Игорь Северянин - Полное собрание стихотворений

• Название: Полное собрание стихотворений
• Автор: Игорь Северянин
• Жанр: Поэзия
• Год: 2008

В книге собраны стихотворений Игоря Северянина, прекрасного русского поэта, который, по словам В. Брюсова, «глубоко переживает жизнь и своими ритмами заставляет читателя страдать и радоваться вместе с собою».

---

Замысловатых марципанов

Полны хрустальные блюда,

И лязг ножей, и звон стаканов,

И иглы “ягодного льда”…

Какой бы ни был ты понурик,

Не можешь не взнести бокал,

Когда справляет крейсер “Рюрик”

В ночь феерическую бал!..

10

За месяц до войны не вынес

Тоски по маме и лесам,

И, на конфликт открытый ринясь,

Я в Петербург уехал сам,

Отца оставив на чужбине,

Кончающего жизнь отца.

Что мог подумать он о сыне

В минуты своего конца,

В далекой Ялте, в пансионе?

Кто при его предсмертном стоне

Был с ним? кто снес на гроб сирень?

На кручах гор он похоронен

В цветущий крымский майский день.

Я виноват, и нет прощенья

Поступку этому вовек.

Различных поводов скрещенье:

Отца больного раздраженье,

Лик матери и голос рек,

И шумы северного леса,

И шири северных полей -

Меня толкнули в дверь экспресса

Далекой родины моей.

Чтоб целовать твои босые

Стопы у древнего гумна,

Моя безбожная Россия,

Священная моя страна!

Toila

ПАДУЧАЯ СТРЕМНИНА РОМАН В 2-х ЧАСТЯХ

ПРОЛОГ

Кто говорит, что в реках нет форелей,

В лугах – цветов, а в небе синевы,

У арфы – струн, у пастухов – свирелей?

Кто говорит, не знаете ли вы?

Кто говорит, что в песне нет созвучий,

В сердцах – любви, а в небе – нереид,

Что жизнь – пустой, нелепый только случай?

Не знаете ли вы, кто говорит?

Да только тот, кто чужд душой искусству,

Фантазии, любви и всплеску вод,

Кто не дает в груди развиться чувству

И гонит прочь его, – да, только тот.

* * *

И лишь поэт, безвозрастный ребенок,

Юродивый, блаженный и пророк,

Чья мысль свята, чей слух прозрачно-тонок,

Кто знает путь в заоблачный чертог.

О, лишь поэт, вседневно ждущий Чуда,

Печальное увидевший в смешном,

Великое в ничтожном, в царстве блуда

Услышавший моленья о ином.

Лишь он один владетель душ народа

Постиг, взойдя на нерушимый трон,

Какую мощь таит в себе природа,

Каким бы сам ничтожным ни был он.

Ничтожны все, рожденные в убогом

И бренном мире нравственных калек,

Но в миг, когда поэт стал полубогом,

Остался человеком человек.

* * *

И в этом их различье. Так для света

Нередко трудно вникнуть в суть стихов:

Ведь для того, чтоб воспринять поэта,

Необходимо знать язык богов.

Ему нельзя в земной учиться школе,

Недопустим для смертных и Парнас,

В лесу, в горах, в степях и в поле

Познать язык возможно, не учась…

И в светлый миг, когда познают люди

Язык богов, смысл мира станет прост.

Нежней цветов вздохнут тогда их груди

И засияют взоры ярче звезд.

Так пусть молчат прозаики-невежды.

Ах, не для них и святость, и краса,

Блажен, неугасающий надежды:

Он уготован видеть чудеса!

ЧАСТЬ I

В год первой революции на дачу

Мы в Гатчину поехали. Весною

Произошла Цусима. Катастрофа

Нежданная совсем меня сразила:

В ту пору я большим был патриотом

И верил в мощь любимой мной эскадры.

Я собирал коллекцию из снимков

Судов всех флотов; на почетном месте,

Примерно вымпелов сто девяносто,

Висел на стенке русский флот, причем

Разделены суда все по эскадрам:

Из Балтики, левей – из Черноморья

И Тихоокеанская. Тогда мне

Лишь восемнадцать было лет. В ту пору

Мои стихи рождались под влияньем

Классических поэтов. Декаданс

Был органически моей натуре,

Здоровой и простой по существу,

Далек и чужд. На графе Алексее

Толстом и Лермонтове вырос я.

Итак, мы жили в Гатчине: я, мама

И старая прислуга, пятьдесят

Лет жившая у нас. Ее ребенком

Лет девяти, не больше, взяли в дом.

Я Гатчину люблю: ее озера -

Серебряное, с чем тебя сравню?

И Приорат, и ферма, и зверинец,

И царский парк, где павильон Венеры,

Не нравиться не могут тем, кто любит

Действительно природу, но, конечно,

Окрестности ее, примерно Пудость,

Где водяная мельница и парк

С охотничьим дворцом эпохи Павла

Гораздо ближе сердцу моему.

