Кирилл Чистяков - Фаза Урана

• Название: Фаза Урана
• Автор: Кирилл Чистяков
• Издательство: Факт
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-966-359-218-6

Старик, переписывающий зло, борясь с пустотой. Дом, хранящий свои тайны на протяжении десятилетий. Повязанные Домом, его обитатели подобны манекенам, выставленным в витрине магазина Судьбы. Фазы жизни не имеют значения, так как жизнь и не начиналась. В реальном мире не бывает рифм.

Роман Кирилла Чистякова совсем не похожий на современное гламурное чтиво остро обнажает внутренний мир современного человека. Главный герой или, скорее, антигерой повести Растрепин – человек без имени и без судьбы. Кто он? Ангел или Демон? Сказочник или псих? Кого-то от него будет тошнить, а кто-то узнает в нем самого себя. Безумство снов и воспоминания сплетаются с реальностью в один клубок, в котором, недосказанное сильнее сказанного.

---

– Наверное, потому не рассказываю, что знаю пока слишком мало. Подожди немного, и ты все узнаешь. Времени ведь еще достаточно.

Аня махнула рукой и отвернулась к окошку. Я почесал пузо Киду. Собака довольно заворчала.

– Эта мерзкая собака уже любит тебя больше, чем меня, – обижено сказала Аня. – Вообще то Кид не любит чужих. А к тебе привязался так, будто ты его хозяин, а не я.

– Не ревнуй, – засмеялся я. – Просто к собакам нужно знать подход.

Автобус резко подпрыгнул на ухабе. И рядом с нами ребенок, причастный всем тайнам, заплакал громко, надрывно, а я почему-то подумал, что мы сегодня назад можем и не вернуться…

XXIV. Собака

Осенью все по-другому. Даже троллейбусы иные – они похожи на диковинных животных. Целыми днями напролет, они передвигаются с места на место, следуя своему электрическому инстинкту. Весь город становится прозрачным. Его улицы чисты – они дышат последними в году южными циклонами. Деревья погружаются в летаргию и разглядывают сны о весне. Птиц мало, одни уже улетели в Африку, а другие еще не прибыли из-за полярного круга. В небе, все еще беспечно синем, катится горячее багряное солнце. Оно похоже на палый кленовый лист – этот печальный логотип осени.

Осень всегда меня успокаивала. Очар очейновенья. История с заваленным сервером приобретала нелестный для меня оборот и грозила серьезными осложнениями на работе. Я шел по старому парку. Мне нужно было расслабиться. С собой у меня имелись литровая пэт-бутылка нефильтрованного пива и новая переводная книга Мураками. После «Охоты на овец» я каждый раз покупал его новый роман. И каждый раз клялся, что этого делать больше не буду. Впрочем, пить пиво из пластика я тоже зарекался неоднократно.

Я расположился на сухой траве под старым вязом. Откупорил книгу и открыл бутылку. В сентябрьском воздухе смешались запахи свежей типографской краски, хмеля и пшеницы. Угроза увольнения перестала меня пугать…

…От чтения меня оторвал шорох листьев. Я поднял глаза. На меня бежала черная собака с желтыми подпалинами. Это был ротвейлер. Черная собака с желтыми подпалинами! Оранжевый ошейник! Не может быть…

Меня повесили, как преступника, но вот, веревка лопнула, и палач обязан меня отпустить. Это был тот самый ротвейлер. Тот самый.

– Шериф! Шериф! – позвал я собаку.

Собака остановилась, зачем-то понюхала куст сирени, потом глянула на меня, зарычала и побежала в мою сторону. Она потерялась четыре дня назад, увязавшись за течной сукой. Осенний голод выгнал из-под ее кожи жир. И теперь, под короткой темной шерстью собаки проступали сухие мышцы, мышцы культуриста, который ничего не ел перед соревнованиями. Не прошло и нескольких секунд, как я уже сидел на дереве.

Ротвейлер понюхал пиво, зарычал, стал грызть книгу. Судя по всему, 'собака не слишком жаловала современную японскую прозу. Нужно отдать ей должное: с романом Мураками она поступала так, как и нужно поступать с романами Мураками.

Надо было звонить начальнику охраны. Я набрал номер.

– Егорыч!

– Не кричи.

– Егорыч, тут Шериф!

– Шериф? Собака хозяйская?

– Нет, блин, молдавская футбольная команда, с тренером и массажистом.

– Слушай, придурок. Я за этой собакой по всему городу, что веник драный, уже четвертый день гоняю. Будешь шутить, я тебе задницу на рожу натяну.

– Егорыч, не злись. Тут действительно Шериф, собака. Ошейник оранжевый.

– Ты где?

– В Старом Парке, недалеко от памятника героям молодогвардейцам. Сторожу зверя.

– Буду через десять минут.

Я засек время. Егорыч подъехал через восемь с половиной. Подъехал на синем микроавтобусе боксерского клуба с изображением двух сомкнутых перчаток на капоте.

– Ну, придурок, – опустил стекло Егорыч, – кто тут кого сторожит?

Ротвейлер, наконец, оставил книжку в покое, опять залаял и побежал к микроавтобусу. Егорыч благоразумно нажал кнопку стеклоподъемника. Сквозь тонировку я смутно видел, что он делает мне какие-то знаки. Я похлопал себя ладонью по уху – ничего не слышу. Зазвонил телефон. На экране высветилось: «YEA, GO REACH!». Всегда любил каламбурить.

