Энн Пэтчетт - Заложники

• Название: Заложники
• Автор: Энн Пэтчетт
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-06880-5

Приглашенные на светский прием гости с нетерпением ждали появления всемирной знаменитости – певицы Косc. Ее чарующий голос заворожил всех. Но прекрасный вечер был неожиданно прерван – в зал ворвались вооруженные террористы.

С этого момента для всех участников драматических событий началась другая жизнь, а весь мир сузился до размеров одного зала…

---

– Ни к чему столько формальностей, – возразил Гэн. – Я счастлив поговорить с мисс Косс. Мы можем подойти к ней прямо сейчас. Я переведу ей все, что вы захотите.

При этих словах могучий русский побледнел и сделал несколько нервных затяжек. Легкие его были столь вместительными, что маленькая сигарета после этого практически исчезла. – Торопиться не стоит, друг мой.

– А вдруг нас завтра освободят?

Русский улыбнулся:

– Вы не оставляете мне никаких путей к бегству. – Он ткнул своей почти докуренной сигаретой в сторону Гэна. – Раз вы так думаете… Вы считаете, что наступило время о себе заявить?

Гэн подумал, что, очевидно, не совсем понял слово «заявить». У него довольно много значений. Он, конечно, владел русским, но некоторые нюансы от него явно ускользали.

– Я хотел сказать всего лишь, что мисс Косс здесь близко, раз уж вы хотите с ней поговорить…

– Давайте вернемся к этому вопросу завтра, вы не возражаете? Я поговорю с ней утром… – Он опустил руку на плечо Гэна. – Конечно, в случае, если все сложится благополучно. Завтра утром вам удобно?

– Я к вашим услугам.

– После того как она споет, – продолжал Федоров, потом добавил: – Но только ни в коем случае нельзя действовать нахрапом.

Гэн признал, что это звучит разумно.

– Отлично, отлично! У меня будет время собраться с мыслями. Вряд ли я теперь засну ночью. Вы очень добры. И русский ваш тоже очень хорош.

– Спасибо, – ответил Гэн. Он надеялся, что теперь они смогут немного поговорить о Пушкине. Ему хотелось кое-что узнать про «Евгения Онегина» и «Пиковую даму», но Федоров быстро удалился в свой угол, как боксер, готовящийся ко второму раунду. Двое других русских его поджидали с сигаретами в зубах.

Вице-президент стоял в кухне и изучал содержимое ящика с овощами: кривобокие кабачки и темно-лиловые баклажаны, помидоры и желтые сладкие луковицы. Он счел это плохим знаком: значит, люди, которые окружают дом, уже начали уставать от этой истории. Как долго длятся обычно подобные кризисы? Шесть часов? Два дня? После этого прибегают к какому-нибудь слезоточивому газу, и все сдаются. Но каким-то непостижимым образом именно эти чертовы террористы сумели разрушить все планы по спасению заложников. Может быть, проблема в том, что заложников слишком много. А может, все дело в стене, которая окружает вице-президентский дом, или в опасениях властей, что террористы могут убить Роксану Косс. Но какой бы ни была причина, ситуация эта не может разрешиться уже третью неделю. Вполне естественно, что о ней уже не рассказывают на первых полосах газет и сообщения о ней переехали на вторые и даже третьи строчки вечерних новостей. Люди уже свыклись с этой историей, с обстоятельствами их жизни. Жизнь приняла более практическое направление, и это отразилось на продуктах, которые вице-президент видел перед собой. Он вообразил, что они представляют собой группу выживших после кораблекрушения, которые беспомощно наблюдают, как последний поисковый вертолет улетает от них на материк. Доказательством служили продукты. Вначале им доставляли все готовое: сандвичи и кастрюли с жареными цыплятами и рисом. Затем стали приносить хлеб, мясо и сыр в отдельных упаковках. Но это! Это уже было нечто совершенно другое. Пятнадцать сырых цыплят, розовых и холодных, сразу испачкавших разделочный стол, коробки с овощами, пакеты с сушеными бобами, консервные банки с кулинарным жиром. Разумеется, продуктов было довольно, цыплята выглядели свежими, но вопрос заключался в том, как превратить все это в еду. Рубен считал, что этот вопрос относится к сфере его ответственности, но в своей собственной кухне он не знал ничего. Он не знал, где находится дуршлаг, не мог отличить майоран от тимьяна. Он даже сомневался, что это знает его жена. По правде сказать, они жили чужими заботами уже слишком давно. Он это понял в последние недели, когда подметал полы и убирал постели. Может быть, в обществе он и выполнял полезную работу, но в домашнем хозяйстве пользы от него было не больше, чем от маленькой комнатной собачки. В детстве его тоже не научили работать по дому. Его ни разу не просили накрыть на стол или почистить морковку. Постель за него стелили его сестры, они же гладили его одежду. Ему понадобилось попасть в заложники, чтобы освоить навыки уборки и мытья. Каждый день перед ним вставал бесконечный список операций, которые требовали его внимания. И хотя он работал без остановки с самого своего пробуждения утром и до того момента, когда падал без сил на свою кучу одеял, все равно он не мог содержать дом в том состоянии, которое было для него привычным. Как же сиял этот дом еще совсем недавно! Несчетное количество девушек стирали пыль, терли и мыли, гладили рубашки и носовые платки, выметали мельчайшие пылинки из самых дальних углов. Они полировали латунные накладки на входной двери. Заполняли продуктовые шкафы сладкими пирожками и маринованной свеклой. И оставляли за собой легкий запах талька (который его жена дарила им на день рождения каждый год, такой объемистый круглый флакон с толстой кнопкой на крышке), так что по всему дому пахло гиацинтами с примесью талька. Ни одна вещь в доме не требовала его внимания, ни один процесс не требовал его вмешательства. Даже его собственных детей купали и вытирали полотенцами и укладывали в постель наемные, хотя и ласковые руки. И все шло замечательно, всегда и абсолютно замечательно.

