Кэтрин Сатклифф - Игра теней

• Название: Игра теней
• Автор: Кэтрин Сатклифф
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-88590-109-0

В книгу современной американской писательницы Кэтрин Сатклифф пили увлекательные любовно-авантюрные романы о приключениях влюбленных героев в переполненных всякими опасностями дебрях Амазонии и Новой Зеландии. Сражения с бандитами, дикарями и чудовищами, чудесное спасение от гибельных стихий и любовь, любовь, любовь…

---

Сидя на аккуратно сложенной куче дров, девушка старалась, как могла, смотреть только на варящийся в котелке рис, но не на смыкающуюся вокруг них устрашающую стену флоресты. Кожа была потная и горела. Последние часы истощили, но не придали ей аппетита. Девушка сжимала в ладонях миску с жидким варевом – и слезы стекали по ее лицу и капали в рисовую похлебку.

Морган присел перед ней на корточки и озабоченно всмотрелся в ее лицо. В руках он держал тарелку нарезанных фруктов.

– Сара, – тихо спросил он, – что случилось? Девушка отставила миску и, покинув насест, обхватила его руками за шею. Она уткнулась лицом ему в плечо и дала волю слезам.

– Милая, – шепнул Морган, и прозвучало это, как выдох боли. Сара все плакала, и он спросил ее уже более твердо: – Ты не заболела? Может, тебя кто укусил?

Девушка утерла нос о его рубаху и уткнулась в самое его горло.

– Это все суп, – выдавила она наконец, – я ненавижу рисовый суп.

Конечно же, это была ложь, но Сара не хотела признаваться, что уже устала от проклятого леса, от постоянного страха перед налетом индейцев, от безбожной жары. Она не хотела признавать, что уже жалеет о том, что заставила Моргана притащить ее сюда. Саре уже было плевать на то, сочтет ли Норман ее достойной для брака с ним или нет. Много в чем не хотела бы она признаваться Моргану Кейну, а особенно в том, что ее чувства сосредоточились на нем.

Морган отставил тарелку с фруктами. Девушке показалось, что он хмыкнул. Мысль о том, что его может веселить ее смятение, задела Сару, но вида она не подала. Девушка была страшно недовольна тем, как повела себя недавно. Сегодня утром, на речке, Сара не хотела причинять ему боль. Понимание того, что она собственноручно, без всякого сомнения, лишила себя шанса дождаться от него хотя бы одного поцелуя, вызвало у нее новый поток слез.

Морган взял ее за руки и усадил обратно на бревно. Резкие черты лица разгладились, и не осталось даже намека на то, что Морган злится. Осознание и приятие своих чувств к нему окатили Сару будто солнечным светом. Не находя слов, Сара снова кинулась к Моргану и яростно вцепилась в него, уткнувшись лицом ему под подбородок, и шея его была такая жаркая, влажная, волшебная, настоящая, что у нее закружилась голова. Но Сара была помолвлена и должна выйти за Нормана. Богатого, знатного, мудрого Нормана. Так может, если не обращать внимания на свои чувства к Моргану, они возьмут и пройдут сами собой?

Мир превратился в разноцветное пятно, ожил всеми звуками, стоило ей всмотреться в лицо Моргана – в его утонченное лицо. А ведь раньше Сара и не замечала, до чего оно чудесное, такое смуглое и узкое и неотвязно таинственное. Ей захотелось узнать историю каждой родинки, каждого шрамика, каждой морщинки, пролегшей между бровей.

Сара отодвинулась и взялась за похлебку. Она не стала смотреть на него дальше. И вот Морган встал, хотя и помедлил несколько секунд, прежде чем уйти. И только когда он уже присоединился к другим, девушка позволила себе взглянуть на него, заполнившего всю ее вселенную.

Весь следующий час сидела она, поджав ноги, на своем сиденье из обрубков деревьев, едва ли сознавая, как индейцы разбирают ружья и располагаются вокруг лагеря, приготовляясь к ночи. Серое сменилось черным. Обняв колени и положив на них голову, смотрела Сара в огонь и видела, как танцуют на земле и деревьях свет и тьма, будто нимфы-соблазнительницы.

Генри сидел на пне в дальнем конце лагеря и разговаривал с Морганом, раскинувшимся в гамаке и чистящим фрукты для прожорливой мармозетки. Кан сидел на корточках у костра и вырезал что-то из длинной тонкой палки, которую выловил из реки еще несколько дней назад. Сара видела, как его темные пальцы надраивают сухую ветвь смолой из плошки. Когда тросточка стала гладкой и блестящей, Кан сделал несколько дырок по всей ее длине. Наконец, он взял эту штуку в руки и критически изучил ее, поворачивая так и эдак в свете костра. А потом поднес одним концом ко рту и подул в нее.

