Натан Гимельфарб - Записки опального директора

• Название: Записки опального директора
• Автор: Натан Гимельфарб
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

К счастью всё обошлось. Немцы закончили осмотр и уехали в направлении Краснограда.

Кругом было тихо. Рассвело. Я мог уже видеть, как много однополчан полегло в этой лощине. Было ясно, что полк ушёл в направлении села, а немцы вернулись в город. Нужно было что-то делать, ибо здесь меня поджидала смерть от потери крови, голода, холода и жажды.

Я попытался что-либо поесть из остатков сухого пайка и обнаружил, что кроме уже известных мне ранений, один из осколков мины пробил щеку и выбил несколько зубов, что вызывало сильную боль при попытке жевать пищу. Единственное, что мне удалось, это проглотить несколько кусочков размокшего в моём вещмешке сахара, что вызвало ещё большую жажду, утолить которую было нечем.

Взошло солнце. Потеплело. Нужно было покидать своё тёплое убежище и искать спасения. Я отчётливо понимал, что вторую ночь мне здесь не выжить. Дожидаться помощи своих было опасно, ибо лощина обстреливалась немцами и находилась под их контролем. Скорее можно было дождаться второго прихода сюда немцев.

Попытался подняться, но невыносимая боль в ноге и головокружение свалили меня. Я подобрал лежащую невдалеке палку и, опираясь на неё, стал медленно передвигаться к дорожке, ведущей в село. Каждое движение отдавалось сильной болью в колене, из-за которой я не чувствовал боли от нескольких других ран, которые я успел обнаружить, если не считать того, что совсем не видел левым глазом.

Было тихо. Только изредка слышны были одиночные выстрелы и короткие автоматные очереди. Я так ослабел, что приходилось отдыхать через каждые 10-15 минут. И всё же, к полудню мне удалось добраться до поля. Были видны белые хаты на краю села и слышен лай деревенских собак.

Двигаться в село через открытое поле днём было опасно, так как я стал бы живой мишенью. Решил дождаться сумерек и уж тогда рискнуть добраться до села. Уверенности в том, что там ещё находятся наши части не было. Я отполз от дорожки и устроился на сухом месте под кустарником. Мучила жажда. Чувствовал, что появился жар. Невдалеке паслась корова, и одолевала мысль подползти к ней и попытаться надоить молока. Но силы покидали меня и я то ли уснул, то ли потерял сознание. Очнулся, когда начало темнеть, от услышанной поблизости русской речи. Собрав последние силы, я позвал на помощь. Подбежали два солдата. По наличию у них сумок с изображением красного креста, я догадался, что это наши санитары. Они напоили меня водой, дали несколько глотков спирта и, соорудив самодельные носилки, потащили к селу. Двигались ползком, так как поле простреливалось. Добрались благополучно и довольно быстро. Меня занесли в чистую комнату, посреди которой стоял стол, покрытый белой скатертью, уставленный фруктами, овощами, творогом и приятно пахнущей колбасой. Вероятно это была хата медсанчасти полка. Санитары пытались меня накормить, но, кроме молока, я ничего не мог есть. Одного из санитаров звали Васей и он был рыжим, почти красным. Его доброе отзывчивое лицо я помню до сих пор. Вася сказал, что из села все ушли,нужно уходить и нам. Он измерил мою температуру и заторопился. Меня раздели, сняли сапоги, наскоро перевязали раны и уложили на телегу, стоящую в хлеве. Запрягли лошадь, и мы покатили к какой-то небольшой железнодорожной станции.

По дороге я несколько раз терял сознание. Боль в ноге всё усиливалась. На станции дождались санитарного поезда, следовавшего на станцию Лозовая. Мест в поезде не было и меня уложили в проходе. Пришёл врач, бегло осмотрел мои раны, пощупал пульс и велел сделать несколько уколов.

В сознание пришёл в госпитале. Как мне стало известно позднее, он находился на станции Лозовая. Я лежал в небольшой палате, где, кроме меня, было ещё несколько тяжелораненых. В палате было тепло, чисто и тихо. Изредка слышались стоны. Подошла сестричка и предупредила, что меня вскоре повезут на операцию. Не было сил даже что-либо ответить ей. Пробежали только мысли о последнем бое с немецким десантом, о страхе и бессилии перед вражескими танками, о друзьях-товарищах Боре и Жене, о лейтенанте Скибе и Василии Степановиче. Что с ними теперь? Взяли ли Красноград?

Подкатили стол на колёсах. Два санитара легко перенесли меня с кровати и покатили в операционную. Было очень больно от любого толчка или прикосновения. Операцию делали под наркозом. Я проснулся ночью и понял, что наложили гипс, лишивший меня возможности даже сидеть. Оказывается было ещё ранение в поясницу. Я мог лежать только в одном положении на спине. Меня напоили из чайника каким-то бульоном. Боль утихла и мне стало немного легче.