Но эту местность я узнал позднее,

Спустя почти что год. Другое лето

Я проводил, само собой понятно,

Уже на мельнице. Однако это

Я расскажу впоследствии. Тоска,

Терзавшая меня в связи с Цусимой,

Мне не давала наслаждаться летом

И даже парк тогда мне был не в парк.

Мы в Петербург уехали в июле,

Ни с кем знакомства не приобретя,

И если позабыть о Тимофее,

О старом дачном дворнике, пожалуй,

И вспомнить это лето будет нечем.

Но Тимофея позабыть нельзя.

И я сейчас вам объясню причину:

Я, как-то разговаривая с ним,

Обмолвился о скуке. Пригласил он

Меня к себе. Я, с детства демократ,

Зашел к нему однажды. Проболтали

До позднего мы вечера. В беседе

Бутылку водки выпили. Со Златой,

Своей дочерью, он познакомил.

Ей тоже восемнадцать лет. Блондинка,

Высокий рост и чудный цвет лица.

Она вернулась вечером с работы

И, поклонясь слегка, прошла в каморку

К себе. Я мельком на нее взглянул,

Но все же различить успел и свежесть

Ее лица, и красоту походки,

И общее изящество. Не странно ль,

Но сразу я почувствовал влеченье

К той девушке. Я больше не встречал

Ее ни разу в это лето. Вскоре

Уехали мы в город.

* * *

В сентябре

В осенний парк поэта потянуло,

И я поехал в Гатчину. Весь день

Я пробродил в безлюдном Приорате,

А к вечеру зашел и к старику,

К отцу красивой дочери. Приветлив

Он был со мной и чаем угостил.

И в этот раз мы выпили изрядно

Убийственно-живительного зелья.

Я вскользь спросил о Злате, но она

Уж месяц, как уехала работать.

И в Петербурге у портнихи модной,

Вблизи Стремянной улицы жила.

Ее же сестры – Маша, Анна, Лиза

И Феня – находились при отце.

Две первые, замужние, имели

Уже детей по два-четыре года.

И красотой совсем не отличались.

Но Лиза, младше Златы, миловидный

Утонченный и хрупкий был ребенок,

Которому двенадцатый шел год.

И крошка Феня, шустрая резвунья,

Была мила; ей было только семь.

Два месяца еще прошло. Настала

Зима, – мне захотелось в зимний парк.

Ах, Гатчина, излюбленное место

Моих прогулок на норвежских лыжах,

Музей моей весны, как я однажды

Назвал тебя в одной поэме, много

Ты говоришь душе моей и сердцу!

Люблю благословенно повторять

Упругое и звучное названье.

Ах, Гатчина, какая ты теперь?

Боюсь подумать. Скройся, злободневность,

Минувшего собой не оскверняй!

И в этот раз зашел я к Тимофею

Из парка отдохнуть и посидеть;

Зашел к нему я в полдень отогреться:

Мороз трещал румяно на дворе.

Все были дома: было воскресенье,

И, как приятный для меня сюрприз,

Приехала из Петербурга Злата,

Одетая со вкусом, очень просто,

Она играла с маленькою Феней

И весело шутила. Я, любуясь,

Невольно засмотрелся на нее.

Она мгновенно взгляд мой уловила,

Слегка смутилась, волосы оправив,

И скромно села к чайному столу.

Я после чая предложил ей вместе

Со мною в парк пройтись; она охотно

Без всякого ломанья согласилась.

И, говоря вполне непринужденно,

Мы с ней прошли, так молодо смеясь.

О белый снег, холодный и пушистый,

О, старый парк, дремотный и тенистый,

О первая священная любовь!

* * *

Да, верил я тогда в предназначенье,

Во вдохновенность встреч, в любовь такую,

Которая охватывает вдруг

Всего-всего, безразумно владея

И сердцем и душой. Интуитивно

Я понял вдруг, что Злата неспроста

Мне встретилась, а послана судьбою.

И к девушке присматриваться зорче

Я стал тогда, и вот что я заметил:

Под кажущимся внешним оживленьем

Таилась в ней какая-то печальность,

Какая-то неясная мне боль.

Я подошел к ней осторожно,

И, тронутая ласковым участьем,

Мне девушка доверчиво открылась.

* * *

“Я вижу, человек вы благородный,-

Так начала свое повествованье,-

И с вами познакомиться отрадно,

Поверьте, было мне, но не сердитесь,

Таится в этом маленькое « но»:

Раз вы хороший, добрый, честный, чистый -

А в этом я хочу не сомневаться,-

Как вы могли, как только вы решились

С моим отцом поддерживать знакомство?

Вы юноша еще, почти ребенок,

И всячески вам надо опасаться

Дурных влияний, и людей порочных,

Испорченных, стараться избегать.

А мой отец (Господь, прости мне эти

Для дочери опасные слова!)

Пропойца, негодяй, он нехороший,

Нечестный человек. Вы пьете с ним.

При том, мне кажется, гораздо больше,

Чем следует; не глупо ль прозвучало,

Что следует пить водку, эту мерзость,

Губящую как тело, так и дух?

Я – враг ее: она мне причинила

Так много горя; матери моей

Ускорила кончину, потому что

Отец мой, вечно пьяный, поведеньем