Звук вышел сладкий и струящийся, заполнивший ночь и тишину музыкой – волнующей и гипнотической. Прикрыв глаза, Сара вспомнила свое детство, вспомнила, как танцевала для папы, потому что так его любила. А он в благодарность брал ее на руки, подносил к себе близко-близко и говорил, говорил ей о том, как он ее любит…

Будто погруженная в транс, встала девушка на ноги и начала медленный, чувственный танец, скользя и изгибаясь под протяжные, томные звуки флейты, и каждая высокая ли, низкая ли нота была созвучна внутреннему ритму, раздававшемуся в ее мозгу. Приподнимаясь на цыпочки и свободно запрокинув голову, двигалась Сара взад и вперед, раскачиваясь из стороны в сторону, как ива на ветру, ибо об этом напомнила ей музыка – о ласковом ветре, и пении птиц, и ударах волн о скалистый берег… – Сара.

Девушка открыла глаза. Перед ней стоял Морган и взгляд его был внимательный и сочувственный. И только тут поняла она, что плакала все это время.

Морган подошел к ней и обнял.

– Держи меня, – шепнула она ему в рубаху. – Крепче держи меня. Пожалуйста.

Глава двенадцатая

И он обнимал Сару всю ночь напролет, смотрел, как она спит и плачет во сне. От измождения у нее были круги под глазами, и щеки ввалились еще сильней, чем когда она появилась в его лачуге в Джорджтауне и потребовала, чтобы он помог ей осуществить этот адский замысел. Он лежал рядом с ней, вдыхал ее аромат и, чувствуя всем телом тепло ее кожи, стонал от вожделения.

До рассвета оставалось не больше часа, когда он вытянул из-под ее головы руку и скатился с гамака. Он подоткнул вокруг нее москитную сетку и рукой отогнал роящуюся мошкару. Повернув голову на звук хлопающих крыльев и вглядевшись в темноту, он различил свисающих с дерева летучих мышей. Но было и еще какое-то движение. В полной тишине на него смотрели желтые, из-за отсветов костра глаза.

Генри спал в своем гамаке. И Кан тоже дремал, вытянув ноги и положив рядом с собой дудочку. Морган подошел к костру и присел на корточки. Он ненавидел предрассветные сумерки. Они вмещали в себя слишком много проклятого одиночества. Они давали слишком много времени на размышления о будущем, на погружение в прошлое. В детстве он, бывало, лежал в кроватке в приюте Девы Марии и представлял себе, что вот сегодня приедет мама и заберет его домой. И он простит ее за то, что она его бросила. Он простит ее за все, только бы она полюбила его.

И прошли годы.

И подростком он часто мечтал, что есть где-то в Новом Орлеане бездетная семья, которая мечтает о сыне, и вот сегодня они отправятся в приют и выберут из всех именно его. Иногда он тихо вставал с постели и пробирался в церковь, становился на колени перед алтарем, перед статуей Христа или святыми. Он смотрел в их безжизненные лица, в немигающие глаза, на беломраморные руки, протянутые к нему, предлагающие спасение. Тяжелый запах старинных церковных скамей проникал в ноздри, и он складывал руки и склонял голову в молитве, верить в которую перестал уже давно. Бог ни разу не внял его молитвам. Но он все приходил и приходил, иногда прятался за боковым алтарем Девы Марии и прислушивался, как мужчины и женщины поодиночке заходят в исповедальню и изливают священнику свою душу, каются в грехах. И когда наконец все уходили и он оставался совершенно один, окруженный гнетущей тишиной, увядающими хризантемами и догорающими свечами, вот тогда он в жаркой молитве просил чтобы хоть кто-нибудь, кто угодно – нашел его в этом святом аду, полюбил его…

И прошли годы.

И были долгие рассветы на кораблях, среди килевой качки и храпа матросов. И когда могучий ветер завывал в мачтах и рвал паруса, он лежал гладя в нары над собой и плакал, как шестнадцатилетний дурак, решивший зачем-то убежать в море… Однажды, когда огибали мыс Горн и был страшный шторм, он отказался по приказу капитана спуститься в трюм. Он упрямо стоял, упершись в палубу широко расставленными ногами, сжав по бокам руки, и готовился к тому, чтобы бушующие волны смыли его за борт. Что угодно – только не эта жизнь: вяленое мясо, тухлая вода и сухари, настолько черствые, что их даже черви не прогрызают.

Но он не погиб. Когда буря утихла, капитан приказал привязать его за запястья к грот-мачте и высечь за неповиновение. Тридцать кнутов. Первые из многих, прежде чем ему удалось сбежать на берег в Колоне и затеряться среди людей, снующих вдоль берега и живущих под опрокинутыми лодками в заброшенных хижинах. Там у него была женщина, недолго. Ее раскосые глаза очаровали его, как и ее тяжелые густые волосы, еще более черные, чем его собственные. Она научила его всему, что он захотел узнать из ее богатого любовного опыта. А потом, едва он позволил себе привязаться к ней, она исчезла в ночи, – и больше он ее никогда не видел.

И прошли годы.

Он добрался до Бразилии. Новый Эдем. Земной рай. Он встретил молодого, красивого, богато одетого человека, который дружелюбно пожимал ему руку, улыбался, глядя в глаза, обещал ему неземные сокровища… если он, конечно, желает ради них потрудиться. Всего год – вот и все, что требовалось от него его новому другу. Он ослепил его своей обворожительной улыбкой и, когда Морган поинтересовался, что же потребуется от него, чтобы заработать такие несметные богатства, partao ответил: «Ну что ты, Морган, конечно же ничего непосильного. Поверь мне».