Теодор Старджон - Больше чем люди (More Than Human)

• Название: Больше чем люди (More Than Human)
• Автор: Теодор Старджон
• Жанр: Научная Фантастика

Лучший и самый известный роман Старджона — «Больше чем люди» — More Than Human 1953 г. (Международная премия по фантастике-54) — классическая иллюстрация НФ гештальт-психологии; пятеро сверходаренных детей с помощью телепатии, телекинеза и других форм экстрасенсорного восприятия образуют симбиотическое целое (Homo gestalt), что помогает им выстоять во враждебном по отношению к «выродкам» мире.

---

— Я был болен?

А однажды остановился посреди улицы, глядя на зеленое здание на другой стороне.

— Я был там.

Несколько дней спустя он остановился у магазина мужской одежды и озадаченно посмотрел на него. Нет, не на него. На витрину.

Рядом Джейни ждала, наблюдая за его лицом.

Он медленно поднял левую руку, согнул, посмотрел на шрам, на два прямых разреза — один длинный, другой короткий — на запястье.

— Вот, — сказала девушка. И вложила ему в руку кусок трубы.

Не глядя, он сжал пальцы, сложил их в кулак. На лице его появилось удивленное выражение, потом ужас и что-то похожее на гнев. Он покачнулся.

— Все в порядке, — негромко сказала Джейни. Он вопросительно хмыкнул, посмотрел на нее так, словно она незнакомка, потом как будто узнал. Разжал руку и внимательно посмотрел на кусок трубы. Подбросил ее и поймал.

— Она моя, — сказал он. Джейни кивнула. Он сказал:

— Я разбил витрину, — Посмотрел на витрину, снова подбросил кусок металла, потом положил в карман и пошел дальше. Долго молчал, но когда они поднимались по ступеням своего дома, сказал:

— Я разбил витрину, и меня посадили в тюрьму. А ты вытащила меня оттуда, и я болел, а ты привела меня сюда и вылечила.

Он достал свой ключ, открыл дверь и отступил, пропуская Джейни.

— Зачем ты это сделала?

— Просто захотелось, — ответила она.

Он был встревожен. Прошел к шкафу, вывернул карманы своих двух костюмов и спортивной куртки. Пересек комнату, бесцельно принялся открывать и закрывать ящики туалетного столика.

— В чем дело?

— Эта штука, — неопределенно ответил он. Прошел в ванную, вышел. — Знаешь, кусок трубы.

— О, — сказала она.

— Он у меня был, — сказал он с несчастным видом. Снова обошел комнату, прошел мимо сидящей на кровати Джейни к ночному столику. — Вот он!

Мужчина посмотрел на трубу, согнул ее и сел в кресло.

— Не хотелось потерять, — задумчиво сказал он. — Она у меня давно.

— Она была в конверте, который выдали, когда тебя выпускали из тюрьмы, объяснила Джейни.

— Да. Да. — Он поворачивал трубу в руках, потом поднял и показал, словно ярким толстым обвиняющим указательным пальцем. — Эта штука…

Девушка ждала.

Он покачал головой.

— Она у меня давно, — повторил мужчина. Он встал, походил, сел снова. — Я искал парня, который… Ax! — проворчал он. — Не могу вспомнить.

— Все в порядке, — мягко сказала девушка. Он сжал голову руками.

— Я уже почти нашел его, — сказал он сдавленным голосом. — Долго искал. Всегда его искал.

— Всегда?

— Ну, с тех пор… Джейни, я снова не могу вспомнить.

— Все в порядке.

— Все в порядке, все в порядке! Ничего не в порядке! — Он распрямился и посмотрел на нее. — Прости, Джейни. Я не хотел кричать на тебя.

Она улыбнулась. Он спросил:

— Где эта пещера?

— Пещера? — повторила она. Он неопределенно указал рукой.

— Что-то вроде пещеры. Наполовину пещера, наполовину длинный дом. В лесу. Где это?

— Я была там с тобой?

— Нет, — сразу ответил он. — Кажется, это было раньше. Не помню.

— Не волнуйся из-за этого.

— А я волнуюсь! — возбужденно ответил он. — Что, мне нельзя волноваться? Сказав это, он посмотрел на нее в поисках прощения и нашел его. — Ты должна понять, — сказал он спокойней, — что есть что-то… я должен… Послушай, снова раздраженно заявил он, — существует что-то самое важное в мире, а я даже не могу вспомнить, что это.

— Случается.

— Это со мной случилось, — мрачно сказал он, — Мне это не нравится.

— Ты себя совсем доведешь, — сказала Джейни.

— Конечно! — взорвался он. Осмотрелся, яростно покачал головой. — Что это? Что я здесь делаю? Кто ты, Джейни? Что тебе до меня?

— Я хочу, чтобы ты выздоровел.

— Да, выздоровел, — проворчал он. — Я должен выздороветь! Я болен. И мне должно становиться все хуже.

— Кто тебе это сказал? — резко спросила Джейни.

— Томпсон, — выпалил он и отшатнулся. На лице его отразилось глуповатое удивление. Высоким срывающимся подростковым голосом он простонал:

— Томпсон? Кто такой Томпсон?