А его гости? Кто они такие, эти люди, которые никогда не относили свои тарелки в мойку? На худой конец вице-президент мог простить террористов. Они были, по сути дела, детьми и, кроме того, выросли в джунглях. (Тут он вспомнил свою собственную мать, которая звонила ему каждый раз, когда он забывал закрыть входную дверь, и говорила: «Я отправлю тебя жить в джунгли, где тебе не придется беспокоиться о таких вещах, как двери!») Заложники привыкли пользоваться услугами камердинеров и секретарей и, имея поваров и официантов, возможно, никогда их и в глаза-то не видели. Их прислуга не просто работала у них – она работала настолько незаметно, безмолвно и квалифицированно, что хозяева могли вообще забыть о ее существовании.

Разумеется, Рубен спокойно мог оставить все, как есть. Ведь этот дом не был по-настоящему его домом. Он мог просто наблюдать за тем, как гниют ковры, облитые содовой газировкой, и обходить кругом корзины для мусора, заваленные пустыми упаковками, но он чувствовал себя прежде всего хозяином. Он считал себя ответственным за то, чтобы происходящее стало хотя бы отдаленным подобием продолжающегося приема. Правда, вскоре он обнаружил, что ему эта роль даже нравится. И не только нравится. Он поверил, причем со всей искренностью, что у него для этого есть все данные. Когда он опускался на колени и натирал мастикой полы, то полы начинали сверкать в ответ на его внимание. Из всех работ, которые ему приходилось делать, больше всего ему нравилось глажение. Он не переставал удивляться, что террористы не спрятали утюг. При хорошей сноровке, думал он, утюг может превратиться в смертельное оружие: такой тяжелый, такой невероятно горячий. Когда он гладил рубашки у сидящих вокруг него в ожидании мужчин, то думал о том вреде, который он мог бы причинить террористам. Разумеется, он не мог их всех вывести из строя (разве может утюг отразить пули?), но он может уложить двух или трех, прежде чем его убьют. С утюгом Рубен был способен на борьбу, и эта мысль заставляла его чувствовать себя менее пассивным, придавала мужества. Он просовывал заостренный серебряный кончик утюга в карман разложенной перед ним рубашки, потом продвигал его вниз, в рукав. Он извергал облака пара, которые заставляли его обливаться потом. Воротничок, он очень быстро это понял, являлся ключом к успеху дела.

Но утюжка – это одно дело. Утюжку он освоил. А вот что касается сырых продуктов, тут он был в полной растерянности: просто стоял и смотрел на все, что лежало перед ним. Он решил положить цыплят в холодильник. Придется обойтись без мясного блюда, решил он. Затем он отправился за помощью.

– Гэн! – сказал он. – Гэн! Мне нужно поговорить с сеньоритой Косс.

– И вам тоже? – спросил Гэн.

– И мне тоже, – признал вице-президент. – Что, тут уже очередь? Может быть, мне записаться?

Гэн покачал головой, и вместе они отправились к Роксане.

– О, Гэн! – сказала она и протянула ему руку, как будто они не виделись несколько дней. – О, господин вице-президент!

Она изменилась с тех пор, как снова начала петь, или, может быть, она вернулась к своему прежнему состоянию. Теперь она снова была всемирно известной певицей, которая за огромные деньги согласилась приехать на вечер, чтобы исполнить шесть арий. Она снова излучала вокруг себя то особое сияние, которое окружает знаменитостей. Рубен всегда ощущал легкую слабость, когда приближался к ней. Она была одета в свитер его жены, а вокруг горла у нее был повязан шарф его жены – черный шелковый шарф, разрисованный яркими птицами. (О, как его жена любила этот шарф, который ей привезли из Парижа. Она надевала его один-два раза в год, не чаще, и хранила тщательно сложенным в его оригинальной упаковке. Как же быстро Рубен предоставил это сокровище Роксане!) Его вдруг охватила внезапная потребность высказать ей, что он чувствует. Как много значит для него ее музыка. Он себя сдержал, заставив вспомнить этих ощипанных цыплят.