Кирилл Чистяков - Фаза Урана

• Название: Фаза Урана
• Автор: Кирилл Чистяков
• Издательство: Факт
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-966-359-218-6

Старик, переписывающий зло, борясь с пустотой. Дом, хранящий свои тайны на протяжении десятилетий. Повязанные Домом, его обитатели подобны манекенам, выставленным в витрине магазина Судьбы. Фазы жизни не имеют значения, так как жизнь и не начиналась. В реальном мире не бывает рифм.

Роман Кирилла Чистякова совсем не похожий на современное гламурное чтиво остро обнажает внутренний мир современного человека. Главный герой или, скорее, антигерой повести Растрепин – человек без имени и без судьбы. Кто он? Ангел или Демон? Сказочник или псих? Кого-то от него будет тошнить, а кто-то узнает в нем самого себя. Безумство снов и воспоминания сплетаются с реальностью в один клубок, в котором, недосказанное сильнее сказанного.

---

Ночую я в комнате на надувном матрасе. Каждый вечер я дую в его ниппель, чтобы он разбух от воздуха (возиться с раскладушкой гораздо проще). Но матрас старый и ночью спускается так, что к рассвету мои кости упираются в пол.

Тогда я зову спаниеля и мы с Кидом отправляемся гулять на улицу, и там прохладное утро бросается за солнцем, словно за апортом.

Мы гуляем рядом со спортплощадкой, и каждый день смотрим, как лысый Анин сосед, немного напоминающий Сергея Алексеевича, занимается на турнике: подтягивается раз пятьдесят, делает скрепку и выход на одну. Помню, в школе, на зачете по гражданской обороне, нам тоже нужно было три раза сделать выход на одну. Я этого никогда не умел, и попросил нашего военрука позволить мне вместо турника три раза надеть противогаз, и наш военрук, доброй души человек, когда-то убивавший в компании с одними неграми других негров в Мозамбике, пошел мне навстречу и все разрешил.

Почему-то Кид любит лаять на соседского физкультурника. Образ жизни у физкультурника – здоровый, вид приветливый, мировоззрение положительное, но собаке он не нравится напрочь. И я начинаю подозревать, что Кид лает на соседа специально, чтобы угодить мне, умная собака.

Собаки вообще умнее людей – они даже в космос раньше нас полетели. За это я треплю Кида по голове и говорю:

– Пора завтракать, дружище. Мамочка ждет, – и вздыхаю: – Как же я опустился…

2.

Этим утром Аня отчитывает меня за то, что я, во-первых, не вынес мусор, а, во-вторых, забыл помыть лапы Киду. Кроме того, сериал «Гостья из будущего» заканчивается: космические пираты в сорок первый раз получают по заслугам, а Алиса Селезнева улетает к себе 2084 год, оставляя одноклассников под кайфом иллюзий, и настроение у меня от этого паршивое.

Я включаю спортивный канал, и там, удивительное дело, вновь показывают матч Кубка Конфедерации, который я уже смотрел здесь месяц назад. Все так же темнокожий парень падает в центральном круге, все так же футболисты готовы разреветься, как дети.

Вдруг звонит телефон.

– Подойди, – кричит Аня из кухни.

Я беру трубку:

– Алло.

В трубке сначала молчание, а потом раздается робкий голос. Сегодня по календарю День Сурка, не иначе.

– Э-э-э… А Аню можно?

– Нет. Она не будет с вами беседовать.

– А с кем я говорю?

– Отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Полковник Давоян. Вы знаете, что кража солярки – это серьезное нарушение законодательства?

В трубке тут же начинается дробь коротких гудков. Он и впрямь – придурок, этот хороший мальчик Витя.

– Кто звонил? – слышу я Анин голос.

– Это «Utel».

– И сколько денег я должна?

– Нисколько. Я договорился, что мы рассчитаемся соляркой.

– Ты что – договорился с автоответчиком?

– Да. Я мастер техники коммуникации. У меня даже справка есть, то есть диплом.

Из кухни пахнет вареной крупой и молотым кофе. Отчего-то я чувствую глухое раздражение, и оно щекочет мне кадык. Пока Аня занимается стряпней, я беру в прихожей ее сумочку и начинаю рыться там остервенело, как бомж в помойном баке. Достаю оттуда уже знакомые предметы: приборчик, косметичку, зеркальце, платок, авторучку, помаду. А еще мне попадается пустая телефонная книжка, студенческий билет, проездной талон, карта города, тампоны на четыре точки и календарик с Владимировским собором. На календарике некоторые дни помечены маркером. Сначала я думаю, что так обозначены посты, а потом понимаю, что это расписание менструальных циклов. Весь этот хлам я запихиваю обратно, потом возвращаюсь в комнату и закуриваю.

– Растрепин, я же тебя просила не курить в квартире, – сзади раздается голос Ани.

– Черт! – я выкидываю сигарету в открытую форточку.

– Я же просила не выражаться.

– Аня!

– Что?

– Тебе когда-нибудь снятся страшные сны, кошмары?

– Недавно мне приснился страшный сон о тебе, честно.

– Расскажи.

– ОК. Только не обижайся.

На Ане спортивные трусы с тремя полосками Эдди Да-лера и пошлая футболка с Че Геварой. Солнце ярко освещает ее лицо и выглядит она замечательно даже без косметики, и от этого, странным образом, мое раздражение только усиливается.

