Евгений Дырин - Дело, которому служишь

• Название: Дело, которому служишь
• Автор: Евгений Дырин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Твой, - сказала она. - Просто оглашенный у тебя муженек! Мефодий-то спит...

В ворота аэродрома въехал накрытый брезентом посадочный прожектор. Два летчика с планшетами на длинных ремнях, не дойдя до жилых домов, остановились и, посовещавшись, вернулись на аэродром. Мария Николаевна узнала Ушакова и Пасхина и поняла: пошли помогать командиру в ночной посадке.

Полчаса спустя она увидела, как в яркоголубую полосу света, которая напоминала сноп лучей в темном зале кинотеатра, вошел снижающийся серебряный самолет. Сверкнув крыльями, он исчез в темноте. Моторы еще некоторое время гудели - то громче, то тише, - потом все стихло, и луч света погас.

Полбин пришел радостный, возбужденный. Он быстро смахнул щеткой пыль с сапог и стал тискать и тормошить ребят.

- Понимаешь, - рассказывал он жене, - я хотел ее проверить по всем пунктам, чтоб потом никто не жаловался: "барахлит, товарищ командир!" Теперь уже барахлить не будет, звоночек, а не машина!

Мария Николаевна слушала с улыбкой: она видела, что его переполняет радость от удачно выполненного дела и что он старается притушить, сдержать эту радость, чтобы - упаси боже! - не услышать упрека в невнимании к семье. Такого упрека не будет, - он это хорошо знает, - но все-таки торопится, не давая жене заговорить:

- Времени немножко нехватило. На земле, вижу, вечер, а мне там, вверху, светло, солнышко еще видно, - такое, что расставаться с ним жалко. Зато завтра все машины готовы летать, все до единой!

Глава IX

В начале ноября, сразу же после праздников, Полбин был вызван в Читу.

Через неделю Марии Николаевне принесли телеграмму.

"Скоро приедет", - подумала она, но, сорвав наклейку с телеграфного бланка, с удивлением прочла:

"Поздравляю высокой наградой, желаю дальнейших успехов, привет Маше, детям. Федор".

Какой Федор? Ах, да, телеграмма из Москвы. Это от Котлова...

Сердце ее забилось. Она вспомнила сказанное мужем в день приезда: "И к правительственной награде представили". Он больше не заговаривал об этом, но каждый раз, как только приносили газеты, прежде всего открывал "Правду" и торопливо пробегал глазами ее страницы.

Значит, он ждал. А сейчас еще ничего не знает. Как ему сообщить? Дать телеграмму в округ? Но что написать? Что Котлов поздравляет с наградой? А с какой? Нет, так нельзя.

Мария Николаевна расправила телеграфный бланк, положила на стол, придавив сверху книжкой, и стала надевать пальто. Она решила сходить в политотдел к Лидии Кривонос, посоветоваться с ней и заодно узнать, нет ли там каких-либо известий. На обратном пути она зайдет к Бурмистровым, заберет своих ребят, которые очень привыкли к шумному семейству, где и у Виктора и у Людмилы есть ровесники.

Едва она подошла к двери, как снаружи раздался стук. Она вздрогнула от неожиданности.

На пороге стояла девушка-письмоносец с кожаной сумкой через плечо и разносной книгой в руках.

- Распишитесь за телеграммы, - сказала она. - Что у вас - именинник кто-нибудь?

- Кажется, - ответила Мария Николаевна, возвращая ей книгу.

- Кажется? - удивленно подняла брови девушка и побежала по ступенькам на следующий этаж.

Телеграмм было две. Одна из Херсона: "Поздравляю орденоносного старшину, горжусь знакомством, дружбой таким соколом. Звонарев"

Не обошелся без шутки и даже, кажется, чуточку завидует. Значит, орден. Какой?

Ответ на все вопросы содержался в другой телеграмме, из Краснодара: "Газетах Указ 17 ноября Ваня награжден орденом Ленина, горячо поздравляю, обнимаю всех родных. Шурик".

Какой хороший, какой славный! Он помнит, что в Забайкалье газеты, даже доставляемые самолетами, приходят с опозданием. Но за какое число сегодняшняя "Правда"? Кажется, было пятнадцатое...

Она торопливо перебрала газеты на этажерке. Да, "Правда" и "Известия" от пятнадцатого. Так куда же сейчас итти: в политотдел или на почту? Или к Бурмистровым - порадовать детей, поделиться с женой Михаила Федоровича?

Она так и не успела решить. На лестничной площадке послышались голоса, шаги, и когда она открыла дверь, в комнату вошла целая толпа людей. Бурмистрова сама привела Виктора и Людмилу и двух своих девочек. За ней переступила порог раскрасневшаяся Лидия Кривонос, потом улыбающийся инструктор политотдела Тиунов, очень молодой еще человек непомерно высокого роста... Пашкин в черной куртке - "технарке" с меховым воротником... Ушаков в расстегнутом летном шлеме; застенчивый, нескладный Файзуллин...

