Элейн Гудж - Нет худа без добра

• Название: Нет худа без добра
• Автор: Элейн Гудж
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-7027-0424-Х

Три женщины искренне оплакивают смерть одного человека, но при этом относятся друг к другу весьма неприязненно. Вдова сенатора Траскотта Корделия считает себя единственной хранительницей памяти об усопшем муже и всячески препятствует своей дочери Грейс писать книгу о нем. Той, в свою очередь, не по душе финансовые махинации Корделии в фонде имени Траскотта. И обе терпеть не могут Нолу Эмери, внебрачную дочь сенатора. Но тут выясняется, что репутация покойного сенатора под угрозой – не исключено, что он был замешан в убийстве. И три женщины соединяют свои усилия в поисках истины. Им предстает пройти нелегкий путь, прежде чем из их сердец будет изгнана нелюбовь друг к другу…

---

Однако вид Криса и Джека, присевших бок о бок перед языками пламени, шипящими и разгорающимися в большом каменном очаге, несколько приободрил ее. Джек объяснял тонкости разведения огня, и Крис кивал, с интересом глядя на него.

Джек выпрямился и скривился: в колене щелкнуло. В линялой красной рубашке и видавших виды джинсах, протертых добела на коленях, он показался ей похожим на персонаж из фольклора. Крупного телосложения, с энергией, бьющей через край, несмотря на отдельные поскрипывания в суставах. С серебряной шевелюрой, искрящейся от капелек тающего снега, руками, перепачканными краской от газеты, которой он разжигал огонь. Она наблюдала, как перекатывались и сворачивались узлом мышцы на его руках, когда он поднимал чугунную кочергу, подталкивая поленья. Грейс почувствовала себя так, словно она опять в школе проводит время в мечтаниях о великолепном мистере Ван Харте. Ее дурные предчувствия о предстоящей неделе сразу же растаяли, как комья снега с их ботинок, превратившиеся в лужицы, поблескивающие у двери.

Она подумала, как уютно устроится с Джеком под покрывалом наверху на старой латунной кровати и как он обнимет и крепко прижмет ее к себе, чтобы согреть. Даже сейчас, стоя в колеблющихся бликах разгорающегося огня, она почти физически ощутила, как большие руки Джека ласково скользят по ней, пока она не начнет оттаивать. Его дыхание обдает теплом ее щеку, потом ее горло и грудь по мере того, как оно движется все ниже, впитывая последние остатки ее озноба.

Джек поймал ее взгляд и подмигнул. Грейс почувствовала, как изменился цвет ее лица от внезапного жара. Он улыбнулся, морщинки в уголках его глаз расходились лучиками в стороны, как на рисунках ребенка, изображающего солнце, и она почувствовала, как внутри у нее что-то запрыгало.

Как могло бы быть хорошо с Джеком. Если… если…

– Эй, дамы, не забудьте, мы по-прежнему собираемся поужинать! – крикнул Джек, бросая многозначительный взгляд на Ханну. – Крис и я присоединимся к вам, леди, после того, как принесем побольше дров.

Крис потащился за Джеком неуклюжим черепашьим шагом. В помятом джемпере и в мешковатых джинсах, с лохматой гривой, сын заставил Грейс подумать: не связать ли его и не пройтись ли по голове ножницами Лилы для стрижки собак?

Грейс хотелось вдохнуть в него побольше энергии, но сейчас проблема была не в Крисе. Наблюдая, как Ханна лениво сползает с кушетки, Грейс почувствовала, что ее беспокойство возвращается.

– Ты знаешь, мне действительно очень нравится эта комната, – произнесла Грейс, пытаясь разбить лед молчания.

Она отвернулась от Ханны и посмотрела на вылинявшее пикейное одеяло, которое висело вдоль коллекции старинных подставок для блюд. Под ним на старом журнальном столике вишневого дерева стоял голубой кувшин для разбрызгивания воды и фонарь-"молния", который, судя по следам копоти, был выставлен не для демонстрации.

– Ее украшала моя мама, – сухо ответила Ханна. – Этим она зарабатывает себе на жизнь, ты же знаешь. Она в этом большая мастерица.

– Я вижу, – спокойно сказала Грейс. – Не каждому удается сделать загородный дом таким уютным, чтобы он выглядел, как на рекламе Лауры Эшли.

Глаза Ханны в ответ не оживились, в них сквозило уныние, она скрестила руки на груди. Она была одета в помятый холщовый комбинезон голубого цвета и в цветастую блузку, которые она на самом деле наверняка приобрела у Лауры Эшли, с опозданием поняла Грейс. На кухне Ханна сказала:

– Я могу приготовить «пасту». Мы всегда готовим «пасту» в первый вечер. Только отец по-прежнему называет ее «спагетти». Ты заметила, что он перед тем, как вылить молоко из пакета, взбалтывает его? Как будто он по-прежнему маленький ребенок, когда молоко разливалось по стеклянным бутылкам и сливки поднимались кверху.

– В моем детстве молоко тоже разливалось по стеклянным бутылкам, – сказала Грейс, выгружая салат-латук и полиэтиленовый пакет с анемичными помидорами в эмалированную раковину. – Я и не думала, что что-то изменится.

Ханна кивнула.

