Сесил Форестер - Коммодор

• Название: Коммодор
• Автор: Сесил Форестер
• Жанр: Путешествия и география

1812 год. Хорнблоуэр во главе отряда кораблей отправляется в Россию и принимает участие в обороне Риги.

---

Действительно, эта депеша была сформулирована гораздо лучше, нежели та, которую Хорнблауэр получил у берегов Шведской Померании. К тому же Каткэрт не позволяет себе отдавать приказы коммодору.

— Наверное, вы не откажетесь направиться на «Клэме» в Англию, — сказал Хорнблауэр, — вынужден попросить вас немного подождать, пока я составлю мои собственные донесения для Адмиралтейства.

— Конечно, — согласился Уичвуд.

— Это займет всего несколько минут, — продолжал Хорнблауэр, — надеюсь, капитан Буш составит вам на это время компанию. Безусловно, найдется и еще немало писем, которые нужно будет доставить в Англию. Кстати, я отсылаю в Англию своего секретаря и передам с вами все соответствующие этому случаю бумаги.

Оставшись в одиночестве Хорнблауэр открыл бюро и достал перо и чернила. Ему немногое оставалось добавить к своему официальному донесению. Он перечитал последние слова: «Хотел бы особо обратить внимание Ваших Светлостей на поведение и профессиональные возможности коммандера Уильяма Виккери и лейтенанта Персиваля Маунда» — и начал новый абзац: «Пользуясь возможностью, направляю „Клэм“ для передачи вам этих депеш. В соответствии с рекомендациями Его Превосходительства лорда Каткэрта, я, с остальной вверенной мне эскадрой, направляюсь чтобы сделать все, что в моих силах для поддержки русских войск под Ригой». Хорнблауэр с минуту подумал, не добавить ли несколько обычных в подобных случаях выражений, типа: «Надеюсь, что подобные действия заслужат одобрение Ваших светлостей», но затем отбросил эту мысль. Это, в принципе, абсолютно бессмысленные слова, а значит — просто бесполезная трата чернил и бумаги. Он вновь окунул перо в чернильницу и закончил просто: «Имею честь оставаться Вашим покорным слугой, Горацио Хорнблауэр, капитан и коммодор».

Он сложил письмо и крикнул Брауна. Пока он надписывал адрес: «Эдварду Непену, эсквайру, Секретарю Лордов-Комиссионеров Адмиралтейства» — Браун принес свечу и воск для печати. Хорнблауэр запечатал письмо и отложил его в сторону. Затем он взял еще один лист бумаги и начал писать снова.

Корабль Его Величества «Несравненный», Балтийское море.

Моя дорогая жена,

Тендер ждет, пока я приготовлю мою корреспонденцию для Англии и у меня остается только несколько минут, чтобы написать эти несколько строк, которые присоединятся к остальным письмам, которые также ожидают далекого путешествия. Я абсолютно здоров и общий ход кампании протекает удовлетворительно. Только что я получил большую новость — о начале войны между Бонапартом и Россией. Надеюсь, что это событие означает, что Бонапарт совершил худшую из своих ошибок, однако пока я предвижу лишь долгую борьбу, которая потребует многих жертв, а значит, вероятность моего возвращения к тебе весьма мала, по крайней мере, до тех пор, пока ледостав не сделает дальнейшие операции в этих водах невозможными.

Искренне надеюсь, что ты чувствуешь себя хорошо и счастливо, также, что капризы лондонской погоды не слишком мучительны для тебя. Хотел бы, чтобы здоровый воздух Смоллбриджа вернул румянец твоим щёчкам, поскольку капризы портних и модисток не слишком-то способствуют сохранению твоего здоровья и спокойствия.

Я также надеюсь, что Ричард ведет себя с послушанием, которого ты вправе от него ожидать, и что зубки у него продолжают появляться, причиняя при этом возможно наименьшее беспокойство. Для меня будет высочайшим удовольствием, когда он станет достаточно большим, чтобы самостоятельно писать мне, особенно, если благодаря этому я узнаю новости о тебе; лишь письмо, написанное тобой может доставить мне большее удовольствие. Надеюсь, что скоро получу письма из Англии и для меня будет счастьем узнать, что у тебя все хорошо.

Надеюсь, когда ты в следующий раз увидишь своего брата, то не забудешь засвидетельствовать ему моё уважение и почтение. Для тебя же оставляю всю мою любовь.

Твой любящий муж —

Горацио.

Уичвуд взял протянутые Хорнблауэром письма и расписался в получении на конторке и пером Буша. Затем он протянул руку.

— До свидания, сэр, — сказал он и замялся; затем с волнением продолжал: — Бог знает, как повернется эта война. Думаю, что русские будут разбиты. Но вы — вы сделали всё, чтобы эта война началась. Вы выполнили свой долг, сэр.

— Благодарю вас, — ответил Хорнблауэр.

