Хьюи Ньютон - Революционное самоубийство

• Название: Революционное самоубийство
• Автор: Хьюи Ньютон
• Издательство: Ультра.Культура
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-98042-016-9

Легендарный герой американской прессы, основатель "Черных пантер", философ, пропагандист, политический заключенный и профессиональный революционер Хьюи Перси Ньютон незадолго до трагической гибели написал свою автобиографию. "Революционное самоубийство" — это не только детективная история жизни бунтаря, дружившего с кубинскими революционерами, китайскими хунвейбинами и скандальным парижским драматургом Жаном Жене, но и редкая возможность почувствовать атмосферу тех «безумных» лет, когда восстания черных в гетто, захваты студентами университетов и «акции» против полиции воспринимались интеллектуалами как начало необратимых и долгожданных изменений в структуре всей западной цивилизации.

---

Наконец, ко мне пришел сам Чарльз Гэрри. Пока Беверли не упомянула его имя, я ничего не слышал о нем, но уважение и доверие, которые я питал по отношению к Беверли, автоматически перенеслись и на известного адвоката. С юридической точки зрения, партия и моя семья решили целиком и полностью доверить мое дело Чарльзу Гэрри. Я еще не совсем пришел в сознание, и Гэрри с пониманием отнесся к моим физическим страданиям. В тот первый раз мы не стали обсуждать стратегию защиты. Гэрри просто сказал, что он на моей стороне и с гордостью будет представлять мое дело в суде. Я сделал ему ответный комплимент.

Пока я лежал в постели, выздоравливая от полученных ран, я пытался со всех сторон оценить положение, в котором оказался, обдумать, что можно сейчас сделать, чтобы это положение поправить, и важность этих действий. Без сомнения, у меня были большие проблемы. Я находился под полным контролем своих угнетателей, и меня обвиняли в серьезном уголовном преступлении, за которое можно было получить смертный приговор. На самом деле, я думал, что мне придется умереть. Пока не начались слушания по делу, я действительно не надеялся на спасение. И все-таки смертная казнь в газовой камере не обязательно означала поражение. Она могла бы стать еще одним шагом на пути к повышению уровня сознательности общины. Я не пытался играть в героя, но на протяжении долгого времени готовил себя к смерти.

После создания партии я думал, что не проживу и года. Мне казалось, нас взорвут прямо на улице. Но я надеялся на то, что у меня будет хотя бы год на укрепление партии, и все время сверх этого года воспринимал как награду. Когда я лежал в Хайлендской больнице, я уже жил этим «позаимствованным» временем. За прошедший год много было сделано из того, о чем мы с Бобби мечтали, составляя наши «Десять пунктов» в Центре социального обслуживания Северного Окленда. Несмотря на мое нынешнее положение и даже перспективу гибели, я не чувствовал себя удрученным или несчастным. У меня еще оставалось время выступить с несколькими политическими заявлениями и сделать мой суровый опыт частью коллективного сознания чернокожих.

Вот эта, последняя, вещь была очень важна. Уже больше трехсот пятидесяти лет в нашей стране негры гибли как храбрые и достойные люди за дело, в которое они верили. Эта сторона нашей истории всегда была хорошо знакома нашему народу, однако многие воспринимали это историческое знание как-то смутно. Мы знали имена нескольких наших мучеников и национальных героев, но зачастую мы не были знакомы с обстоятельствами или точными подробностями их жизни. Белая Америка относилась к нашей истории так, что она замалчивалась в школах и в книгах по истории Соединенных Штатов. Смелость и отвага сотен наших предков, принимавших участие в восстаниях против рабства, так и осталась затерянной во времени. Это рабовладельцы-плантаторы постарались: они сделали все возможное, чтобы помешать любым записям о восстаниях рабов. Миллионы чернокожих школьников так никогда и не узнали о двух великих героях XIX столетия — Денмарке Веси и Нэте Тернере по прозвищу Пророк, которые погибли за свободу своего народа.[46]

У белых людей была веская причина на то, чтобы уничтожить нашу историю. Чернокожие мужчины и женщины, отказывающиеся жить в условиях угнетения, представляют собой опасность белому обществу, ведь они становятся символами надежды для своих братьев и сестер, вдохновляя их следовать героическому примеру. В наше время таким величайшим примером является Малькольм Икс. Его жизнь и его достижения воспламенили поколение чернокожей молодежи. Он помог нам сделать огромный шаг вперед, подарил нам новое самовосприятие и ощущение нашей судьбы. Насколько большое значение имела его жизнь, настолько значимой стала и его гибель. Смерть Малькольма зажгла в нас новый боевой дух. Этот дух зародился в объединенном сознании чернокожих, в охваченном гневом сознании. Нас объединило сознание того, что дело, начатое Малькольмом, осталось незавершенным.

