Хьюи Ньютон - Революционное самоубийство

• Название: Революционное самоубийство
• Автор: Хьюи Ньютон
• Издательство: Ультра.Культура
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-98042-016-9

Легендарный герой американской прессы, основатель "Черных пантер", философ, пропагандист, политический заключенный и профессиональный революционер Хьюи Перси Ньютон незадолго до трагической гибели написал свою автобиографию. "Революционное самоубийство" — это не только детективная история жизни бунтаря, дружившего с кубинскими революционерами, китайскими хунвейбинами и скандальным парижским драматургом Жаном Жене, но и редкая возможность почувствовать атмосферу тех «безумных» лет, когда восстания черных в гетто, захваты студентами университетов и «акции» против полиции воспринимались интеллектуалами как начало необратимых и долгожданных изменений в структуре всей западной цивилизации.

---

Не успел врач приступить к осмотру моей раны, в комнату ворвалась полиция. Несмотря на то, что я страдал от боли и был абсолютно беспомощен, полицейские заломили мне руки за голову и приковали меня наручниками к кушетке. Эти движения растревожили мою рану, и я просто забился в агонии. Но полицейские на этом не остановились. Он стали колотить по наручникам, которые и без того уже врезались в мою плоть (после этого я еще больше года страдал защемлением нерва в тех местах, где сталь впечаталась в мои запястья). В скором времени боль в растянутых руках стала нестерпимей, чем от ранения. Я не мог ее вынести, это было выше моих сил, и я закричал, умоляя врача, который видел все происходящее со мной, попросить полицейских ослабить наручники. Врач сказал мне заткнуться.[45] В комнате была еще чернокожая медсестра. Увидев, что со мной делают, она очень расстроилась, но ничем не могла мне помочь. Полицейские окружили меня со всех сторон, били меня по лицу и по голове и называли мне имена. По их словам выходило, что я убил одного полицейского — Джона Фрея — и ранил другого — Герберта Хинса, и теперь моя жизнь не стоит ни гроша. Они клятвенно пообещали, что за такие деяния я умру. «Если ты не сдохнешь в газовой камере, — сказали они, — то отправишься за решетку, а уж там мы тебя достанем. Если же ты выберешься из тюрьмы, мы убьем тебя на улице». Кто-то из полицейских плюнул в меня, и я плюнул в ответ, стараясь избавиться от скопившихся у меня в горле крови и слизи. Каждый раз, когда полицейские приближались ко мне, я плевался кровью им в лицо и на униформу. В конце концов, доктор закрыл мне рот полотенцем, и полицейские продолжили свою атаку. Я все еще кричал от боли, когда окончательно потерял сознание.

Я пришел в себя в Хайленд-Аламедской окружной больнице в Восточном Окленде. Меня перевезли сюда, потому что Кайзеровская больница не должна была меня обслуживать. Я увидел, что моя рана обработана, а сам я лежал в постели с катетером в половом члене и трубками в носу и брюшной полости. Стоявшие около постели медицинские аппараты откачивали по трубкам избыточную жидкость и слизь. Полицейские разбудили меня. Стоило мне заснуть, они снова и снова заставляли меня очнуться.

Меня так накачали лекарствами за первые несколько дней, что я с трудом вспоминаю, что вообще происходило со мной. Когда я пришел в чувство в первый раз, кажется, я задумался о своем состоянии и о его безнадежности. Я боялся не смерти как таковой, а бессмысленного ухода из жизни. Я хотел, чтобы моя смерть стала таким событием, которое всколыхнуло бы людей, стало основой для дальнейшего сплочения общины для освободительной борьбы. Помню, как в палате играло радио и диктор объявил песню, заказанную для министра обороны. Но я не уверен, что слышал это на самом деле. Возможно, все это происходило лишь в моем воображении. В этот момент в палату вошла медсестра и, заметив, что я проснулся, спросила, хотелось бы мне услышать песню, заказанную для меня. Тогда я понял, что со мной не все так плохо и безнадежно и, как бы там ни было, люди узнали об инциденте и поддерживают меня. Эта мысль очень порадовала меня, несмотря на то, что я находился в руках моих угнетателей. Я знал, что Истэблишмент приложит все свои силы, чтобы уничтожить меня, но песня, этот маленький знак, поданный мне общиной, помог мне начать разговор с полицией.

Я не мог постоянно находиться в сознании и периодически опять проваливался в сон. Вскоре я обнаружил на своих ногах настоящие кандалы: лодыжки были связаны между собой цепью и обе были прикреплены к кровати. Довольно странно просыпаться и видеть, что твои ноги закованы в цепи. Поначалу я подумал, что это, наверное, мне приснилось в кошмарном сне, но потом я вспомнил и офицера на улице, достающего пистолет, и сцену в Кайзеровской больнице, и понял, что это не сон. Меня действительно приковали, а рядом стояли полицейские и сторожили меня. Они намеревались убить меня, они давно жаждали пустить мне кровь, что и пытался сделать ранивший меня полицейский. В таких условиях тот факт, что я выжил, кажется настоящим чудом.

