Вольдемар Бааль - Источник забвения

• Название: Источник забвения
• Автор: Вольдемар Бааль
• Жанр: Научная Фантастика

Роман В. Бааля, известного прозаика, живущего в Риге, — размышления об ответственности современного учёного перед обществом и жизнью; о памяти как одной из основных человеческих ценностей. Фантастические элементы, включённые в роман, лишь подчёркивают и обогащают его живое реалистическое содержание.

---

— Да я ведь и не был очарован, Коля. Ученому неприлично так вот очаровываться — всякими красотами, поэтическими формами, фольклорными прелестями, — когда речь о деле.

— Разочарованы, не верите…

— Ну, посудите сами. Странная ведь ситуация получается. С одной стороны, вам целиком доверяют в газете и вы лично утверждаете, что ничего не выдумываете. А с другой, — все у вас держится на том, что где-то там, как-то и что-то вроде бы говорят. Разве это серьезно?

— Не только на том, Герман Петрович.

— А на чем же еще?

— Я, например, точно знаю, что доктор Морозов тоже был на Сонной Мари.

Визин выпрямился на стуле, посуровел. Этот мальчишка что, дразнить его собирается? Что за выверты?

— Какой еще Морозов?

— Так я же вам говорил позавчера, Герман Петрович. Ну, когда в ресторане сидели. — Андромедов опять оживился. — Вы, может быть, как раз задумались и прослушали. Или забыли. Но я говорил. Между прочим, он первый и начал собирать данные про гемоглобин и долгожителей.

Визин не помнил, он решительно ничего такого не помнил. Не помнил, или Коля сочиняет, что рассказывал. В нем начало подниматься раздражение.

— Хотел бы я знать, с какой целью вы меня морочите.

— Я?! — Удивлению Андромедова не было предела.

— Морочишь. Разыгрываешь. Забавляешься. Или черт тебя знает что! Визин не заметил, что перешел на «ты». — Или сразу выкладывай все, или… В конце концов, я старше тебя!

— Да, я знаю, на семнадцать лет…

— И это позавчера в ресторане выяснилось?

— А где же еще, Герман Петрович?

Визин встал и решительно замаршировал к выходу. И как только он вышел, сразу же хлынул ливень. Время, наконец, рванулось и понеслось, все вокруг затрепыхалось, закувыркалось, зазвенело, наполнилось шумом и плеском; все заблестело; потекли ручьи; люди побежали, закрываясь плащами, зонтами, коробками, газетами, смеясь и крича; помчались, разбрызгивая лужи, мопеды и мотоциклы.

Оказавшийся рядом Андромедов, схватил его за локоть и повлек за собой; хватка его была сильной и цепкой, руке стало больно; наверно, со стороны это было смешно видеть — как невысокий, тонкокостный молодой человек тащит большого и солидного дядю.

— Ой, Герман Петрович, да вы же совсем промокнете, а джинсы так долго сохнут…

— Да отпустите, наконец… Отстань! — крикнул Визин.

— Сюда, сюда, Герман Петрович! — Андромедов будто и не слышал его, не замечал его разгневанного вида, а тащил куда-то, целеустремленно и упрямо.

Они оказались между двумя ларьками — пивным и еще каким-то, поставленными впритык друг к другу, так что крыша одного находила на крышу другого. Вокруг шумел водопад, а здесь было сухо, сумеречно и паутинно; под ногами шуршали сухие листья, комья бумаги, окурки, битый кирпич…

Они стояли лицом к лицу — рыжий и мокрый Андромедов виновато и преданно смотрел снизу вверх на тяжело дышащего и тоже мокрого Визина. Галстук Андромедова покачивался, как маятник.

— Еще чуть и совсем бы промокли. А тут — пожалуйста! — никакой дождь не страшен. Очень удачно поставили эти ларьки.

«Спокойно, спокойно, брат Визин, коллега. Ну что ты психуешь-то? Ведь мальчишка, сопляк… Еще полчаса назад ты так остроумно подумал „собака лает — ветер носит“, а тут вдруг… С чего ты вскочил-то и вылетел под дождь? Может, и в самом деле в ресторане были разговоры и про этого Морозова, и про многое другое… Что ты запомнил-то? Тебе потом просто казалось, что ты все восстановил в памяти… Но почему же он утверждает, что все там было в рамках? Если бы „в рамках“, то не перезабыл бы всего… Но все равно — спокойно! Давай, сбавляй обороты…»

— Ну? Что там еще было в ресторане? Что я намолол спьяну, что заспал, как последний алкаш?

— Я говорил вам, Герман Петрович. Да и не было ничего особенного.

— Не было, не было… А вон какие провалы выявляются. Ладно… Между прочим, ты свой термос у меня на столе забыл.

— А, ерунда. Отдайте Тоне, я у нее потом заберу.

— Он мне не мешает, — сказал Визин.

На воле плескало и шумело вовсю, а сюда, в эту щель, долетали только крохотные брызги.