До вечера дверь ни на минуту не закрывалась. А когда визиты прекратились, опять постучалась девушка-письмоносец. Она сказала: "поздравляю вас с именинником", неловко подмигнула, давая понять, что ей тоже все известно, и вручила телеграмму из Читы. Полбин писал:

"Читай "Красную звезду" восемнадцатое. Награжден орденом Ленина, восклицательный знак, Пасхин, Ушаков награждены орденом Красного Знамени, рад безмерно, восклицательный знак, буду двадцать первого". В конце восклицательного знака не было; очевидно, на телеграфе посоветовали их сократить.

Оказалось, Указ Президиума Верховного Совета о награждении за образцовое выполнение боевых заданий правительства и проявленную при этом доблесть и мужество, датированный семнадцатым ноября, был опубликован в печати на следующий день, восемнадцатого. "Красная звезда" со списком награжденных вышла на двенадцати страницах.

Полбин вернулся из Читы в тот же день, когда были получены московские газеты с Указом.

Он привез также приказ командования о назначениях в полку. Кривонос оказался прав: командиром полка был назначен Полбин. Свою эскадрилью он передавал Виктору Ушакову, фактически командовавшему ею с самого Халхин-Гола, когда Полбин стал замещать Бурмистрова.

Вместе с Полбиным из Читы приехал новый комиссар полка Ларичев, невысокий темноволосый человек с узким бледным лицом, на котором выделялись густые, неожиданно крупные черные брови. Выражение глубоко сидящих светлых глаз часто менялось: взгляд был то очень внимательным, цепким, то вдруг рассеянным, задумчивым, и потому казалось, что он постоянно что-то обдумывает, отвлекаясь только для разговора с окружающими.

Ларичев хотел остановиться в комнате для приезжих, которая была при штабе, но Полбин сказал ему:

- Зачем, Василий Васильевич? Оставайся у меня. Все равно ведь ненадолго, не стеснишь...

Они говорили друг другу "ты", и Мария Николаевна сразу же отметила это, так как с первой минуты знакомства мысленно сравнивала нового комиссара с Ююкиным. Сравнение было пока не в пользу Ларичева, хотя он располагал к себе приветливостью и простотой. Вероятно, новому комиссару недоставало того обаяния молодости, которое было так привлекательно в Ююкине.

В письме, присланном из Читы, Полбин намекал на то, что всему семейству предстоит небольшое путешествие. Он ничего не говорил о сроках, но Мария Николаевна уже знала: скоро нужно будет переезжать к новому месту службы. Она тотчас же занялась подготовкой, начав с того, что у них давно называлось "срезанием нитей вне дома": сдала книги в библиотеку, поторопила портного в ателье, где шились зимние детские пальто, отвезла казенную "прокатную" мебель в квартирно-эксплуатационную часть. После этого можно было приступать к следующему этапу подготовки, который также имел свое специальное название: "ликвидация точки".

Ларичев, узнав об этих бытующих в семье выражениях, рассмеялся:

- Тут есть какая-то аналогия с подготовкой самолета к вылету: сначала снимаются связывающие с землей нити - швартовы, потом устанавливается чемоданчик, затаскивается внутрь стремянка и задраивается люк.

- Аналогия не совсем точная, - ответила Мария Николаевна, указав на детей: - экипаж самолета - величина целая, без дробей...

Ларичев внимательно посмотрел на нее:

- Вы не учительница по профессии?

- Нет, я медицинский работник.

- Ах, вот как! А я был когда-то учителем математики. Дроби - это мне знакомо...

Разговор шел за вечерним чаем. Полбин с выражением удовольствия взглянул на жену, так непринужденно державшую себя в присутствии гостя, и тут же подумал с усмешкой: "Комиссар заранее кадры подбирает. Теперь ей от докладов не отвертеться".

Мария Николаевна сказала:

- Кажется, авиация для вас тоже не чужое дело, Василий Васильевич. Швартовы, стремянка, люки... Вы летчик?

- Нет, - без тени смущения ответил Ларичев, подвигая к себе стакан с чаем. - Точнее, летчик в прошлом. Я мог бы о себе сказать то же, что, по словам Ивана Семеновича, говорит капитан Бердяев: "Мы все летали понемногу на чем-нибудь и как-нибудь"... Кстати, - повернулся он к Полбину, - я слыхал на одном аэродроме и продолжение этой перефразировки Пушкина: "Так пилотажем, слава богу, у нас не мудрено блеснуть". Это придумал, наверное, какой-нибудь неудавшийся истребитель, отчисленный из школы. Ведь было такое строгое времечко...

- Да, было, - откликнулся Полбин, вспомнив Буловатского, Рубина, партийное собрание в школе.