Сергей Мстиславский - Крыша мира

• Название: Крыша мира
• Автор: Сергей Мстиславский
• Издательство: СП «Вся Москва»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1989
• ISBN: ISBN 5-239-01048-Х

Для читателя будет несомненным открытием незаслуженно забытый приключенческий роман Сергея Дмитриевича Мстиславского «Крыша мира». Роман откровенно авантюрный, да еще с изрядной долей фантастики. Но, как свидетельствует сам автор, «в обстановке сказочного сада Пери и «Пещеры Александра» даже научный работник, антрополог, теряет на короткий момент грань между действительностью и «сказкой».

Романы эти интересно и полезно прочитать в любом возрасте.

---

— Ты не пойдешь дальше, Искатель?..

Тогда я взглянул ей прямо в глаза, мысленно прощаясь с нею. Но все же сказал — я помню: глухо, но твердо — в первый раз в жизни, воистину твердо — звучал голос:

— Пойду, Пери.

Она тихо вскрикнула… Солнечной радостью заискрился, разгорелся взгляд. Как днем, светло стало в пещере… Я невольно опустил веки от этого нестерпимого света. И, опуская, почувствовал на своих губах ее губы.

* * *

С утра — обычная на поездке работа. Обошли город. Осмотрели ткацкие мастерские. Поднялись на горные пашни: воистину чудо. Сколько человеческого труда должно было уйти на то, чтобы отвоевать от камня крошечные эти лоскутки кремнистой земли, распаханные огнем и мотыгой на такой круче, что и стоять трудно, не то что работать; по скату глыбами отгорожены эти поля от осыпи, от горного ливня; пробиты по кайме их стоки для жадной вихревой воды…

Водили нас смотреть порфировые чаши — те, у которых вздыбился Ариман. По преданию, вытесаны они дивами на вечное поминовение не выпитого Пери и Искандером венчального вина: в древности, до ислама, вином венчались дарвазцы.

Обедали у бека. Белый весь, важный, тихий, хороший старик. Здешней крови — от старых, от давних дарвазских ханов. Этому не нужны рассказы о «Фитибрюхе», о дворцах и машинах. Слушает, как мы рассказываем его чиновникам — под одобрительное, жадное их причмокиванье, — и чуть шевелятся снисходительной улыбкой губы над белою волнистою бородой.

Вечером записывали песни, варианты сказания о Пери и Искандере.

* * *

На четвертый день мы начали расспросы о Заповедной Тропе: где она, как по ней пройти.

До сих пор все шло прекрасно. Даже антропометрические измерения (под обычным предлогом — «снять точный рисунок») не вызвали никаких осложнений. Туземцы помогали в наших работах чем могли, часто недоумевающе, часто смешливо, но всегда ласково и охотно. Стоило нам, однако, заговорить о Тропе…

Старики отмалчивались. Молодые хмурились. И самое неприятное — к молодым и старым примкнули совершенно явственно и Джафар и Саллаэддин.

Так толком ничего и не узнали. Одни сказки: да и те не новые. Давно, давно читали мы о гогах и магогах, о карлах, плавящих в пещерах серебро и медь, о драконах, сторожащих золото, о воздушных, из лучей построенных мостах… А о самой Тропе — даже и сказки нет: видно, и в самом деле не ходили по ней люди…

Поручил Джафару узнать; может быть, ему удастся: все-таки в городе есть земляки ему — бухарцы. Да и фирман у него от эмира — на все. Дал двое суток сроку.

На вторые, после вечернего намаза пришел; почему-то вместе с Саллаэддином. Торжественный. Как всегда, с припоклонами повел речь издалека: о службе своей эмиру и испытанной верности и готовности всюду провести и все показать…

— Знаем твою верность чиновничью, Джафар. Что тебе рассказали люди о Тропе?

— К ней и иду, к ней и иду, таксыр! Все твердо узнал по твоему приказу. Всех расспросил, вызнал: нет пути за Кала-и-Хумб. Даже в Язгулоне, за два перевала от города, бывали лишь редкие люди. А дальше — нет дорог, одни срывы да кручи. Доподлинно, твердо, без спору: нельзя идти. Случится что с тобою или тура-Джорджем, какой ответ дам я светлейшему эмиру? Так-то я сберег его гостей…

А Саллаэддин, тем временем, у притолоки. Переступает босыми ногами; чалма, крутая, белая, сдвинута на затылок. Крутит завязки халата — небрежно так, щегольски. Это признак верный: что-то ужасно, по его мнению, хитрое задумал Салла: тончайшую, ему кажется, интригу. И когда он откашлялся наконец — мы с Жоржем рассмеялись заранее: знаем мы нашего Саллаэддина.

Он начинает, как только замолчал Джафар. Глаза по потолку, словно не с нами разговор.

— Вчера на базаре говорили: «Аллах акбар! — закрываются уже перевалы; северные закрылись и восточные; только на запад еще открыты пути. Но и там снег выпал: замешкаемся — придется зимовать в Кала-и-Хумбе…» Хорошее дело! Бо-ольшое дело!..

— Так нам ведь не на закат, Салла, а на восход: мы по Тропе пойдем.

Джигит упрямо трясет головой.

— Убей меня, таксыр, я не пойду по Тропе. Она заповедная, заклятая она, все люди говорят. А Джилга-батыр — тот, что рассказывал о Диве, — взял с меня великую клятву — на ячмене и на ноже, таксыр, что я не ступлю на Заповедную Тропу.

