Бодхи - Майя: Форс-минор

• Название: Майя: Форс-минор
• Автор: Бодхи
• Издательство: Бодхи
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-98417-002-7

Неурядицы на работе и обычная жажда впечатлений привели Майю из Москвы в Индию, но неожиданная череда событий буквально вырвала ее из неторопливого осмотра достопримечательностей, превратив ее туристическую поездку в удивительное путешествие сознания. Пожалуй, самое удивительное в этой повести — это ее документальность. Перед читателем предстают реальные люди, реальные описания необычных для нас нравов и ландшафтов Индии, и если бы не красная нить поразительной духовной практики, то книгу можно было бы отнести к категории прекрасных путеводителей по древней культуре. Невозможно остаться равнодушным к пронзительной ноте отчаянного поиска смысла своей жизни, которая звучит в словах и поступках героев этой повести. Когда открываешь эту книгу, то на несколько дней перестаешь существовать для мира, и лишь добравшись до последней точки, ты переводишь дух и возвращаешься в этот мир. Но сила этой книги не в том, что она дает временный всплеск впечатлений, после чего бросает читателя в серую обыденность. Эта книга пробуждает яркие творческие инстинкты, а идеи и практики, описанные в ней, открывают новые горизонты, придают жизни совершенно новый вкус — тот вкус, который чувствовали на своих губах Колумб и Будда.

---

— Скажи мне, что со мной происходит? У меня еще никогда такого не было… — даже не знаю, как сделать так, чтобы он обратил на меня внимание.

Нет никакой неловкости от того, что я наседаю, как непоседливый котенок, — возможно потому, что он не производит впечатление человека, который чем-то занят, думает о чем-то, поэтому вроде как и помешать ему невозможно. Но и сказать, что он просто «без дела» валяется, я тоже не могу — наверное потому, что в его глазах я не видела ни тени того, что обычно сопровождает «ничегонеделание» — ни скуки, ни желания отвлечься на что-то интересное, ни серости и апатии. Странным образом этот человек, ничего не делая, создавал вокруг себя атмосферу насыщенного существования. Я чуть ли не физически чувствовала это… как свежесть колодезной воды — темная, слегка густая, прохладная. Я пью ее, и она заполняет все тело.

Я снова поймала его взгляд, вернее, не поймала, поскольку он никуда не убегал, а просто приняла его в себя. На этот раз я испытала пушистость в груди. Других слов и не подберешь — именно пушистость, игривую, упругую, толкающуюся во все стороны и рассыпающуюся мелкими золотистыми искрами.

— Как тебя зовут? — опять пытаюсь подобраться к нему.

— Кам.

Почему-то так и думала, что он и есть Кам! Уселась рядом и стала его рассматривать. Не могу понять, почему у меня никак не складывается определенный образ — если отвожу взгляд и пытаюсь его представить, то могу восстановить те или иные черты, но они никак не складываются во что-то цельное, определенное. Сейчас он похож на мальчика, еще слишком маленького, чтобы предаваться какому-то серьезному занятию — сидит рядом, ковыряется палочкой в песочке, а сейчас опять смотрит в небо, и опять от него исходит что-то мощное, отзывающееся в солнечном сплетении странным напряжением…

— Сарт сказал, что тебе рассказал обо мне ветер, и что ветер сказал, что я здесь. Что он имел в виду?

— Скорее всего он имел в виду именно то, что сказал.

Все, что раньше я слышала о практике прямого пути, было предельно конкретным, без поэтических гипербол, поэтому я осталась в замешательстве — а что, собственно, тут можно еще спросить? Ему рассказал ветер… Если бы я была в шиваитском храме или на собрании московских любителей эзотерики, я бы, конечно, заподозрила его в самой что ни на есть примитивной попытке произвести на меня впечатление, но ощущение от Кама и от всех этих людей было совершенно иным, не легковесным и пузыристым, а текучим и насыщенным.

Кам перевернулся на живот и, слегка играя босыми ногами, положил подбородок на сложенные перед собой руки. Вслушивался ли он в разговор… не похоже, но он явно во что-то вслушивался. Легкий ветерок набежал, распушил мне волосы и улетел, а я обратила внимание на ступни Кама — они были очень правильной формы, слегка припухлые — прямо как у девчонки или как у Будды, которого рисуют индусы на плакатах в несколько женоподобном виде. Я наблюдала за игрой его ступней, а потом неожиданно для самой себя схватила одну из них и зажала в руках.

Нахлынувшие ощущения напомнили о Тае, время на какие-то мгновения остановилось и протянуло сверкающую нежностью нить между мной, Камом и Таем… Две скалы, полуденное небо, озеро, взгляд Кама, тепло его ступни, руки Тая, — все перемешалось вопреки всем законам пространства и вспыхнуло в одном мгновении так ярко, что я зажмурилась и не смогла сдержать едва слышный стон эротического восторга.

Кам никак не отреагировал и продолжал валяться, как ни в чем ни бывало. Я провела ладонью по его лапе, еще раз, еще… слегка стиснула его пальцы… Это невыносимо… Я перестаю понимать, где мы находимся…

Я напрочь забыла о том, что рядом с нами кто-то есть, что нас могут увидеть и совсем посторонние люди… Еще, еще плотнее приникнуть к нему, не физически, а как-то иначе… Я не могу больше сдерживать себя — моя щека, горячая ступня, — встреча двух морей, которые уже не разделить.

