Александр Птахин - СУРОВАЯ ГОТИКА

• Название: СУРОВАЯ ГОТИКА
• Автор: Александр Птахин
• Жанр: Ужасы и Мистика

На дворе 1939 год. Небольшой, в прошлом губернский город. В местном Управлении госбезопастности НКВД создана специальная группа, которая должна противостоять немецкому "Наследию предков". Но работа группы сталкивает сотрудников  с непонятными и необъяснимыми явлениями, а далее заводит в совсем уже дремучую мистику таинственного масонского ордена, который, на поверку, оказывавется совсем не масонским. И как это связано с экспедициями в Среднюю Азию,   смертью и предшествававшей этому тяжёлой болезнью красного комдива и его приёмным сыном, ныне - майором госбезопасности, которого считают наследником эмира бухарского или с альбигойскими тайнами катаров, книгами и газетами изданными в недалёком будущем  и путешествиями во времени. Какой секрет ищут или скрывают, живущие до сих пор, участники давних событий, и давно умершие, которые, как оказывается, вовсе и не умирали. Разобраться во всех этих тайнах и предстоит молодому сотруднику УГБ НКВД Николаю Прошкину и его начальнику Владимиру Корневу. А на пороге война...

---

– Я ведь Николай просто для наглядного примера! Что бы понятно было – всем мы, не смотря на мелкие нюансы, одно общее дело делаем! – уверенно вывел идеологическое основание для последующего смелого плана действий Владимир Митрофанович и продолжал, – Надо бы этому специалисту как-то деликатно вернуть бланки – имущество-то казенное! Как думаешь, Прошкин, – обрадуется он такому развитию событий? Ну, и заодно, выясним дополнительные существенные обстоятельства недавних происшествий…

Прошкин был всецело согласен с руководителем – если худощавый исполнитель роли фон Штерна до сих пор не застрелился из табельного оружия или, за неимением такового, не вскрыл себе вены, он, конечно, будет счастлив, получить утерянные бланки, и товарищу Корневу обязан, что называется по гроб жизни. Да только как отыскать этого будущего счастливца?

– Через отдел кадров – как же еще? – довольно улыбнулся Корнев, – Фотография его у нас имеется. Да и товарищ Круглов, я почему-то думаю, посодействовать в поисках не откажет!

Прошкин тоже заулыбался – ну и головастый же у него начальник – куда тому английскому Шерлоку Холмсу! Теперь в том, что через пару месяцев Владимир Митрофанович, по возвращении из успешной командировки в Среднюю Азию, займет новую высокую должность, можно было не сомневаться! Даже Прошкин уже догадался – сотрудник, запечатленный на фотографии – один из собеседников Корнева во время экстренного совещания в кабинете товарища Круглова – тот самый загадочный щеголеватый типчик с раздвоенным подбородком, специалист из пятого управления, Густав Иванович. Вот оказывается, почему «дипломат», сославшись на важные международные дела, отказался «навестить» выздоравливающего товарища Баева. Он опасался, что наблюдательный Саша мог распознать в нем подставного дедушку.

Понятно было и другое – поставив Круглова в известность о заваленном «дипломатом» с залысинами задании, Корнев оказывал Сергею Никифоровичу серьезную услугу, укрепляя позиции нового главного кадровика УГБ, и благодаря этому сам приобретал очень мощную поддержку в суровых руководящих играх. Теперь все складывалось просто замечательно. Хотя за окном слабо мерцали только самые первые намеки на солнечные лучи ситуация действительно полностью преобразилась к пользе наших героев, как и обещал обряд с выворачиванием рубахи.

– А с этой документацией что делать? – спросил успокоившийся Прошкин, ткнув носком сапога беспорядочно валявшиеся на полу содержимое чемодана.

– Ты про макулатуру эту…Что с ней делать? Понятно, что бородатый должен был купить медальон и картографические штудии фон Штерна с пояснительными записками. Но и сам медальон и записки об «Источнике бессмертия» находятся у нас, – Корнев на минуту задумался – делиться даже второстепенной, на первый взгляд, не существенной информацией было не в его правилах, и, наконец, принял соломоново решение, – давай, Прошкин, складируем в надежном месте все эти документы, что бы не смущали неподготовленных граждан в наше отсутствие. Сложи-ка ты все это в том тайном подвале у фон Штерна. И запри хорошенько, – Прошкин понимающе кивнул. В официальном рапорте о подвале теперь не было ни слова, – Вернемся – разберем. Может, что и пригодится. А сейчас все эти бумаги просматривать да сортировать – только время терять попусту!

30.

