Савелий Дудаков. - "История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв

• Название: "История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв
• Автор: Савелий Дудаков.
• Жанр: Публицистика

Под общей редакцией Д. А. ЧЕРНЯХОВСКОГО Издание осуществлено при содействии Фонда Дж. Сороса за счет средств автора Дудакова С. Ю. OCR и вычитка: Давид Титиевский, сентябрь 2008 г., Хайфа. Книга выложена в Библиотеке Александра Белоусенко по просьбе автора, Савелия Юрьевича ДУДАКОВА Автор предлагаемой читателю книги, известный израильский ученый Савелий Дудаков подробно и корректно проанализировал особенности развития литературы и общественно-политической мысли России второй половины XIX – начала XX в. Особое внимание уделяется массовой беллетристике этого времени, произведениям ныне забытых писателей -"второго ряда" Вс. Крестовского, Б. Маркевича, С. Эфрона, Н. Вагнера и др. Незабвенной памяти профессора Шмуэля Эттингера

---

Шафаревич из своей цитаты, переписанной у Бостунича, выкинул строки:

И если взор ваш падет на мрамор их статуй –
Треснут надвое;
И смех захватите с собою, горький, проклятый,
Чтоб умерщвлять все живое…"

Наверное, академик почувствовал, что во второй строке не хватает двух стоп: цитата могла оказаться неточной. К тому же у "источника" после цитаты шел очень уж резкий вывод: "Вот их программа, по словам барда: умерщвлять все живое!" (1922, 200). Вывод, абсолютно не вытекающий из цитаты, и Шафаревичу ничего не оставалось сделать, как сократить цитату и умолчать… об источнике своих познаний в еврейской поэзии.

Внимательное прочтение "Русофобии" Шафаревича и "Масонства" Бостунича позволяет отметить множество "параллельных" мест, которые дают возможность сформулировать действительную цель и задачу автора – борца с "Малым Народом": приспособить к новым условиям старую, скомпрометированную, теорию. Для этого понадобилось из современной литературы выбрать оппонентов с еврейскими (Янов, Шрагин) или похожими на еврейские фамилиями (Синявский – Абрам Терц, Р. Пайпс), но с "антирусскими" (точнее, антиимперскими) идеями, обновить арсенал "улик" (Э. Багрицкий, Д. Маркиш, И. Губерман, Н. Воронель и прочие), представить идеологию "жидо-масонского заговора" по "завоеванию мира".

Негласно полемизируя с Бостуничем, Шафаревич откорректировал "излишне обобщенные формулы" обер-штурмфюрера (ср.: "Вся революция – жидовское дело" (1928, 134) – "Революцию делали не одни евреи" (63, 126)), но сохранил принципиальную структуру "ненависти" евреев ("пришлых") ко всему русскому ("исконному") и любви "патриотов" к "дореволюционному" (монархическому) правлению. Заимствуя "факты и идеи" у Бостунича (сифилис Петра I (1922, 110); еврейско-латышская диктатура (1922, 144, 195, 198, 120); "роль" Ш. Раппопорта (1928,119-121); характеристику Герцена, Руге, Витте (1922, 132, 140-143, 116); зависимость Шиффа от американской компании "Г. Леб и К°" (1922, 156-157)), трансформируя "положения" (убийство Плеве и вел. кн. Сергея Александровича, Царской семьи, еврейское участие в революционном движении (1922, 116, 139-140), состав ВЦИК, Политбюро, ЧК (1922, 134-152, 218-223), "избранность" евреев и принцип "самозащиты" от них (1922, 103, 141, 221)) и т.д., – Шафаревич оказался в замкнутом круге "готовых словосочетаний". Фактически, для математика должно было бы стать понятным, что рассуждения на основе "Протоколов Сионских мудрецов" (с какими бы патриотическими целями и благими намерениями они ни осуществлялись) – представляют элементы "дурной бесконечности", поскольку в любом отдельном явлении отражается концептуальное целое "жидо-масонского заговора".

Вместе с тем именно "Русофобия" И.Р. Шафаревича замыкает литературную историю "Протоколов Сионских мудрецов" и подводит к выводу, что за столетнее развитие в России антисемитской беллетристики ничего оригинального и новаторского в идеи и темы политико-мессианской концепции "святой Руси" современные ревнители и патриоты внести не могут.

Более того, распад советской империи и отказ от государственной практики "панславизма" с сосредоточением на собственно национальных проблемах и национальном духовном развитии обрекает на безжизненность мифы о "жидо-масонском заговоре", "Малом Народе", "зловредности" других наций (например, латышей или же китайцев) и "антипатриотизме" интеллигенции, вне национальных признаков, на деградацию и дегенерацию. И хотя работа И. Шафаревича появилась спустя десять лет после выхода в свет романа Г. Климова29, многие из положений, выдвинутых в "Русофобии", кажутся "обратным переводом" идей "Князя мира сего".

Архисерьезный и глобально-эрудированный труд советского академика, не считая плагиата у Бостунича, может показаться просто перерабо 223 танным вариантом трагически-веселой и откровенно-издевательской по отношению к антологиям о "Малом Народе" пародии Г. Климова, в которой "описывается своего рода комплексная социальная болезнь, которую раньше называли дьяволом, а теперь называют вырождением и дегенерацией": «В тематическом каталоге на тему "Дегенерация"… сотни и сотни карточек – ссылок на две главные составные части этого комплекса: психические болезни и половые извращения… Но самое главное было то, что в этой крупнейшей библиотеке Америки не было ни одной-единственной книги, которая описывала бы дегенерацию как единое целое. То есть психические болезни – есть, половые извращения – есть, а дегенерации, которая состоит из этих двух частей, дегенерации… нету! То есть ключа-то и нету! А без этого ключа вы ничего в этой области не поймете» (297).