Джейни пожала плечами и деловито ответила:

— Должно быть, тот, кто сказал, что тебе будет становиться хуже.

— Да, — прошептал он. И снова возбужденно:

— Да… — Помахал куском трубы. — Я его видел. Томпсона. — Тут его взгляд упал на трубу, и он принялся ее удивленно разглядывать. Покачал головой и закрыл глаза. — Я искал… — Голос его затих.

— Томпсона?

— Нет! Его я никогда не хотел отыскать! Да, хотел, — тут же поправился он. — Хотел вышибить ему мозги.

— Ты сделал это?

— Да. Понимаешь… Он… ну… да что это с моей головой? — воскликнул он.

— Тише, — успокаивала она.

— Не могу вспомнить, не могу, — расстроенно сказал он. — Все равно что видишь, как что-то поднимается из-под земли. Тебе нужно это схватить. Прыгаешь так, что колени разрываются, вытягиваешься и только касаешься пальцами… Грудь его поднималась и опускалась. — Касаешься пальцами и знаешь, что никогда не сможешь схватить. А потом падаешь и видишь, как это уходит от тебя, все выше и выше, становится все меньше и меньше, и ты никогда… — Он закрыл глаза. Дышал тяжело. Еле слышно повторил:

— И ты никогда…

Он сжал кулаки. В одном из них по-прежнему кусок трубы, и мужчина снова прошел через последовательность открытия, удивления, изумления.

— Она у меня давно, — сказал он, глядя на трубу. — Тебе, должно быть, кажется, что я спятил, Джейни.

— О, нет.

— Думаешь, я тронулся?

— Нет.

— Я болен, — простонал он.

К его удивлению, она рассмеялась. Подошла к нему и потащила, заставляя встать. Отвела в ванную, протянула руку и включила свет. Втолкнула его и постучала пальцами по зеркалу.

— Кто болен?

Он посмотрел на здоровое красивое лицо, которое смотрело на него из зеркала, на блестящие волосы и ясные глаза. Искренне удивленный, повернулся к Джейни.

— Я уже много лет так хорошо не выглядел! С тех пор как… Джейни, я служил в армии?

— Правда?

Он снова посмотрел в зеркало.

— Да, больным я не выгляжу, — согласился словно сам с собой. Коснулся своей щеки. — Кто все время говорит мне, что я болен?

Он услышал, как удаляются шаги Джейни. Выключил свет и присоединился к ней.

— Мне хочется сломать этому Томпсону спину, — сказал он. — Бросить его…

— Куда?

— Забавно, — сказал он. — Я хотел сказать: «Бросить его через кирпичную стену». Я даже видел, как бросаю его на эту стену.

— Может, ты так и сделал. Он покачал головой.

— Это была не стена. Застекленная витрина. Знаю! — закричал он. — Я увидел его и захотел ударить. Увидел его прямо на улице, он смотрел на меня, и я закричал и набросился на него и… и… — Он посмотрел на свою руку со шрамом. Удивленно сказал:

— А потом повернулся, промахнулся и ударил по стеклу. Боже.

Он ошеломленно сел.

— Вот из-за чего тюрьма и все остальное. Я лежал в этой грязной тюрьме. Больной. Не ел, не шевелился, и мне становилось все хуже.

— Ну, сейчас ведь это все кончено? Он посмотрел на нее.

— Нет. Не кончено. Благодаря тебе. — Он посмотрел на ее глаза, на рот. — А ты, Джейни? Тебе чего нужно? Она опустила глаза.

— О, прости, прости… Звучит так… — Он протянул руку, опустил, не коснувшись девушки. — Не знаю, что со мной сегодня. Просто… Я не понимаю тебя, Джейни. Что я для тебя должен сделать?

Она быстро улыбнулась.

— Выздороветь.

— Этого недостаточно, — серьезно ответил он. — Где ты живешь?

Она показала.

— Через коридор.

— О, — сказал он. Вспомнил ночь, когда плакал, и в замешательстве оттолкнул это воспоминание. Отвернулся в поисках темы, любой темы. — Давай выйдем.

— Давай. — Показалось ли ему, что в ее голосе прозвучало облегчение?

* * *

Они катались по берегу, ели сахарную вату, танцевали на площадке под открытым небом. Он вслух удивился, когда смог научиться танцевать, но это было единственное упоминание того, что тревожило его допоздна. Впервые он сознательно наслаждался пребыванием с Джейни. Это было Происшествие, а не образ жизни. Он не представлял себе, что можно так легко смеяться, кататься, пробовать и идти дальше, чтобы посмотреть, что там. В сумерках они стояли над озером, держась за перила, и смотрели на купальщиков. Тут и там на пляже сидели влюбленные. Гип улыбнулся, глядя на них, повернулся к Джейни, чтобы поговорить, и поразился странному печальному выражению, которое смягчило ее всегда строгое лицо. Поток эмоций, слишком сложных и спутанных, заставил его отвернуться. Отчасти он понял, что она редко занимается самоанализом и нельзя ей мешать. Отчасти осознал, что ее полная поглощенность его делами — совсем не все, что есть в ее жизни. Когда она пришла в его камеру, для него жизнь началась заново. И ему никогда не приходило в голову, что у нее позади четверть века без него, и это совсем не чистая страница.