Через несколько дней в палату привезли тяжелораненого молодого бойца, которому тут-же ампутировали ногу. Когда он, после операции, пришёл в сознание, то рассказал, что участвовал в повторном штурме Краснограда. Кроме нашей дивизии в нём участвовали другие воинские части, оснащённые артиллерией и танками. Много наших солдат полегло в том штурме, но город освободили.

Стало как-то легче на душе от того, что не зря пострадал я в том, последнем для меня, сражении большой войны, которая только по настоящему ещё начиналась.

Я вступал в новую битву за собственную жизнь, в которой никто не мог предсказать, кто окажется победителем.

44

Эвакогоспиталь размещался в здании средней школы и об этом можно было догадаться, даже не выходя за пределы палаты. На стенах висели портреты классиков украинской литературы Тараса Шевченко и Ивана Франко, а со стены даже не сняли классную доску.Чувствовалось что переоборудование школы под госпиталь проходило в спешном порядке и многое, что было меобходимо для стационарного лечения и ухода за ранеными ещё не успели, не смогли, а возможно и не собирались сделать. Всё в госпитале было временным.

Главное, о чём позаботились организаторы госпиталя, было завезти и разместить максимальное количество кроватей. В этом они преуспели: койки стояли почти впритык одна к другой, и узкий проход для обслуживающего персонала был оставлен только с одной стороны. Даже в школьных коридорах размещались кровати.

Не доставало в госпитале и медицинского оборудования, инвентаря, медикаментов, перевязочных материалов и обслуживающего персонала.

Главной его задачей было оказать первую врачебную помощь, сделать срочные хирургические операции, наложить гипс и поскорее отправить раненых в тыл. Для этого здесь самоотвержено трудились врачи и медсёстры, повара и посудомойки, санитары и нянечки, интенданты и шофера.

Раненых сюда завозили днём и ночью, не дожидаясь наличия свободных мест. Круглосуточно работали перевязочные и операционные, и непрерывно доставлялись на вокзал, получившие помощь и подготовленные к дальнейшей транспортировке больные. Врачи и медсёстры порой работали сутками, попеременно отдыхая по паре часов в примитивно оборудованных для этого комнатах.

По мере приближения фронта, поток раненых всё нарастал.

Днём, а иногда и ночью, когда сирены объявляли воздушную тревогу, всех ходячих больных отправляли в бомбоубежище, которое размещалось здесь же, в подвале. Об этом сообщалось также по радиорепродукторам, висящим в каждой палате.

Чаще самолёты только пролетали над городом и тогда вскоре звучал сигнал отбоя, но нередко город подвергался бомбёжке, от которой больше страдал железнодорожный узел. При одном из налётов несколько бомб разорвалось поблизости от нашего госпиталя. Как нам потом рассказали нянечки, одна из бомб упала в соседний с госпиталем двор. Были убитые и раненые, в том числе дети.

Несмотря на то, что мы оставались во время воздушных налётов в палатах и не в состоянии были принять какие-то меры самозащиты, я про себя отметил, что не испытывал страха подобно тому, как это было при бомбёжках на маршах, строительстве оборонительных сооружений или в недавних боях под Днепропетровском.

Врачи и медсёстры при налётах обычно не уходили в убежище, а расходились по палатам, где вместе с нами дожидались отбоя. Если сигналы тревоги раздавались во время операций, они не покидали операционную, пока раненого не уносили в палату. Женщины-врачи трудились также самоотвержено и мужественно, как и мужчины.

Я порой сравнивал труд медиков в нашем эвакогоспитале с трудом на оборонительных сооружениях, где мне недавно приходилось работать и приходил к выводу, что здесь он ни чуть не легче и не менее опасен.

Ежедневно были обходы врачей по палатам. Они проводились в быстром темпе, назначения -однообразны: перевязка, антибиотики, диетпитание. Часто раздавалась команда главврача: «На отправку!» Возле моей кровати врачи, обычно, задерживались. Лечащий врач докладывал главному о слабости, болях в загипсованной ноге, отсутствии аппетита, высокой температуре. Мне назначалась усиленная доза порошков, индивидуальное питание, внимательный уход.

Назначения эти выполнялись. Я получал обезболивающие и противовоспалительные лекарства, меня поили из чайника бульонами и соками, выполняли все мои просьбы, но состояние моё не только не улучшалось, а даже ухудшалось. Боли в колене не прекращались. Каждый шаг, проходящих мимо моей кровати сестёр или нянечек, отдавался сильной болью в ноге, и они, заходя в палату, обувались в мягкие тапочки. Из-за боли в челюсти я, по-прежнему, не мог жевать. Да и не было никакого желания есть. Боли вытеснили все чувства, в том числе и чувство голода.