– Подобное произошло и с пластинками. В наше время идешь в магазин "Тауэр рекордс" и все, что видишь, – это компакт-диски. – Она задумалась. – Не потому, что компакт-диски хуже. Это просто… ну, ты знаешь…

– Да, я знаю… – соглашаясь, сказала Грейс, понимая, что это изменение само по себе – как и любое изменение – вызывает у Ханны неприятие.

Ханна, роясь в буфете у плиты, казалось, чуть-чуть смягчилась. Грейс удалось заметить, что ее плечи потеряли былое напряжение. Грейс пришло в голову сравнение с ковбоем, снявшим руку с кобуры пистолета. Но все, что произнесла Ханна, свелось к фразе:

– Грейс, ты не видела банку с соусом для спагетти? Грейс напряглась. Ей не хотелось противоречить Ханне, но Сочельник – это что-то особенное. Она нервно откашлялась.

– Я думала, что у нас будет что-то более… праздничное. И купила несколько корнуэльских куропаток, которые не требуют долгой готовки, и немного фарша. И сладкий картофель, который мы можем бросить в микроволновую печь.

Ханна нахмурилась, и едва заметная морщинка пролегла между ее невыщипанными бровями.

– Но у нас всегда в первую ночь «паста», – настаивала она.

– Но сегодня – Сочельник…

– Мы не отмечаем Рождество.

– А мы с Крисом отмечаем, – спокойно заметила Грейс.

Она выдержала стальной взгляд Ханны, чувствуя, как бьется пульс во всех уголках ее тела.

– Тогда почему ты здесь? – спросила Ханна. Ее глаза застыли от ярости.

Медленно, словно двигаясь под водой или во сне, Грейс обернулась и закрыла кран. Слова Ханны пролегли между ними, словно дуэльная перчатка, брошенная на потертый пол из сосновых досок. В пронзительной тишине, нарушаемой только стуком капель, она посмотрела Ханне в лицо и произнесла:

– Мне бы очень хотелось объяснить тебе все так, чтобы ты поняла. Что я не пытаюсь занять место твоей матери… или твое. Я – не враг тебе, Ханна! Твои родители развелись не из-за меня. Не я причина твоих несчастий.

В волнистом стекле старого буфета Грейс поймала свое бледное отражение – маленькая женщина со спутанными влажными волосами, напряженным лицом и крепко сжатым ртом.

– Что ты знаешь обо мне! – словно выстрелила ответ Ханна, и лихорадочный румянец покрыл ее щеки. – Ты не имеешь ни малейшего понятия, что делает меня счастливой! А если б имела, то тебя не было бы здесь.

– Но я здесь, – резко ответила Грейс.

– Мне бы хотелось, чтобы ты оказалась далеко отсюда… как можно дальше. Мне бы хотелось, чтобы ты исчезла с поверхности этой планеты!

Слова Ханны сразили ее, словно пуля, обожгли, вызывая желание согнуться пополам, как от боли. О чувствах Ханны она догадывалась, но слышать это – о, Боже, как больно!

– Это вряд ли случится, – сказала Грейс, изо всех сил стараясь говорить ровно. – Поэтому лучше решай – перемирие или полномасштабная война?

Ханна стояла, сжимая буханку хлеба, словно стискивала шею Грейс. Ее глаза засверкали и покраснели, она закричала:

– Думаешь, что тебе удалось все просчитать, не так ли?! Думаешь, что, одурачив моего отца, тебе удастся одурачить и меня? Ну так вот, я уже составила о тебе свое мнение, так что не трать зря слова… и справляй сама свое дурацкое Рождество.

– Ханна!

Грейс вздрогнула от голоса Джека, прогремевшего на всю кухню, и резко обернулась. Он стоял на пороге с застывшим от гнева лицом, с охапкой лучины для растопки.

Ханна в смятении повернулась, и из ее рук выскользнул хлеб. Она поймала его, прежде чем он коснулся пола, и резко выпрямилась. Ее лицо вспухло и пошло красными пятнами, в глазах застыли невыплаканные слезы.

– Папочка, я… – начала она говорить.

– Не в этом доме! – крикнул он. – Я не хочу, чтобы ты так разговаривала с Грейс под моей крышей, если ты…

– Джек, пожалуйста! – прервала его Грейс, чувствуя, как ее охватывает паника.

Неужели он не понимает, как сильно ошибается, бросаясь защищать ее? Что наверняка усугубит злобу Ханны еще больше? Его дочь уже не маленькая девочка, не ребенок, которого можно ругать за нарушение каких-то правил…

– … рассчитываешь на приглашение в следующий раз, – закончил он.

Грейс услышала, как у Ханны перехватило дыхание.

И в тот же момент она увидела будущее так же ясно, как знак на дороге, предупреждающий об опасных виражах или об обрывистых участках, грозящих оползнями. На каждом повороте ей необходимо напрягаться, не чувствуя себя в безопасности, не зная, что ждет за пределами видимости. О, Боже, неужели он не понимает?

– Ханна, послушай, так ничего хорошего не выйдет. Давай сядем и все обсудим.

Грейс разозлилась на Джека, Ханну, но больше всего на себя за то, что позволила вовлечь себя в скандал. Она протянула руку, но Ханна отстранилась. Взгляд ее опухших глаз гласил: Это все из-за тебя. Все! Даже то, что папа кричит на меня.

С рыданием она скрылась в соседней комнате, словно ее поглотила шапка-невидимка, оставив на стойке помятый хлеб и еще не успевшее начаться, но уже испорченное Рождество.