— Ты дал клятву? Это еще что за новости?

Саллаэддин почесал переносицу тылом ладони:

— Все люди говорят: у Джилги одно слово, одно дело. Он сказал: «Поклянись — или нож меж лопаток». Я знаю гиссарские ножи, таксыр: мне не нужно говорить дважды.

Я знаю их тоже — гиссарские ножи: кривые, дамасской стали. Таким ножом — только дотронуться до кожи: дальше он пойдет сам.

— Ну что же, оставайся в Кала-и-Хумбе, Саллаэддин, — говорю я холодно. — Может быть, найдется здесь жалостливый человек, выменяет твоего коня на ишака — смирного, доброго, с черным крестом на спине: будешь возить навоз за город. Хорошее дело! Бо-ольшое дело!.. Мы пройдем по Тропе и без тебя, мулла-Саллаэддин… и без тебя, джевачи… если ты тоже дал клятву.

Джафар испуганно поднимает брови.

— Ты издеваешься надо мною, тура-шамол, по всегдашней твоей милости ко мне. Разве мне, служителю великого эмира, допустимо давать кому-нибудь клятвы?

— Ты пойдешь, значит?

Вздохнув, он потянулся за четками. Саллаэддин, беспокойно постукивая пятками, кашлянул. Но джевачи молчит, шуршит бусами. Не вытерпел Салла:

— Э-э, тура, не может он пойти! Закона нет.

— Он верно говорит, — горестно закивал Джафар. — Подлинно: нет закона! Если бы обо мне речь — неужели я не умер бы по одному твоему знаку, о государь мой вихрь! Но, по неизреченной благости своей, светлейший приказал мне представлять при тебе его особу, чтобы тебе был всюду заслуженный почет. Нельзя мне поэтому ходить заклятыми местами. Ведь если я на себя возьму грех заклятого места, не на меня ляжет он, и не на семейство мое, и не на мой род (разве я бы пожалел для тебя всю эту пустошь), — а на самого эмира: потому что он в моем лице здесь, таксыр. Какою смертью искуплю я, если наведу на него заклятье!

— Вот хитрая шельма, — говорит Жорж: я перевожу ему слова джевачи. — Не пришлось бы нам, в самом деле, поворачивать оглобли. Да, пожалуй, в конце концов так и лучше будет: ведь на Тропе — это уже достоверно — нет людских поселений. Стало быть, работы нам не будет. Пойдем через Каратегин. Ты помнишь, профессор тоже говорил, что именно в Каратегине вероятнее найти нужный нам череп.

— Я свой теперь череп ищу, Жорж. И я не поверну от Тропы.

Жорж подозрительно посмотрел на меня сквозь очки:

— Свой череп? И то. Ты какой-то странный стал здесь, в Кала-и-Хумбе.

* * *

В полночь, когда я укреплял аркан, он неожиданно поднял голову с подушки.

— Я давно хочу тебя спросить…

— О чем?

— Как ее имя?

— Имя? Ты, значит, ничего не понял в сказке Джилги?

* * *

Дело приняло совсем дурной оборот. Джафар и Саллаэддин взбудоражили весь наш караван. Джигиты категорически требуют немедленного выступления обратно, пока не закрылись перевалы: боятся зазимовать. Не помогли никакие уговоры.

* * *

Мы столковались наконец: я отпускаю джевачи со всей своей свитой и Саллаэддина с нашими конями и вьюками на Каратегин. Через месяц они должны прибыть в Бардобу, на Алайской долине; мы спустимся туда с Памира, поднявшись на него с юга от Хорога.

Гассан отказался вернуться: он тоже хочет пройти Тропу.

Жорж мрачен и сух. Едва ушел довольный джевачи, он опять заговаривает о севере.

— Искать и работать надо там. Переход по Тропе — чистая авантюра. Академия наук и университет посылали нас не за этим. Джевачи прав: надо со всеми вместе повернуть назад.

— Поворачивай. Только… зачем ты мне раньше не говорил так прямо, Жорж?

— Да ты же мне заморочил голову! И все эти россказни о каких-то неведомых странах на Тропе… Выходило так, будто я тебя предаю как-то, оставляю одного в опасную минуту. Ну а сейчас, поразмыслив хладнокровно, я вижу совершенно ясно, что все эти опасности и страхи — чистейший фольклор. А трепаться по горам, одного спорта ради, не хочу. Если что, паче чаяния, окажется, ты и один запишешь. А для экспедиции даже выгоднее: ты пройдешь югом, я — севером: захват шире за то же время. Съедемся в Бардобе, как ты говорил.

Я согласился без тени недовольства. Искренно: ведь он совершенно прав, по-своему, Жорж.

Значит, пойдем мы вдвоем: я и Гассанка. До Язгулона — проводники от бека кала-и-хумбского; от Язгулона — поведут тамошние охотники за турами. Если согласятся, конечно — неволить нельзя: заклято.

В честь нашего отъезда бек назначил байгу. Приглашения разосланы по всем окрестным ущельям, на тридцать верст округи.

— Потягайся на прощанье с нашими наездниками, — ласково улыбаясь, говорит за обедом седобородый бек. — Хорош у тебя конь для байги. Куда нашим! Говорят, ты выиграл скачку в Хазрете, а там, по слухам, скакало две тысячи коней. Я для тебя и приз приготовил, особый, на память о нас. Покажи, Джалэддин, что мы приготовили высокому гостю.