Я сошла с ума! Что я делаю?… Запах лапы, перемешанный с запахом травы… Мне хочется лизать эту припухлую лапу, тереться об нее щеками, лбом, сжимать ее в ладонях… Но я останавливаю себя, пора возвращаться на землю.

Кам посмотрел на меня долгим взглядом, который сказал больше, чем все слова и действия. В нем не было ничего спазматического, часто сопровождающего яркое сексуальное возбуждение. В нем была ровная мощь, широкая темная река, неспешно уходящая за горизонт темно-красного рассвета.

— Кам, расскажи мне о ветре. Как ты разговариваешь с ним?

Он взглянул на меня и чуть толкнул плечом в плечо.

— Ты религиозная девочка?

— Я? Нет… а надо быть религиозным, чтобы понять, что ты говоришь?

— Как раз наоборот, если ты религиозна, ты не поймешь.

— А что ты называешь религиозностью?

— Когда ты считаешь, что что-то существует, не имея никаких оснований так считать. Если ты не видела никаких богов, но считаешь, что они есть — это религиозность. Если у тебя нет воспоминаний о прошлых жизнях, но ты считаешь, что они есть, — это тоже религиозность.

— А, ясно. Ну я думаю, что с этим у меня проблем нет. Я как раз предельно прагматична. Наверное, это даже мой недостаток, что мне все надо показать, доказать, я хочу все проверить на своей шкуре… Я часто чувствую себя ограниченной из-за этого.

— Ты наверняка религиозна, и тебе не сдвинуться ни на шаг, если ты не преодолеешь это омрачение.

Как-то неожиданно Кам снова изменился. Теперь образ маленького мальчика уже не вязался к нему, взгляд стал пронзительным, холодным… впрочем нет, «холодным» — не то слово, ведь оно имеет оттенок отстраненности, а отстраненности в глазах Кама не было… морозность — вот, пожалуй, нужное слово — как легкий весенний морозец с утра прихватывает инеем траву. Молча я ждала продолжения.

— Дурак — это тот, кто знает все обо всем, у кого на любой вопрос есть готовая точка зрения, причем эта точка зрения не имеет под собой достаточных оснований, и вообще она не имеет отношения к поиску истины, у нее другое предназначение — охранять в неприкосновенности жесткую схему, в рамках которой и функционирует дурак. Почти все люди, которых ты видишь, являются дураками согласно этому определению. Лишь немногие задумаются, услышав вопрос, для ответа на который им следовало бы подумать, лишь немногие в ответ скажут «у меня пока нет точки зрения на этот вопрос» или «мне надо подумать и взвесить все, что я знаю об этом». Ведь это нетипичная реакция?

— Да, верно. Я и сама почти никогда так не говорю, наверное я все-таки дура?:)

— Ты так не говоришь, но ты часто поступаешь именно в таком духе, который выражают эти слова.

— Ну… пожалуй верно, да… тебе это тоже рассказал ветер?

— Ну зачем же мне ветер, когда ты сама передо мной? Я смотрю на твое лицо, я слышу твой голос, вижу твои повадки — этого достаточно, ведь совершенно невозможно ничего скрыть от того, кто свободен от ожиданий и предпочтений. Любая привычная реакция отражается на мимике, на интонациях, и как ни старайся — скрыть это можно только от слепого, впрочем, все люди как раз слепы. Сарт еще поговорит с тобой о негативных эмоциях, но я могу сказать в качестве примера, что если ты когда-нибудь добьешься безупречного устранения всех негативных эмоций, то ни один другой человек никаким образом не сможет скрыть их от тебя — они будут видны все, как на ладони, ты сможешь с абсолютной точностью нарисовать психический портрет любого человека. Точно так же и с глупостью, то есть со склонностью делать предположения и утверждения, не имеющие под собой ясного рассудочного основания — если ты свободен от глупости, то видишь малейшие ее следы в любом другом человеке. Вот по тебе я вижу, что ты безусловно поддерживаешь в себе глупость, но также я вижу, что в тебе есть и стремление к искренности, и скорее всего ты глупа просто потому, что не знаешь, что глупость можно прекратить.

— Логически я понимаю, что ты говоришь, но пока непонятно — что реально можно сделать, чтобы измениться?

— Я объясню. — Кам перевел взгляд с моих глаз на мою макушку, и секундой позже ветерок слегка взлохматил на ней волосы. — Вот например ветер… что ты думаешь о ветре, что это такое? Скажи первое, что придет в голову.

— Ветер… ну что это — движение воздуха, которое…

Движением руки Кам остановил меня.

— Достаточно. «Ветер — движение воздуха», что-то подобное я, конечно, и ожидал услышать. А теперь попробуй обосновать то, что ты сказала.

— Обосновать? Ммм… Не понимаю. Обосновать что?

— Этот твой вопрос означает примерно следующее: «как можно обосновывать то, что ветер — это движение воздуха, когда ветер — это и есть движение воздуха», так?

— Ну да… я не понимаю, к чему ты клонишь.

— Прямо сейчас ты испытала и проявила легкое недовольство.

— Я?

— Зачем ты переспрашиваешь?