Хорнблауэр был взволнован и несколько рассеян — он стоял на шканцах, а флаг над его головой был приспущен в прощальном салюте «Клэму» — и наблюдал, как тендер удаляется в сторону Англии. Он смотрел, пока «Клэм» не скрылся из вида, а «несравненный», положив руля, двинулся к Риге и ко всем приключениям, которые ожидают их там. Хорнблауэр хорошо знал, что с ним происходит — он тосковал по дому, охваченный эмоциональной бурей волнения, как всегда, когда ему приходилось писать Барбаре. К тому же последние слова Уичвуда только добавили ему беспокойства — они лишний раз напомнили о том страшном грузе ответственности, который он несет. Будущее всего мира и само существование его родной страны может быть поставлено на карту в результате его действий. Если эта русская авантюра закончится поражением и катастрофой, каждый, кто захочет избежать ответственности, обвинит именно его — например, в политической близорукости и неспособности принимать правильные решения. Теперь он даже завидовал Броуну, который возвращался в Лондон под арестом в ожидании суда и возможной казни и с тоской вспоминал о маленьких неудобствах, столь сильно отравлявших ему жизнь в Смоллбридже. Хорнблауэр горько улыбнулся, когда из глубин памяти всплыла самая большая неприятность тех блаженных времен — необходимость принять поздравления от депутации фермеров и арендаторов. Он думал об искренней симпатии Барбары, об остром чувстве восторга, нахлынувшего на него, когда он понял, что маленький Ричард любит его и ищет его общества. А здесь, в море, он мог быть уверенным в преданности Буша и — порой даже чрезмерном — восхищении молодых офицеров.

Возвращаясь к реальности, Хорнблауэр заставил себя вспомнить, с какое дурацкое воодушевление в нем вызвал приказ, призывающий его обратно на службу, как с легким сердцем он оставил своего ребенка, радостное чувство — если уж говорить абсолютно откровенно — вновь обретенной независимости, с которым он покидал свою жену. Это великолепное ощущение, что он вновь сам себе хозяин, что больше не нужно подчиняться желаниям Барбары, испытывать неудобства от того, что у Ричарда режутся зубы — тогда все это казалось таким привлекательным. А теперь он горько жалуется в душе на тяжкий груз ответственности — неизбежная цена, которую приходится платить за независимость, ведь безответственность, что вполне в натуре вещей, абсолютно несовместима со свободой. Все это было очень хорошо и вполне логично, но… как бы он хотел сейчас оказаться дома. Хорнблауэр вдруг так живо почувствовал, будто рука Барбары легла на его руку, что через мгновение ощутил горькое разочарование — увы, это было всего лишь разыгравшееся воображение. Как бы он хотел сидеть с Ричардом на коленях, с малышом, который визжит от восторга и заливается смехом над великолепной шуткой — когда его слегка щипают за нос. И он не испытывает ни малейшего желания рисковать своей репутацией, своей свободой и самой жизнью в запутанных комбинациях с этими непредсказуемыми русскими в таком Богом забыто уголке мира, как Рига. Да, кстати — тут в нем неожиданно пробудился новый интерес — сейчас, пожалуй, стоило бы спуститься в каюту и перечитать «Наставления мореплавателям» для подходов к Риге, а заодно и повнимательнее изучить карту Рижской бухты…

Глава 17

Как обычно, лето на севере континентальной Европы наступило быстро. Еще на прошлой неделе в Пиллау в воздухе чувствовалось дыхание зимы, а сейчас, на подходах к Риге уже вовсю грело солнце. Замечательное тепло избавляло от депрессии и, в отличии от жары, которой славятся тропики, добавляло бодрости. Яркое солнце сияло на безоблачном небе, хотя горизонт был все еще в дымке. Легкий — узла в два — юго-западный бриз обеспечивал ход, достаточный, чтобы корабль слушался руля и «Несравненный» шел вперед под всеми парусами и лиселями, поставленными до бом-брам-рей. Эскадра пыталась выжать из этого легкого ветра все возможное — справа по носу виднелись паруса «Лотоса», корпус которого был скрыт под горизонтом; по корме «Неустанного» шел «Ворон». Бомбардирские кечи остались далеко позади — даже неуклюжий линейный корабль смог обогнать их в таких условиях.

Всё было очень мирно. На баке несколько матросов под руководством парусного мастера раскладывала для починки грот. Другие на шкафуте скребли палубу «медвежьей шкурой» — огромным матом из копры, смоченным и набитым песком, чистить которым палубный настил было гораздо эффективнее, чем пемзой. На шкафуте штурман проводил занятие по навигации; штурманские помощники и мичмана стояли вокруг него полукругом с секстанами в руках. Хорнблауэр прогуливался достаточно близко, чтобы услышать, как один из мичманов, еще совсем ребенок, тонким детским голоском пропищал ответ на заданный ему вопрос.