В свете вышесказанного, я мог немного посмотреть на себя со стороны и поразмышлять на тему собственной смерти. Партия «Черная пантера» была создана в духе Малькольма; мы боролись за те цели, которые он поставил перед собой. Если бы негры увидели, что «Черных пантер» убивает не только полиция, но и судебная система, они почувствовали бы, что круг замкнулся, и сделали бы следующий шаг вперед. В этом смысле моя смерть не была бы бессмысленной.

После двухнедельного пребывания в Хайленд-Аламедской больнице мое состояние улучшилось, и меня переправили в санитарную часть блока для смертников в Сан-Квентине. По официальной версии, я находился здесь для собственной же безопасности. Когда «скорая помощь», на которой меня транспортировали в тюрьму, подъезжала к Квентину, полицейские сказали мне хорошенько посмотреть на тюремные стены, потому что мне предстоит пробыть там очень и очень долго. Пока меня везли на каталке по коридорам Сан-Квентина по направлению к блоку смертников, один за другим охранники кричали мне «покойник, покойник, покойник». Заключенным не разрешается говорить с человеком, помещенным в блок смертников.

Больничные тюремные камеры в Квентине находятся по соседству с камерами, где содержатся психически больные заключенные. Если моя запиралась на целых три замка, то большая часть их камер была вообще открыта, потому что эти заключенные становятся беспокойными в маленьком пространстве. В коридоре для них стояли тренажеры, карточные столы со стульями, несколько игр, чтобы они могли себя занять.

Среди этих душевнобольных был один мексиканец, кажется, его звали Робилар. Мы с ним поладили, так как он думал, что мусульманин, а я его не разубеждал. Каждый день он стоял около моей камеры, играл на гитаре, пел мне и говорил: «Не беспокойся, все будет хорошо».

Всю жизнь Робилар то и дело попадал в тюрьму. На этот раз парень убил своего сокамерника. Как и я, на суде он защищался самостоятельно и проиграл дело. Однако смертный приговор был отменен, когда Робилар был объявлен неспособным вести самозащиту. После этого его заперли в психушке в Квентинской тюрьме. Он пытался резать себе вены, так что его камеру перестали закрывать и позволили ему свободно перемещаться по тюрьме. Робилару нравилось смотреть, как перевязывают мою рану. Когда приходили врачи и снимали мне повязку, чтобы наложить новую, Робилар ходил вокруг моей кровати и заглядывал под руку врачам, прищелкивая языком от возбуждения.

На третий день моего пребывания в Квентине в соседнюю камеру поместили новенького — белого. Мы так и не узнали его имени, но нам было известно, что его должны освободить через полгода. Весь тот день, когда привели нового заключенного, Робилар пел мне, а вечером он прокрался в камеру к новичку, перерезал ему горло и пробил череп спортивной гирей. Потом он вернулся в свою камеру и стал петь одну и ту же песню:

Печалься же, Том Дули,
Печалься и плачь;
Печалься же, Том Дули,
Бедняга, ты должен умереть.

Он все еще пел, когда я заснул. Было это около десяти вечера. Хотя убийство случилось в соседней с моей камерой, я и понятия об этом не имел, да и никто не догадался, пока на следующее утро охранники не нашли новичка бездыханным. Робилара окончательно объявили неизлечимо больным. Он совершил седьмое убийство, четвертое в тюрьме. Три предыдущих раза он убивал своих сокамерников.

Полежав две недели в Сан-Квентине, я почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы встать с больничной койки. Мне хотели помочь, но я пошел сам. Из Квентина меня переправили в Аламедскую окружную тюрьму в центре Окленда, где мне уже приходилось бывать раньше. На этот раз я должен был просидеть там одиннадцать месяцев — до и во время слушания по моему делу.

25. Стратегия

Лицемерие американского фашизма заставляет его прикрывать атаку на политических преступников юридической фикцией из правовых норм об ответственности за преступный сговор и в высшей степени изощренными ложными обвинениями. Массы должны научиться понимать настоящую функцию тюрем. Как они могут существовать в таких количествах? Каков на самом деле основной экономический мотив преступления и на какие типы в действительности официально делятся преступники или жертвы? Люди должны узнать, что, когда кто-нибудь «оскорбляет» тоталитарное государство, то он совершенно точно не совершает преступления против тех, кто живет в этом государстве. Он нападает на привилегии, которыми пользуются немногие привилегированные.

Джордж Джексон. Кровь в моих глазах

13 ноября 1967 году большое жюри Аламедского округа выдвинуло против меня обвинения. Меня обвиняли в совершении трех преступлений: убийстве патрульного Джона Фрея, нападении на патрульного Герберта Хинса с угрозой применения смертельного оружия и в похищении чернокожего по имени Дел Росс, находившегося поблизости от места преступления. Я заставил его отвезти меня на машине в Кайзеровскую больницу. Кажется, именно так я и попал в больницу. Согласно показаниям Дела Росса перед большим жюри, я и еще один человек забрались в его машину, наставили на него пистолет и сказали ему ехать в больницу. Но, как сказал Росс, не доехав до больницы, мы выпрыгнули из машины и растворились в ночи.