Теодор Старджон - Больше чем люди (More Than Human)

• Название: Больше чем люди (More Than Human)
• Автор: Теодор Старджон
• Жанр: Научная Фантастика

Лучший и самый известный роман Старджона — «Больше чем люди» — More Than Human 1953 г. (Международная премия по фантастике-54) — классическая иллюстрация НФ гештальт-психологии; пятеро сверходаренных детей с помощью телепатии, телекинеза и других форм экстрасенсорного восприятия образуют симбиотическое целое (Homo gestalt), что помогает им выстоять во враждебном по отношению к «выродкам» мире.

---

Почему она спасла его? Почему именно его, если ей понадобилось кого-то спасти? И… почему вообще?

Что ей от него нужно? Есть ли что-то в его прошлой забытой жизни, что он может дать ей? Если есть, молча поклялся он, это принадлежит ей, чем бы ни оказалось; непостижимо, чтобы что-то, что она могла получить от него, было бы равно его собственному новому открытию жизни.

Но что это может быть?

Он понял, что смотрит на пляж, на маленькую галактику влюбленных, каждая пара в собственном мире, поглощенная собой, но в полной гармонии с остальными, и все вместе плывут в светящихся сумерках. Влюбленные… он чувствовал притяжение любви… где-то в тумане, он не может вспомнить где, с кем… но это было, и снова всплыл старый, старый рефлекс: пока я не отыщу его и — Но тут он снова потерял нить мысли. Что бы он ни искал, это важнее любви, брака, работы, звания полковника (Звание полковника? Неужели ему когда-то хотелось стать полковником?).

Ну, может, существовало соперничество. Джейни любила его. Она увидела его, и ударила молния, и она захотела его, но добивалась этого по-своему. Что ж. Если она хочет этого…

Он закрыл глаза, представив себе ее лицо, наклон головы, когда она молча, внимательно ждет; ее стройные сильные руки и гибкое тело, ее волшебный голодный рот. Увидел серию быстрых снимков, сделанных фотоаппаратом его мужского сознания, но отложенных в ту часть, которая помечена «неактуально»: ноги Джейни на фоне окна, просвечивающие сквозь облако юбки. Джейни в крестьянской блузке, и прямой луч солнца касается ее обнаженного плеча и верхнего изгиба груди. Джейни танцует, наклоняется и прижимается к нему, как будто они золотые листочки электроскопа (Где он видел электроскоп… Где работал с ним? О, конечно, это было в… Но все тут же исчезло). Джейни, едва видимая в сумерках, светящаяся в облаке нейлона, она крепко держит его за руку, пока он не успокаивается.

Но это не соблазнение, эта близость завтраков, прогулок, долгих молчаний без прикосновений, без единого слова ухаживания. Любовь, даже подавленная и молчаливая, многого требует, она полна жажды и желания. А Джейни… Джейни только ждала. Если ее интересовало его непонятное прошлое, она сохраняла полную пассивность, ждала, что он может дать. Если ей нужно что-то, что он сделал, чем был, неужели она не стала бы его расспрашивать, подстегивать, допытываться, как это делали Томпсон и Бромфилд (Бромфилд? А это кто такой?). Но она никогда этого не делала, никогда.

Нет, должно быть, что-то другое заставляло ее смотреть на влюбленных с такой сдержанной печалью, с выражением, с каким безрукий слушает скрипку. Рот Джейни, яркий, неподвижный, ждущий. Умные руки Джейни. Тело Джейни, теплое плечо, гладкое предплечье, тело теплое, страстное, жаждущее…

Они повернулись друг к другу. Дыхание их прервалось, повисло между ними, как символ и обещание, живое и слившееся. На краткое мгновение им принадлежал весь звездный космос влюбленных, но потом лицо Джейни исказилось в судороге сосредоточенности, изменилось не под твердым контролем, а в каком-то изящном и сложном приспособлении.

В нем, глубоко внутри, словно возник маленький шар жесткого вакуума. Мужчина вздохнул, и магия, окружавшая их, собралась и исчезла, заполнив вакуум, уничтожив его. Если не считать судорожного изменения лица Джейни, они не шевелились; по-прежнему стояли на солнце рядом друг с другом, ее лицо было обращено к нему, частью освещенное, частью в тени. Но волшебство слияния, единства исчезло. Они снова были двое, а не одно целое, и рядом была Джейни спокойная, Джейни терпеливая, Джейни не обескураженная, неугнетенная. Нонет истинная перемена произошла в нем. Руки его, поднятые для объятия, больше не стремились к ней, губы утратили вкус нерожденных поцелуев. Он отступил на шаг.

— Пойдем?

Быстрая дрожь сожаления пробежала по лицу Джейни и тут же исчезла. Теперь и это, наряду со множеством другого, будет преследовать его: кончики пальцев всегда будут едва касаться гладкой поверхности, но никогда не дотянутся. Он почти понимал ее сожаление, вот оно, рядом — и исчезло, исчезло навсегда, ушло от него далеко.

