Вольдемар Бааль - Источник забвения

• Название: Источник забвения
• Автор: Вольдемар Бааль
• Жанр: Научная Фантастика

Роман В. Бааля, известного прозаика, живущего в Риге, — размышления об ответственности современного учёного перед обществом и жизнью; о памяти как одной из основных человеческих ценностей. Фантастические элементы, включённые в роман, лишь подчёркивают и обогащают его живое реалистическое содержание.

---

4. Боль и веселье не исключают друг друга.

5. Если сердце в груди бьется уж очень сильно, то это — бог.

6. Всякое ожидание кончается, стоит только подождать подольше.

7. Делать не всегда трудно. Трудно желать. По крайней мере, желать то, что стоит делать.

8. Кто втерся в чин лисой, Тот в чине будет волком.

9. Если человек сам стал хуже, то все ему хуже кажется.

10. Где нет общности интересов, там не может быть единства целей, не говоря уже о единстве действий.

11. Разум дан человеку, чтобы он разумно жил, а не для того только, чтобы он видел, что он неразумно живет.

12. Человек должен верить, что непонятное можно понять; иначе он не стал бы размышлять о нем.

13. Раз человек желает избавиться от своего жалкого состояния, но желает искренне и вполне — такое желание не может оказаться безуспешным.

14. Дело превыше недосуга.

Визин сидел, избавляясь с помощью мэтровского фокуса от томительности ожидания, и время от времени взглядывал на темнеющее озеро. Почти никого из авторов изречений он не мог вспомнить… В который раз зашевелилась в голове назойливая мысль, что кто-то его морочит, и он подумал, что если эта мысль утвердится, то будет окончательно и навсегда перечеркнуто то, что до сих пор было «Визиным». Он решил, что в таком случае обязательно и внешне изменится — ведь когда человек сходит с ума, то он, говорят, внешне перестраивается настолько, что даже близкие не сразу узнают его…

Тоня не пришла ни вечером, ни ночью. Никто не пришел. И не позвонил.

6

Уже с утра было жарко.

Улица повела Визина к базару. Она была сегодня довольно людной: шли с сумками, мешками, шли семейно и в одиночку, ехали на мотоциклах, на велосипедах, то и дело проносились на трескучих мопедах мальчишки.

Чем ближе подходил Визин к базару, тем на улице становилось теснее. Тут уже было большинство явно деревенского люда: загорелые руки и лица, сапоги и кепки у мужиков, а на женщинах — платочки; им, по-видимому, не было жарко. Иные здоровались друг с другом, пожимали руки, обнимались, заводили разговоры: они тут, в райцентре, могли встретиться, поделиться новостями своих сел и деревень; они, конечно, приехали сюда по делам — на базар, в больницу, в райисполком, в суд, на эпидстанцию, на базу и так далее, но всегда не исключалась и вероятность случайной встречи с знакомым, что, надо думать, приятно, если уж остановились и говорят; а кто-то конечно навещал своих друзей или родственников — жителей Долгого Лога. Одни уже докончили со своими делами, другие только принялись за них; шли удовлетворенные и неудовлетворенные, усталые и бодрые, трезвые и навеселе, и может быть, сейчас была среди них и сама Екатерина Кирилловна Кравцова, хотя и маловероятно, если информация экс-председателя объективна. Они шли и шли, и им не было никакого дела до бородатого субъекта в джинсовом костюме, мрачновато поглядывающего из-под белесых бровей и то и дело вытирающего носовым платком мокрое лицо.

А за домами, за палисадами, за горбатыми огородами поблескивало озеро, однако никакой свежести оно уже не несло: опять уже накалился воздух, жара вступала в полную силу.

Вот улица расширилась, и на противоположной стороне Визин увидел арку на кирпичных столбах, и на ней — крупные, продолговатые буквы дугой «Районный колхозный рынок». Визин прошел мимо.

Автостанция располагалась в небольшом зеленом домике с зарешеченными окнами; справа был въезд с улицы, слева — выезд, а за домиком просторный, в ямах и рытвинах двор, забитый пыльными, разномастными автобусами. Иногда одна из машин оживала и, рыча и переваливаясь, ползла к выезду, и к ней устремлялась цветастая, энергичная толпа.

В домике было душно. Повсюду — на скамьях вдоль стен, на полу, — сидели люди, преимущественно немолодые женщины, старушки и деды сельского обличья. Возле окошечка с надписью «Касса» теснился народ. Из невидимого динамика то и дело раздавался оглушительный женский голос, оповещающий об очередном рейсе.

