Кристина Паёнкова - Бегство от запаха свечей

• Название: Бегство от запаха свечей
• Автор: Кристина Паёнкова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1970

Однажды в варшавское издательство «Искры» самотёком поступила рукопись никому неизвестного инженера-строителя, и вскоре польские читатели получили хороший подарок – вот эту книгу.

Судьба Катажины Дубинской, главной героини романа, напоминает биографии многих польских девушек, которым бурные общественные процессы после Второй мировой войны проторили путь к светлому будущему, помогли преодолеть лес бытовых предрассудков и условностей и найти своё счастье.

---

Я переживала все наравне с вновь вступавшими. Радовалась, когда говорил человек честный и прямой, огорчалась, уловив фальшь в чьих-нибудь словах.

Было уже начало десятого, а еще не все кандидатуры обсудили. Устала я ужасно. Должно быть, слишком внимательно следила за ходом собрания, слишком волновалась.

В воздухе висел сизый табачный дым. Мендрас беспокойно ерзал на стуле.

– Вам нечего курить? Если хотите, у меня есть сигареты.

– Очень хочу, – ответил он шепотом. – Я, кажется, готов закурить даже сено.

Заведующая социально-бытовым отделом рассказывала о том, что побудило ее вступить в партию, словно отвечая хорошо вызубренный урок. Это была холеная женщина лет сорока с небольшим, на ней был изящный синий костюм, хорошие туфли на высоком каблуке, только крашеные волосы цвета соломы явно старили ее, несмотря на замысловатую прическу. Её у нас не любили за равнодушное отношение к людям. Уже дважды партийная организация обсуждала плохую работу социально-бытового отдела. Заведующую забросали вопросами, и у меня создалось впечатление, что народ против ее кандидатуры.

– Почему вы подали заявление именно сейчас? – спросил кто-то.

– Я познакомилась с уставом. Об истории рабочего движения я читала раньше… – на этом, очевидно, ее доводы иссякли.

– По-моему, вам лучше немного повременить. Навести порядок у себя в отделе, чтобы больше ничего не пропадало, открыть амбулаторию. Ведь уже год прошел, как оборудовали помещение и закупили аппаратуру, а персонала все нет. В партию нужно приходить с конкретными достижениями, – низкий, невзрачный человек в первом ряду решился, наконец, высказать вслух мнение большинства.

– Как повременить? Нам постоянно мешают, и я как раз надеюсь, что партия поможет мне открыть амбулаторию.

– Помощь партии и прием в партию – разные вещи. Вы разве обращались уже за помощью? – не сдавался какой-то упрямец.

– Нет. Я не могла, потому что была беспартийной.

Секретарь объяснил ей ошибочность такой постановки вопроса. В партию имеет право обращаться каждый. Затем поставил кандидатуру на голосование. Заведующая социально-бытовым отделом незначительным большинством голосов была все же принята кандидатом в члены ПОРП.

Мы вышли. Была уже ночь. Снег таял, столбик ртути на термометре стоял у нуля. На свежем воздухе после задымленного зала голова сразу прояснилась.

Я, не теряя времени, побежала к трамваю, боясь, как бы кто-нибудь не пристал по дороге. Хотелось поскорее очутиться в постели. Завтра снова предстоял трудный день.

В январе в одну из суббот я решила навестить бабушку Дубинскую. Отправилась сразу же после обеда пешком, и у Грюнвальдского моста неожиданно столкнулась со своим бывшим репетитором, паном Пенкальским.

– Я так рад, пани Катажина! Какая приятная встреча!

– Вы отлично выглядите в этом полушубке, даже мне сразу теплее стало. Вы куда?

– Если можно, провожу вас.

– Я иду к бабушке, на Нововейскую.

– Отлично. Это мне по пути. Как ваши дела? Мне уже давно хотелось навестить вас, да не мог выбраться.

– И очень жаль, что не выбрались. Вас ведь трудно застать, вы всегда заняты. Я уже оправилась после волнений с учебой, работаю на стройке. Мама занята своим ателье.

– Я часто думал о вас. Вам надо продолжать учиться. Во Вроцлаве есть инженерное училище для производственников. Срок обучения всего три года, а программа та же, что в политехническим институте. Вам нужно туда поступить. Кто успешно одолел техникум, тот и там справится прекрасно.

– Я об этом слышала, кто-то из наших туда поступил. Всего три года? Действительно, недолго.

– Вот видите! Математики вам бояться нечего, вы ее знаете. А там половина учебной программы – математика и статика. Вторая половина – это уже конструирование. Разрешите, я разузнаю об условиях приема, приду к вам и расскажу?

– Ну что вы! Не беспокойтесь, я сама…

– Но мне очень хочется, уверяю вас. Я много лет даю частные уроки, преподаю в энергетическом техникуме и знаю молодежь. Вы исключительная девушка. У вас есть способности плюс упорство и трудолюбие. Если б мы познакомились раньше, я бы вас уговорил вместо техникума закончить обычную среднюю школу, а потом поступить на математический факультет.