— А пауки-то тишь и благодать предсказывали. Знаменитые пауки знаменитого, как его, Лестера, что ли…

— Не тишь и благодать, а кратковременный дождь, Герман Петрович.

— Ага. У тебя на все — готовые ответы. Просто поразительно… Вот и Морозов какой-то объявился… — Визин уже не смущался своим тыканьем, даже упорствовал в нем, чтобы самоутвердиться перед Андромедовым, показать ему свою самостоятельность и невысокое мнение о том, чем наполнена его, андромедовская, голова; его трясло, надо было унять нервы, и тыканье, как оказалось, помогало в этом…

Вторая повесть Андромедова

Короче говоря, жил-был в Долгом Логу доктор, врач то есть, Сергей Игнатьевич Морозов. Не всегда жил, а прислали тут же после войны. И как только он стал работать, сразу же пошла о нем слава как о замечательном докторе, и скоро народ валил к нему валом. В общем, стал известен и уважаем. Но когда услышал про Сонную Марь, то его будто подменили: замкнулся, закрылся, затих — словом, заболел Марью. Никто не мог понять, что с ним происходит, всякие разговоры пошли. А тут он и сам подлил масла: взял да и перебрался поближе к Макарову, то есть — в Рощи; и перебрался бы, скорее всего, и в само Макарове, да там лечить было некого. Но туда все же ходил и довольно часто, потому что еще жива была Варвара Алексеевна Лапчатова, та самая бабка, что знала дорогу к Сонной Мари. Вот Морозов и подружился с ней — врач со знахаркой, — и она его водила в тайгу, за болото.

Откуда это известно? От младшей Варвариной сестры, Анны Алексеевны, которая тогда жила в Рощах, а Морозов был у нее постояльцем. Жаль, что в прошлом году Анна Алексеевна уехала к дочери в Архангельскую область.

Зимой 1952 года бабка Варвара умерла. А летом 54-го доктор Морозов ушел в тайгу и не вернулся. Поиски были напрасны. И было ему к этому времени тридцать три года.

— Так, — произнес Визин и почувствовал, что может говорить спокойно. Бабка Варвара умерла, доктор Морозов пропал, бабкина сестра уехала за тридевять земель. Что остается? С одной стороны — вроде бы да кабы, с другой — все разъехались. Со сколькими же неизвестными данное уравнение?

— Остались мы с вами, Герман Петрович! — уверенно заявил Андромедов. Вы и я.

— Ты один остался. — Визин смотрел на него с прискорбием. — Был у меня, Коля, чисто научный интерес. Пойми же ты, черт побери, в конце концов. А теперь у меня вообще больше нет никакого интереса. Вот и все… А ты пиши. Пиши свои заметки, корреспонденции, статьи, свои сплавы сенокосов с пауками, свои уборочные с валунами. И смотри, не прозевай чего-нибудь этакого, научно пока не объяснимого. Всяческих тебе успехов и поменьше выговоров. И хватит тут торчать, твой Лестер — волшебник: лило всего пятнадцать минут.

— Но ведь все правильно, Герман Петрович! Кратковременно, и грозы не было. Правильно ведь! И с Марью правильно…

Визин выбрался из щели и пошел, обходя лужи, с пустого базарного двора. Андромедов понуро шлепал за ним, шмыгая носом и мямля, что Сонная Марь не выдумка, он ручается, что если бы она была в более доступном месте, ее бы давно открыли и объяснили, а то и санаторий бы уже построили…

А Визин шел и думал, что все, что было возможно, он узнал и, следовательно пора избавляться от Андромедова. «Не хватало мне еще такого хвоста! Он же растрезвонит на всю ивановскую, житья не станет. Кто-нибудь тут помнит этого Морозова получше его, да и в Рощах не должны бы забыть…»

— Конечно, никого из медперсонала, кто работал с Морозовым, тоже уже нет здесь?

— Нет, к сожалению…

— В общем, Коля, передай своему шефу мои глубочайшие извинения: выступить у вас в редакции не смогу. Увы! И нигде не смогу. Скажи ему всем можешь сказать! — у великого, мол, ученого и артиста Г. П. Визина неожиданно поменялись планы. У них, мол, у великих, у корифеев и звезд, всегда так — не поймешь зигзагов гениального ума.

— Василий Лукич уехал на всю неделю. Вообще в редакции пусто — все по колхозам: страда.

— Вот видишь. Все при деле, а ты маниловщиной занимаешься. Ладно! Спасибо. Всего хорошего. Дальше я — сам.

Андромедов одиноко стоял на мокрой дороге; фигура его была перекошена большой черный портфель оттягивал руку; золотистый галстук тускло поблескивал.

Визину было жаль его, но поддаться сейчас жалости означало, что от Андромедова и всего андромедовского уже не отвяжешься и это неизвестно к чему приведет.

9

В холле гостиницы, в кресле, опираясь на палку, сидел седоусый заступник Екатерины Кравцовой; рядом, на газетном столике лежала его соломенная шляпа, с нее натекала лужица, подбираясь к газетам.

— Непогода к нам загнала! — Визин направился прямо к нему. Здравствуйте!