Уже в предуведомлении к роману Г. Климова (на форзаце издания 1980 г. не то от издательства "Globus Publishers", не то от автора) читателя предупреждают: «Хотя "Князь мира сего" только роман, но эта книга предназначена только для совершеннолетних. В судебно-медицинских книгах на эту тему обычно еще стоит предостережение: "Предназначается только для юстиции и медицины, для священников и педагогов, а также для лиц, занимающихся психологией и социологией"». А затем Г. Климов, следуя выработанному в антисемитской беллетристике стандарту, "претендует" на "научность", благодаря "специфическим особенностям этой книги, требующей специальной исследовательской работы и авторских архивов". После эпиграфа, конечно, из "Апокалипсиса", следует "Введение профессора современной советской литературы Стратфордского университета" – конечно, "доктора" и, конечно, "русского" – С.П. Новикова. Наконец, "Послесловие" книги – тоже профессора и доктора (уже не литературы, а социальной психологии) Б.В. Сахарова (странное имя-отчество устанавливает пародийный ряд "А, Б, В…" с известным и не имеющим отношения к социальным наукам академиком А. Сахаровым. – С.Д.) из такого же несуществующего в Америке университета (Вудхэйнвенского – название не то от "хунвейбина", не то от "а зохен вейн"). У предисловия и послесловия есть еще и авторские названия: "Запретный плод" и "Отравленные ключи": поскольку идиоматически к "плоду" привязана "сладость", постольку эпиграф к нему должен быть "горьким" – "А от дерева… не ешь… ибо… смертию умрешь" (7), зато к "отравленным ключам" Г. Климов подобрал "сладкие слова" – "Но знает Бог… вы будете, как боги…" (292).

(Сюжетно роман строится на "параллелизме" судеб двух братьев -старшего, Максима Александровича Руднева, родившегося до революции и сделавшего умопомрачительную карьеру от уполномоченного ГПУ до всесильного "красного кардинала", и младшего, Бориса, родившегося после революции и оставшегося при брате не то "досмотрщиком", не то "любопытствующим профессором".)

Предисловие профессора СП. Новикова является "визитной карточкой" пародии Климова. Упомянув редактора аргентинской газеты "Наша страна" Дубровского (не внебрачный ли сын создателя "Союза русского народа" д-ра Дубровина [?]. – С.Д.) и храбрейшего редактора "Русской жизни" (Сан-Франциско) Делианича (почти Делевский и Бостунич. – С.Д.), утверждавших, что подобного романа "до сих пор в печати не было", профессор отмечает: «Я проверил картотеку Библиотеки конгресса в Вашингтоне… Но ни одной книги на тему "Князя" там нет» (9). Эта "новизна" темы (случайно, фамилия Новиков – не от слова "новинка"?) заставила профессора "познакомиться поближе с историей появления этой книги и ее автором" (10). Не выдержав ни жанра биографии, ни жанра историко-литературного описания, "рецензент" приоткрыл тайну: «Климов стоял во главе одного из… спецпроектов… Он был председателем Центрального объединения послевоенных эмигрантов (ЦОПЭ) и главным редактором журнала "Свобода" на русском языке и журнала "Антикоммунист" на немецком языке… В 1955 г. Климов переехал в Америку и вернулся к своей профессии инженера-электрика. Одновременно… он творчески перевоплощает свой богатый опыт в области психологической войны… В американских книгах, анализирующих работу CIA, пишут, что на профессиональном жаргоне… эта работа подразделяется на "черную магию" и "белую магию", где посредине болтается еще "серая магия". Так же подразделяется и пропаганда США… Вот этими делами, судя по всему, и занимался Гарвардский проект. В каждом серьезном научном учреждении… если одна группа ученых разрабатывает какой-нибудь проект, то другая группа ученых… одновременно разрабатывает соответствующий контрпроект… Вот такой-то контрпроект – в форме романа – и проделал Климов…» (12-13). И в качестве примера результативности "контрпроекта" профессор Новиков расскажет историю ареста в СССР «вскоре после прогулки "Князя" по редакциям и инстанциям» американского гражданина Баргхорна, поскольку "самый надежный способ переправить что-нибудь в советскую разведку – это послать хороший материал по западным разведкам" (17).

"Контрпроект" Климова, "по Новикову", базируется на секретных архивах советской тайной полиции и архивах "какой-то американской сверхразведки". Вот почему вокруг книги Климова "пошла масса всяких легенд". Замечателен их "набор": «Одни говорят, что эту книгу написал не Климов (чем не вариант Нилуса? – С.Д), а целая коллегия иезуитов (почти как у Ю. Самарина по поводу "Польского катехизиса". – С.Д.)… А другие говорят, наоборот, – что этот "Князь" вполне заслуживает того, чтобы попасть на "Индекс Прохибиторум" (ср. с реакцией православной церкви на "труд" Нилуса. – С.Д.)… Догадок всяких много. Некоторые пессимисты даже высказывают опасения, что если до сих пор и не было… то теперь обязательно организуют» (19). Чтобы оценить "контрпроект", достаточно вспомнить Г. Бостунича, утверждавшего, что, если "Протоколов" не было бы, следовало бы их придумать, ибо события вокруг нас свидетельствуют об их реальности.