– У аппарата, – сказал я.

– Я вижу, что у аппарата, придурок.

– Есть предложения?

– Не мешай думать.

– Ты из боксерского клуба?

– Да.

– Мог бы бойцов своих захватить. Они бы разобрались.

– Ну ты, голова рыбья. Эту собаку мы с тобой вдвоем нашли. Я и ты. Дошло?

– Дошло, – сказал я. – Слава – продукт эксклюзивный.

– Соображаешь…

В телефоне повисла тишина – звук раздумий Егоры-ча. У Егорыча был свой небольшой бизнес на стороне – книжная лавка эзотерической литературы. В его жизни однажды случился семилетний период, когда у него было много свободного времени. Тогда он и полюбил эзотерику. Мои лучшие клиенты, говорил он, – бомжи, не удивляйся. Грязные, вонючие бомжи, приходят и на последние деньги скупают Кастанеду, Коэльо, Баха. Их это примиряет с действительностью.

– Слушай, – раздался голос Егорыча в трубке. – Я придумал. Ты спускаешься. Берешь ротвейлера за ошейник и заводишь в автобус.

Да, гениальный план. Ничего не скажешь.

– Тебе, Егорыч, хорошо. У тебя кабина отдельная. Зверь тебя не достанет. А я еще жить хочу. Как понял? Прием.

– Я тебе сейчас такой прием покажу, что ты на полгода на больничный ляжешь.

С Егорычем было лучше не спорить. Я видел его в бане. На его теле куполов было больше, чем на территории Киево-Печерской лавры. Пальцы его рук во время беседы обычно демонстрировали букву «Р» из азбуки глухонемых.

– Отвлечь собаку сможешь?

– Да. У меня есть бутерброд.

– Бросишь Шерифу, я спрыгну, побегу к машине, попытаюсь залезть. Собака запрыгнет за мной. Если успею, выберусь через вторую дверь. Ты захлопнешь первую. Договорились? – эх, чего не сделаешь ради любимой работы.

– Да.

Егорыч опустил стекло и с силой швырнул в окошко макчиккен. Ротвейлер бросился в сторону упавшего фаст-фуда. Я спрыгнул с ветки, упал на четвереньки, рванул с низкого старта к микроавтобусу, открыл дверь, впрыгнул в салон и только тогда обернулся. Собака успела заглотать макчиккен вместе с оберточной бумагой.

– Эй, Шериф, – крикнул я.

Собака прыжками понеслась в мою сторону. Перед тем как она запрыгнула в салон, я успел выскочить и захлопнуть дверь. В стекло двери через мгновенье ударили толстые лапы. Я упал на землю и услышал второй хлопок. Это Егорыч сделал все как надо.

– Садись в кабину, поехали, – сказал он.

Я поднялся с земли, отряхнул штаны, подобрал бутылку пива. К счастью, собаки к нему равнодушны. Сел в кабину, рядом с Егорычем.

– А у тебя есть яйца, – похвалил он.

– Еще чуть-чуть, и не было бы, – ответил я. Так я перестал быть придурком.

XXV. Клубника

1.

– Это лишнее, зря потратился, – сказала Тамара Николаевна, когда я протянул ей букет.

Букет я купил в ларьке, на остановке. У ларечной продавщицы глаза слезились от ароматов пыльцы и, чихая, она не прикрывала рот ладонями, которые были заняты ножницами и оберточным глянцем. Заворачивая букет в шумный целлофан, продавщица сообщила мне название цветов, и неуместно, не без двусмысленности, пожелала «удачного вечера». Название цветов я забыл сразу же, как только свернул на улицу Достоевского. Цветы напоминали шерстяные бубоны, оторванные от зимней детской шапки, и продавщица обещала, что стоять они будут долго…

– Куда их, Тамара Николаевна? – спросил я.

– В прихожей есть бутыль. Возьми его и неси на кухню.

Тамара Николаевна была одета совсем по-домашнему, будто и не ждала меня в гости. Поверх ее джинсовой рубашки был накинут передник с изображением петухов. Петухи очень походили на эмблему огня с этикеток советских спичек «При пожаре звонить 01».

На душной, переполненной приторным запахом, кухне я набрал воду в бутыль, сунул туда цветы, а затем все это разместил на холодильнике, который задыхался и бурчал, как перегревшийся радиатор. Тамара Николаевна хлопотала у разгоряченной плиты, на которой дымился таз с бордовой ягодной пульпой. Сизый пар поднимался вверх и конденсировался у потолка. Под окном вдоль батареи выстроились аккуратные ряды запотевших литровых банок. Электрический свет люстры был густой и тягучий, как желток.

– Варенье любишь? – спросила Тамара Николаевна.

– Кажется, – ответил я и вобрал легкими тошнотворно сладкий плодовый дух.

– Тогда помогай.

– А где Сергей Алексеевич?

– К сыну поехал.

– Что мне делать?

– На столе – кастрюля с клубникой. Ее нужно перебрать. Хвостики отрывай. Гнилую – откладывай.

Я закатал рукава рубашки, сел на табурет и принялся за работу. Очень быстро руки покрылись липким розовым соком. Сок был слишком грязный, чтоб его слизывать, и он стекал от запястий к локтям, как кровь из вскрытой вены. Никто не хотел начинать говорить первым.

– Догадываешься, почему я тебя позвала? – наконец спросила Тамара Николаевна.