Довольно скоро я получил письмо, написанное врачом по фамилии Агилар с ученой степенью доктора. Письмо было напечатано в нашей газете «Черная пантера». Там я прочел следующее:

«На своей медицинской практике я не припомню такого случая, когда пациента с сильным ранением в брюшную полость, страдающего от жестокой боли и кровоизлияния, «лечат», приковывая к кушетке для осмотров таким образом, что спина у него оказывается выгнутой, а живот напрягается. И все-таки именно такая фотография, отразившая процесс осмотра пациента на «скорой», появилась на первой странице местной газеты в прошлый выходной. На переднем плане с нарочито серьезным видом стоит полицейский, такой здоровый, что кажется карикатурным. Может быть, это он сказал проводившему осмотр врачу, что с пациентом следует обходиться таким необычным образом?

Как ни странно, но эта фотография, возможно, почти не нарушила обычный и приятный выходной, которым наслаждались мои соседи. Не слишком возмутила она и моих коллег — они обратили на нее лишь минутное внимание. Что касается меня, эта фотография намертво отпечаталась в моем мозгу. Я считаю этот снимок важнейшим свидетельством современной истории, он знаменует собой конец и начало. Я поняла, что лично для меня хватить слушать, читать и размышлять. Пришла пора говорить, действовать и давать отпор.

Я прочла несколько эссе, автором которых является пациент, т. е. Хьюи П. Ньютон. Я слышала, как он со всей страстью и старанием пытался донести свои идеи и надежды до того множества людей, которые обращались к нему с вопросами. Час за часом он продолжал говорить с теми, кто поддерживал его, и с тем, кто питал к нему недоверие, и делал это в одинаковой манере, без всякой злобы. Я слушала, как он пересказывает идеи из книг д-ра Фэнона, передавая их всего лишь несколькими потрясающе последовательными предложениями. Услышав его выступление, я была потрясена до глубины души. Как этот молодой человек двадцати пяти лет может прекрасным научным языком изложить тенденции развития современного общества в историческом, социально-экономическом и политическом разрезе? Как это у него получается, если я в свои сорок пять лет, из которых семнадцать лет я проучилась в колледже и потом продолжила образование после получения докторской степени, если я прихожу к выводу о том, что знаю ничтожно мало о ценности человеческой личности и должна начать все сначала.

Начать сначала я решила, когда несколько недель назад увидела пациента, говорившего с группой людей на улице, многие из которых подходили просто так и, послушав немного, шли своей дорогой. Один такой молодой человек позвонил вечером и сказал, что он попал в тюрьму. Полиция задержала его, потому что полицейским показалось, будто он совершил какое-то незначительное нарушение Автомобильного кодекса. Как выяснилось, они ошиблись, поскольку быстро установили, что никакого нарушения не было. Недовольные, полицейские устроили длиннющее расследование и, в конце концов, установили, что год назад молодой человек неудовлетворительно ответил на обвинение в том, что он водит машину с недействительными водительскими правами. Из-за этого он оказался за решеткой. Залог назначен в сумму 550 $. На заполнение заявки, уплату надлежащих денежных взносов и встречу с нужными людьми ушло три часа, и только после этого бедный чернокожий парнишка выбрался из тюремной камеры.

Через пару дней после этого случая мы с подругой ехали по шоссе. Так ее останавливали четыре раза за нарушение Автомобильного кодекса, включая отсутствие разрешения на трейлер, который был прицеплен к нашей машине. С нами ничего не случилось, хотя через несколько миль нас опять остановила полиция, на этот раз за нарушение правил дорожного движения. Несмотря на это, мы преспокойно вернулись домой к обеду, мы, две белых леди, проживающие в комфортабельном «белом» районе. Потом моя подруга сказала мне, что залог за все эти нарушения составил всего-навсего 15 $! Так что, пожалуйста, дорогие мои белые братья и сестры, не тратьте мое время, доказывая мне, что все американцы одинаково получают по закону. Я вам не поверю.

Я приношу вам извинения, мистер Ньютон, за дополнительные страдания, которые вам пришлось перенести, пока ваши раны осматривал врач. Я извиняюсь за все ужасы гетто и нечеловеческие условия, в которых из-за безнравственной политической и социальной системы… в подобных вам людей будут неизбежно стрелять на улицах нашего города.

Мэри Джейн Агилар, доктор медицины».

Все время, пока я находился в больнице, полицейские изо всех сил старались измучить меня до смерти. Стоило мне отключиться, как они толкали кровать или трясли меня. Один из них держал перед моим лицом дробовик с отпиленным стволом, предупреждая, что дробовик может выстрелить случайно. Другой махал передо мной бритвой и грозился перерезать трубки, чтобы оставить меня задыхаться. Еще один предсказывал, что я совершу самоубийство, нечаянно выдернув трубки из носа. Иногда они даже двигали трубки. Полицейские говорили мне, что я «сгорю в аду». Они без конца повторяли свою угрозу насчет того, что я умру в маленькой газовой камере с зелеными стенами в Сан-Квентине. Если уж я спасусь от камеры, они пообещали все равно достать меня и лишить жизни. Они даже бились об заклад, споря о том, светит ли мне газовая камера или тюряга. Они то и дело говорили что-нибудь вроде: «Ниггер скоро сдохнет. Он конченый человек. Он скоро отдаст концы в газовой камере».