Существует такая замечательная народная сказка – о самоуверенном малолетнем по имени Иван, пренебрегшим увещеваниями умненькой сестрицы Аленушки и напившемся из проточного естественного водоема, а в результате павшим жертвой антисанитарии. Прошкину сейчас смысл мудрой сказки открылся во всей полноте – ему в пору было ежеминутно проводить рукой по макушке, проверяя, не начали ли резаться молоденькие рожки, или же осторожно дотрагиваться языком до передних зубов, с ужасом ожидая появления острых вампирьих клыков… Он сидел в подвальной темноте, докуривая последнюю имевшуюся сигарету и совершенно не хотел выходить на земную поверхность, где злобствовали упиваясь безграничной властью и сводя личные счеты всесильные масоны. Масоны таились повсюду – среди капиталистических финансовых воротил и военных атташе, в реакционных правительствах по обе стороны Атлантики, в Рейхстаге и Ватикане, в Коминтерне, среди разоблаченных врагов всех мастей и даже среди советских руководящих работников…

Дело в том, что по своей обычной любознательности, Николай Павлович уподобился братцу Иванушке, и призрел мудрый совет руководителя не совать носа в фон Штернов архив. Вместо того, чтобы надежно запереть бумаги и радостно насвистывая отправиться в рабочий кабинет, а еще лучше в столовую Управления за плотным завтраком, он решил сперва просмотреть попавшие ему в руку сокровища эпистолярного жанра. Отодвинул пару папок со скучными каллиграфическими надписями ПРОТОКОЛЫ, по-канцелярски помещенными над указанием дат, и выбрал папку наиболее романтическую. Ту, что была перевязанная черной, похожей на траурную, шелковой лентой. На самой обложке этой папки, черной же тушью и пером был схематично изображен корабельный якорь и написано «spe et fortitudine» [1] , а внутри содержались аккуратно разложенные по датам письма. Все они адресовались фон Штерну. Что бы сэкономить время Прошкин взял наугад – из середины пачки и начал складывать в текст неразборчивый, но острый и твердый почерк:

«Любезный брат мой, Александр Августович!

Даже после всего произошедшего, я все еще имею смелость именовать Вас так, поскольку мистическая связь наша много выше суетных волнений черни.

Впрочем, неудобства, причиняемые смутным временем весьма значительны, и я даже затрудняюсь предполагать, когда еще представится возможность послать Вам весточку со столь же надежным посланцем, не пряча сути за сомнительными эфимизмами и пышными иносказаниями. Я привык излагать мысль свою прямо и просто – как солдат. Жизнь моя в настоящее время остается совершенно армейской и полна неожиданностей самого горького свойства. Нет, я – как и любой из братьи – не страшусь разделить судьбы безвременно оставившего нас в сиротливом замешательстве Лавра Георгиевича, потому что убежден – не геена, но свет согревающей мудрости примет нас за последними вратами.

Уважая Ваше желание оставить высокий пост, все же, вновь, униженно прошу Вас, не вынуждать добрейшего Владимира Михайловича, на достоинствах которого вы остановили свой выбор, испытывать попусту благосклонности военной судьбы и самолично продолжать хранить до благодатного часа умиротворения враждующих большую печать наших Объединенных лож. Только пока над ней простерта ваша мудрая десница, я спокоен о ее судьбе.

Как знать – не пошлет ли слепой фатум Вам иного преемника в ближайшее время? Вы не правы, продолжая осуждая меня в решении поддержать Дмитрия Алексеевича. Возможно, он не был идеален как командор – да кто из нас был идеален в возрасте двадцати с лишком лет? Мудрость приносят только года многотрудной борьбы с превратностями окружающего мира. Но его ум стратега, образованность, уверенность и здравомыслие в сочетании с отсутствием тщеславия весьма импонируют мне. Да вам и без этого панегирика в его адрес хорошо известно, сколь многие из нас разделяют мое скромное мнение.

Вряд ли мой скупой слог смягчит для вас эту новость, ну уж лучше ее высказать мне – как Вашему давнишнему другу и преданному ученику, а Вам узнать ее свежей и не обросшей слухами и комментариями завистников. Учитывая, сколь благоприятна была для самого нашего дела миссия, которую с успехом исполнил Дмитрий Алексеевич в отношении Романа Федоровича, когда тот, пренебрегши своими орденскими обетами, упорно тщился возродить кровавую славу Тамерлана, нынешний Мастер – сколь уместно назвать его, принимая к сведению его официальную роль господином? – словом, добрейший Владимир Михайлович, объявил Дмитрия своим приемником в магистерском звании, с соблюдением всех надлежащих и предписанных Тайным Уставом формальностей – на сколько это возможно в нынешнее суровые времена. Меня согревает мысль, что сия новость преисполнит Ваше благородное сердце счастливой гордостью за успех вашего воспитанника.

Предмет моего беспокойства в том, что сам Дмитрий Алексеевич много тяготится своим новым положением наместника Мастера и казначея – в большой мере по причине того, что Вы были столь негативно настроены к разрешению ему высоких орденских полномочий.

Оттого убедительно прошу Вас, многомудрый и уважаемый мною наставник! – Александр Августович! – сознавая сколь мало достойных осталось под нашим знаменем – поддержать решение Владимира Михайловича и капитула, что бы сохранить Орден в единстве, данном ему Создателем, и не разрушайте того камня в стене храма Соломонова, что уже вложен, силой превеликих бдений и кровавых трудов, во имя света Знания.