– Не надо меня так хвалить, вы меня вогнали в краску. Если это вас в самом деле не обременит, то, пожалуйста, узнайте. Я вам многим обязана. Вы научили меня думать. Если я поступлю в инженерное училище, то это будет целиком вашей заслугой.

Мы попрощались. Стоя у бабушкиного подъезда, я провожала взглядом удалявшуюся фигуру этого невзрачного, но прекрасного человека. Я знала: где и когда бы мы ни встретились, мы всегда сможем пожать друг другу руку.

Бабушка Дубинская собиралась уходить и стояла уже в пальто.

– Ничего, милая. Я охотно задержусь. Я испекла печенье, которое одна ты способна оценить.

– Непропеченное? Прелесть. Как это тебе удалось, бабушка?

– Вот, вот. Когда Янка обнаружила, что оно не пропеклось, я сразу сказала, что ты будешь рада. Сейчас поищу мешочек и заверну тебе остальное с собой. Вкусно?

– Потрясающе.

– Твой отец тоже обожал непропеченное тесто. Я собираюсь тут к одной женщине. Ей привезли тюльпаны из Голландии, может быть, куплю немного.

– Мой мастер тоже обещал мне раздобыть тюльпаны, даже написал кому-то. У его шурина большой сад в Опольском воеводстве, а семена он выписывает из Познани.

– Из Познани? Да ведь там лучшие тюльпаны в Польше! Но боюсь, он не даст луковиц – все садовники очень ревнивы.

В понедельник на стройке состоялось расширенное совещание. Приехал даже управляющий трестом. Меня представили участникам совещания, но кто они такие – я так и не узнала.

Пробыв у нас час с небольшим, они уехали. Остался только управляющий и несколько человек из треста.

– Ваша стройка будет ударной, товарищ Дубинская! Порядок образцовый, коллектив отличный! Сроки придется сократить. «Архимед» быстро растет, людям нужно жилье. Составьте новый график и приходите с ним в трест. Мы его обсудим.

– Если я вас правильно поняла, то мы должны закончить стройку раньше срока. А как будет с материалами? У нас балки только на одно перекрытие, часто не хватает цемента.

– Материалы вы получите, не беспокойтесь, – заверил начальник производственного отдела.

– Скажу вам по правде: обещаниями сыт не будешь. Вот когда завезут сюда материалы, тогда я буду знать, что они есть. А пока их нет, мне трудно строить планы.

– Дубинская права. Если этот дом надо сдать к Первому мая, следующий – в августе, а последний в ноябре, необходимо обеспечить бесперебойное снабжение материалами, – поддержал меня один из инспекторов, молодой неряшливый мужчина с гнилыми, почерневшими зубами.

Управляющий сдвинул шляпу на затылок и встал со словами:

– Кроме графика работ, составьте также график снабжения материалами. Один экземпляр передайте мне. То, что вам завезут, будем вычеркивать. Имейте в виду, что это стройка государственного значения. Делами «Архимеда» и, в частности, нуждами его коллектива интересуется лично товарищ Берут. Один из тех, что были здесь, – его секретарь. Он будет приезжать каждый месяц.

Мы с Мендрасом остались одни – взволнованные и расстроенные. Одно дело работать на обыкновенной стройке, с приемлемыми сроками и привычным порядком, и совсем другое – на стройке, которой интересуются решительно все.

Я принялась за составление сводок и графиков, Мендрас отправился проверять состояние работ.

Через несколько дней нам прислали из треста транспарант с надписью: «Дом будет сдан к 1 мая 1951 года». Мы поняли, что дело нешуточное, придется уложиться в срок.

Поездки в трест, в торговые организации и в «Архимед» отнимали у меня большую часть дня. Для замеров, подсчетов и составления нарядов времени не оставалось. Приходилось делать это после работы. Я уходила со стройки поздно вечером. Нам прибавили рабочих – девять человек.

Каждый понедельник утром, по пути в трест к нам заглядывал управляющий. Он пожимал мне руку, спрашивал, как дела, и ехал дальше.

Выражение «дожить бы до весны» приобрело для нас особое значение. Погода была теперь то врагом, то союзником. В мороз, метель или дождь трудно было работать, не снижая темпа. Кровельщик обосновался в подвале, отведенном в проекте под прачечную. У штукатуров было все в порядке – они сидели в отапливаемых помещениях. Но тем, кто работал в эти дни на кранах и у бетономешалки, приходилось туго. Теплая одежда сковывала движения, а придя в столовую погреться, они тут же, разомлев, засыпали.

– Как только чуть потеплеет, – говорила я, – дело пойдет веселее.

– Как только чуть потеплеет, – мечтал Мендрас, – настелим кровлю и перейдем к отделочным работам.

Группа рабочих, заменявшая деревянные балки перекрытий железобетонными в доме, который предстояло сдать в августе, никак не могла спастись от холода. Там так дуло и сквозило, что они жаловались: того и гляди головы поотрывает.