– Так вот, – продолжает Аня, – Мне снится, что я иду по Старому Городу, где-то рядом с твоим «Лоцманом». Вдруг из какого-то подвала вылезаешь ты и вид у тебя ужасный. Ты какой-то наркоман, честно. Ты берешь меня за руку и заводишь в подвал. Там очень жутко. Везде грязь, мусор, окровавленные шприцы. Ты говоришь, что сделаешь мне укол. Я отвечаю: нет, но ты все равно пытаешься это сделать насильно. Я кричу и просыпаюсь. Очень странно, да?

Она смотрит на меня, а мне вдруг хочется сказать ей что-то обидное и гадкое, унизить ее, вывести из себя:

– Это очень простой сон, его легко анализировать. Твоей маме-психиатру он понравился бы. Шприц – фаллический символ. Инъекция – сексуальный акт. Наркотик – удовольствие от сексуального акта. Ты знаешь, что тебе это все понравится, очень понравится, и ты хочешь переспать со мной. Но ты боишься ломки, боишься, что я тебя брошу, и тебе будет очень плохо и очень больно.

Я жду ее реакции, жду, что она на меня обидится и выбежит на кухню, а может быть, если повезет, мы даже поссоримся. Но Аня спокойна.

– Знаешь, Растрепин, – говорит она, переработав информацию, – А ведь все, что ты сказал – правда. Я действительно всего этого хочу, но только не сейчас.

Ей не следовало этого говорить, особенно последней фразы. Я прихожу в ярость. Кот Леопольд наглотался озверина, и жить дружно ему осточертело:

– Не сейчас!? Да я по горло уже сыт твоим карнавалом! Твоим богомольством! Твоей овсянкой! Твоими сраными морскими котиками и аэрозольными баллончиками, степными дрофами и лесами Амазонки!

– Не надо Растрепин, пожалуйста, не надо…, – попятилась Аня.

– Что ты знаешь вообще обо мне!? Хочешь, милая, я оформлю тебя прямо тут, а потом на кухне!? Как ты относишься к анальному сексу, солнышко!?

Я толкаю ее на диван и пытаюсь стянуть с нее трусы. Аня начинает реветь, одной рукой плотно прикрывает промежность, другой царапает меня по лицу. Рядом весело лает спаниель Кид, он вертит своим хвостовым обрубком – думает, у нас у всех тут сегодня забавная игра. Аня кусает меня за шею, кусает сильно, до крови.

– Сука! – кричу я.

Я отскакиваю назад, врезаюсь спиной в пианино «Украина», и пианино издает высокую ноту «ля». Со стены падает икона Св. Анны, пластиковый оклад ее разбивается об пол, и мне становится не по себе.

Аня поднимается с дивана, поправляет трусы и футболку. Че Гевара с тревогой глядит на меня. Его лицо растянулось на груди у девушки. Наверное, от удивления.

– Ты такой же скот, как и все, – говорит Аня, – А теперь пошел вон, пока я на тебя собаку не спустила. И не возвращайся больше никогда. Слышишь?

В это мгновенье мне очень хочется что-то разбить, разбить ко всем брахманам. Для этого дела очень здорово годится сервиз «Мадонна». Но вместо того, чтобы ударить ногой по немецкому стеклу, я молча иду к двери в прихожей. За мной следом радостно семенит спаниель. Он думает, что я поведу его на прогулку. Как же он ошибается!

3.

Говорят, алкоголь не помогает решить личные проблемы. Я слышал это от мамы, от лекторов из наркодиспансера, от психоаналитика, от девушек, из-за которых эти проблемы возникали. Не знаю, что думают об этом другие люди, но мне алкоголь помогал всегда. Помогал, как снятие порчи по фотографии, – хуже уже все равно не будет.

Я надрался на летнике «Снежанна» рядом с остановкой. Там были пластмассовые столы, колонки, передающие «Радио-Шансон» и две юные дуры лет шестнадцати, с которыми я пил водку. Этим летом в районе наступила новая мода: девушки, бывшие пергидрольные блондинки, дружно перекрасили волосы в рыжий цвет. Рыжий, как цвет луж после дождя.

Мы выпили две бутылки водки, названия которых, как положено, заканчивались на «ов». Водка была теплой, в томатном соке не хватало соли, одноразовые стаканчики сдувал душный вечерний ветер, у обиженной на мироздание хромой официантки волосы тоже были рыжие. Кажется, официантку звали Анжеликой. Хотя, может быть, ее звали Снежанной, а «Анжеликой» на самом деле назывался летник, и я, как всегда, все перепутал.

Мои собутыльницы хохотали не переставая и пытались рассказать какой-то нескончаемый анекдот про столкновение «Запорожца» и «Мерседеса», но так и не могли добраться до развязки. Я обильно, по-пролетарски, матерился и говорил, что работаю пожарником в МЧС, а расцарапанное лицо – ранения. Вы, девчонки, не представляете, какая у меня сложная, ответственная и благородная профессия – спасать людей, врал я. Вот бывало в шахте взрыв – знаем, что там пять пострадавших. Достаем трупы – четыре. Надо искать дальше. Снова спускаемся – нет пятого трупа. Тут опять взрыв. Гибнет половина нашего отряда. Уцелевшие храбрецы поднимаются на поверхность. Смотрим: оказывается, два трупа от взрыва сплющились в один…