Они молча направились к дороге и огням, к жалким тысячам свечей, аттракционам, таким неуклюжим в своей претензии на движение. А сзади, в сгущающейся тьме, они оставили настоящее сияние, настоящее движение. Все оставили, не осталось ничего. Вместе со сжатым воздухом, который выстреливает теннисные мячи в деревянные военные корабли; вместе с гонкой игрушечных псов на склоне; со стрелками, которые пробивают воздушные шары, — вместе со всем этим осталось еще что-то, незаметное, погребенное без надгробья.

В одном аттракционе несколько оставшихся от военного оборудования сервомеханизмов имитировали радарное обнаружение цели. Нужно было вручную нацеливать миниатюрную зенитку, малейшие ее движения тут же повторялись большим орудием сзади. По высокому куполу потолка проносились силуэты самолетов. В целом это было искусное соединение механизмов и загадок, способное выкачать немало денег.

Гип попробовал первым. Вначале он заинтересовался, потом увлекся и был совершенно очарован тем, что его легкие движения послушно повторяются в раскачиваниях и поворотах большой пушки в двадцати футах от него. По первому «самолету» он промахнулся, по второму тоже; после этого абсолютно точно рассчитал собственную ошибку орудия и сбивал все цели, как только они показывались. Джейни, как ребенок, захлопала, а служитель наградил их блестящей глиняной статуэткой полицейской собаки и вернул пятую часть платы. Гип гордо принял награду и предложил пострелять Джейни. Она вызывающе подошла к механизму и засмеялась, когда большая пушка покачнулась и вздрогнула. У Гипа раскраснелись щеки, он привычно оценивал точку встречи с каждой целью и сказал краем рта:

— Сорок или еще чуть выше в правом квадранте, капрал, или феи размагнитят твои заряды.

Глаза Джейни чуть сузились, возможно, чтобы лучше прицеливаться. Она ничего не ответила. Сбила первую цель, как только она показалась над горизонтом, и вторую, и третью. Гип хлопнул в ладоши и радостно выкрикнул ее имя. Она как будто на мгновение сосредоточилась, сделала жест человека, который с трудом возвращается к окружающей обстановке. Потом четыре раза подряд промахнулась. Дважды попала, один выстрел прошел выше, еще один ниже, а последний — на полмили в сторону.

— Не очень хорошо, — сказала она дрожащим голосом.

— Вполне прилично, — вежливо ответил он. — Сейчас вообще не обязательно в них попадать.

— Не обязательно?

— Конечно. Достаточно, чтобы разрыв был близко. В мире не бывало диабетической собаки.

Джейни перевела взгляд на статуэтку и захихикала.

— Я ее сберегу, — сказала она. — Гип, у тебя весь пиджак в краске. Давай отдадим ее.

Они прошли вдоль павильонов в поисках подходящего человека, которого можно было бы облагодетельствовать, и нашли его наконец — мальчишку лет семи, который методично высасывал воспоминания о масле и соке из изгрызенного кукурузного початка.

— Это тебе, — пропела Джейни. Мальчик не обратил внимания на подарок и не отводил своих пугающе взрослых глаз от ее лица.

Гип рассмеялся.

— Не договорились! — Он присел рядом с мальчиком. — Давай заключим сделку. Заберешь, если я дам доллар в придачу?

Никакого ответа. Мальчик продолжал сосать початок, не отрывая взгляда от лица Джейни.

— Упрямый клиент, — улыбнулся Гип. Неожиданно Джейни вздрогнула.

— Оставь его, — сказала она. Все ее веселость исчезла.

— Ну, меня он не переспорит, — весело ответил Гип. Он поставил статуэтку возле изношенных ботинок мальчишки и сунул в дыру, больше всего похожую на карман, долларовую бумажку. — Приятно было иметь с вами дело, сэр, — сказал он и пошел за Джейни, которая уже уходила.

— Настоящая балаболка, — рассмеялся Гип, поравнявшись с Джейни. Он оглянулся. Мальчик продолжал смотреть на Джейни. — Ты как будто произвела на него сильное впечатление — Джейни!

Джейни застыла, глаза ее широко раскрылись, рот превратился в изумленный треугольник.

— Маленький чертенок! — выдохнула она. — В его возрасте! — Она резко повернулась и посмотрела назад.

Глаза Гипа явно подвели его, потому что он увидел, как початок вырвался из грязных маленьких рук, повернулся на девяносто градусов и ударил мальчика по щеке. Потом упал на землю. Ребенок попятился, выкрикнул непечатное предположение по их адресу и исчез в переулке.

— Фью! — поражение сказал Гип. — Ты права! — Он с восхищением посмотрел на нее. — Какие у тебя большие уши, бабушка, — заметил он, не очень умело скрывая под насмешкой свое потрясение. — Я ничего не слышал, пока он не дал второй залп.

— Правда? — спросила она. Впервые он заметил в ее голосе раздражение. В то же время он чувствовал, что не он причина этого раздражения. Гип взял ее за руку.