На Визина смотрели; он был нездешним, и эта нездешность в маленьком помещении бросалась в глаза, она была неминуемой приманкой. Он старался не замечать взглядов — от них было неприятно — и все внимание сосредоточил на карте-схеме с автобусными маршрутами. Коричневые лучи, ломаясь, разбегались во все стороны от большого красного кружка, изображавшего Долгий Лог. Один из лучей отстреливал прямо на север и упирался в кружочек с названием «Рощи». Над головами людей у кассы висел щит с расписанием: до Рощей ходило два автобуса — в 6:45 и 14:20. Визин спросил у сидевшей на мешке женщины, сколько туда километров, — она не знала. Не знала и другая женщина, и старик, и шнырявший рядом мальчишка.

Визин вышел. Только что подали автобус, и на скамейке в тени освободилось место. Он сел. Делать было нечего.

Он просидел минут сорок. И справа, и слева слышалось о недавнем стихийном бедствии… «Картошку — как катком… Дорогу завалило бревнищами… А у нас электричество уже на другой день наладили… А наш председатель приказал бросить радио налаживать и — всем на покос: без радио, говорит, проживем, а без сена — каюк… В Прутове семью в собственном доме придушило…» Старухи, передавая друг дружке подробности, крестились машинально — «Господи Исусе, спаси и помилуй…»

Визин как бы искоса, нехотя поглядывал на это жизнетечение, однако чувствовал, что его понемногу засасывает, и у него не было энергии сопротивляться: струйки, пылинки, комочки местного бытия внедрялись в него спокойно и неназойливо; он не заботился о том, сколько и чего осядет, он понимал: все равно таким, каким он сюда прибыл, он уже не останется. По временам, правда, все в нем вдруг сжималось, как будто рядом была опасность, а он по легкомыслию забыл об осторожности, но то лишь были мгновенные вспышки — в следующую секунду уже становилось очевидным, что все идет, как и должно идти, и по-иному не может; запущен пребывавший до определенных пор в бездействии какой-то мудреный механизм, и его уже не остановить, а управлять им приходится только еще учиться.

Рядом с ним опустился юноша на костылях; левая нога его была в гипсе; он спросил, который час.

— Половина одиннадцатого, — ответил Визин.

— Ого! Час еще до автобуса. — Юноша засмеялся. — Знаете, как будет стекло во множественном числе?

— Стекла.

— Нет. Будет — вдребезги. — Юноша засмеялся громче. — Это-то и случилось с моими часами. И с ногой.

— Несчастный случай? — догадавшись, что от него ждут такого вопроса, спросил Визин.

— Как сказать! — Юноша задумался только для вида. — Правильно, наверно, будет: жертва творчества. Мы сделали воздушный шар. И все, вроде бы, шло ничего. И поднялись хорошо. А тут этот ураган. И сразу, в один миг…

— Зачем? — спросил Визин.

— Что зачем?

— Шар.

— Как зачем? Летать!

Визин посмотрел на него с подозрением. И юноша сразу потускнел, интерес его к бородатому незнакомцу убывал на глазах. Визин увидел в стороне двух мальчишек, с откровенным восхищением разглядывающих его увечного собеседника.

— Вы хотели начать с нуля? — спросил он.

— С себя, — буркнул юноша.

— Есть самолет.

— Есть идея бесшумного полета.

— Жук и тот гудит.

— Птица не гудит. И бабочка не гудит.

— Резонно, — сказал Визин. — Что ж вас так рано из больницы выпустили?

— Загипсовали и — о'кей! А валяться я и дома могу.

— Тоже верно. Не знаете, случайно, Екатерину Кравцову?

— Артистка?

— В своем роде. Но неважно. Сколько километров до Рощей?

— Девяносто семь. Вы — в Рощи?

— Да.

— Знаю Рощи. У вас там родные?

— Нет, Можно сказать, путешествую. — И увидев ожившее лицо юноши, Визин добавил: — Я специалист по флоре.

Юноша теперь смотрел с любопытством.

— А от Рощей до Макарова сколько?

— Тридцать километров.

— Автобусы тоже ходят?

— Нет. Там проселок.

— Ясно, — сказал Визин.

— И мне тоже ясно. — Юноша улыбнулся.

— Что вам ясно?

— Сонная Марь, да?

— Какая Марь?! — Визин соорудил удивленные глаза.

— Ладно, чего уж… — Юноша подмигнул. — Понятно, какой специалист по флоре…

В это время донесся рык репродуктора, подошло сразу три автобуса, из дверей автостанции повалил народ, скамейки мигом опустели. Визин кивнул юноше, поднялся и пошел в пустой теперь зал. «Или они тут все ясновидящие, — подумал он, — или этот Андромедов растрезвонил…»

Окошечко кассы было закрыто. Визин постучал, дверца скрипнула, образовалась щель.

— Перерыв на обед! — раздался низкий сильный голос.

Этот голос насторожил Визина, а через мгновение он уже знал, почему насторожил, и когда он попытался шире открыть дверцу и, чувствуя, что ее упорно придерживают, нажал, он уже знал, кого увидит в кассе.