам Овчаренко производил благоприятное впечатление — высокий, красивый украинец, держится с достоинством, сдержанно, одет подчеркнуто аккуратно — добротный серый костюм, белоснежная рубашка с галстуком, до блеска начищенные штиблеты. Но характеризовал конструкторов Овчаренко уклончиво, делая многозначительные паузы и как бы что-то не договаривая. В конце концов Михаил Ильич прямо предложил ему составить список десяти, по его мнению, лучших конструкторов отдела — один-два человека от каждой группы. Овчаренко пришел в замешательство, попросил время подумать и на другой день представил список, в котором было всего три фамилии — Метелин, Аршинов, Васильев.

На Александра Метелина Михаил Ильич и сам уже обратил внимание. Внешне он бросался в глаза разве что костлявостью и аскетически-бледным лицом с ввалившимися щеками и наголо обритым черепом. Невольно думалось — молодой, а серьезно нездоров, как говорится, кожа до кости. Но на этом лице — необыкновенно живые, черные, словно бы горящие внутренним огнем глаза человека не просто умного, а талантливого. И Михаил Ильич не удивился, узнав, что Метелин начал работать на заводе еще юным чертежником и быстро прошел ступень за ступенью до руководителя группы трансмиссии, хотя по образованию был лишь техником. Да и результаты его работы были достаточно весомы и зримы: когда несколько лет назад на танке БТ-5 начали наблюдаться случаи выхода из строя коробки передач и на заводе был объявлен конкурс на создание новой коробки, победителем вышел техник Метелин. И теперь на танках БТ-7 и БТ-7М — коробки передач его конструкции. С него Михаил Ильич и решил начать формирование спецгруппы. Однако первая беседа с Метелиным, которой Михаил Ильич, естественно, хотел придать доверительный, товарищеский характер, не получилась, точнее — оставила какой-то смутный, неприятный осадок. Молодой конструктор держался сухо, недоверчиво, показался человеком с резким, необщительным характером. К предложению войти в спецгруппу для проектирования нового танка отнесся, мягко говоря, без энтузиазма.

— А кто еще войдет в эту группу?

— А кого бы вы предложили? — живо откликнулся Михаил Ильич. — Вы давно работаете в КБ и хорошо всех знаете.

Метелин улыбнулся тонкими губами (улыбка получилась едкой) и, пожав плечами, сказал:

— Трудный вопрос. Коллектив слабый, опытных инженеров нет. Есть несколько молодых ребят, у которых мозги кое-что варят, но опыта — никакого. Да и образование — местный техникум. Один Овчаренко с дипломом инженера, да и тот…

— В общем, по Гоголю — один в городе порядочный человек — прокурор, да и тот — свинья. Вы это хотите сказать?

Костлявое лицо Метелина передернулось, он сухо и, как показалось Михаилу Ильичу, зло рассмеялся.

— Я ничего не хотел сказать. Вы спросили — я ответил, что думаю. А вообще-то — это ваше дело. В мою компетенцию не входит.

«Самолюбив и обидчив», — подумал Михаил Ильич. Эти качества — не лучшие для работы в небольшом коллективе. Но придется мириться. Что толку, если у человека приятная внешность и милый характер, если под черепом у него — мякина. К сожалению, по какому-то странному закону природы так чаще всего и бывает…

— Извините, я не хотел вас обидеть и прошу помочь мне, — мягко сказал Михаил Ильич. — Напишите вот на этом листке фамилии тех ребят, у которых, как вы говорите, мозги варят. Просто так, на всякий случай, для ориентировки.

Метелин взял пододвинутый листок и, не раздумывая, четким чертежным почерком крупно написал столбик с десятком фамилий. Список возглавлял Аршинов.

* * *

Когда Михаил Ильич предложил Аршинову войти в спецгруппу, тот, не объясняя причин, наотрез отказался. С виду Михаил Аршинов выглядел богатырем — высокий, широкоплечий, для своих лет несколько даже грузноватый. Лицо широкое, твердое, над густыми бровями и низким крепким лбом — шевелюра густых, торчащих, как щетина, волос. Смотрит спокойно, уверенно, но как-то исподлобья, мрачновато.

— Прошу объяснить причину, — озадаченно сказал Михаил Ильич.