Альва Бесси - Люди в бою

• Название: Люди в бою
• Автор: Альва Бесси
• Издательство: "Прогресс"
• Жанр: Современная проза
• Год: 1981

Мемуарно-публицистическая книга «Люди в бою» по сей день является одним из лучших произведений о национально-революционной войне в Испании. Боец Интернациональной бригады, писатель запечатлел в ней суровую правду героической антифашистской борьбы, когда рядом с бойцами испанской республиканской армии сражались добровольцы из разных стран.

---

Я лежу в ночной темноте, прислушиваюсь к звукам боя; рассказ Гордона расстроил меня, поселил в моей душе смуту. Ничего тут не попишешь. Негрин сделал большое дело: он как нельзя более удачно выбрал время для своего заявления, оно произвело сенсацию в Ассамблее Лиги Наций. Заявление Негрина раз и навсегда разоблачило деятельность Комитета по невмешательству, показало всю ее нелепость; его заявление работает на правительство — оно скрывает тот факт, что Интербригады практически больше не существуют; оно поможет успокоить международные круги, недовольные тем, что иностранцы сражаются на нашей стороне; оно обеспечит нам симпатии испанцев, сторонников Франко. После этого заявления они смогут с полным основанием припереть Франко к стенке, сказать: «Теперь твой черед, отзывай своих иностранцев, иначе жди беды».

Мы еще до рассвета добираемся до автопарка, я бужу Лука Хинмана, рассказываю ему наши новости. Лук смотрит на меня и говорит: «Пусть сначала отзовут, тогда я поверю. Такие слухи и раньше ходили». Кое-кто из ребят в автопарке тоже прослышал об отзыве, единственный экземпляр газеты «Лас Нотисиас», который каким-то образом доходит до нас, изымает из обращения наш комиссар Джо Хект. Мы похищаем у него газету и, уйдя подальше от автопарка, с трудом разбираем испанский текст.

А теперь, господин президент «сказал доктор Негрин», я хочу осветить конкретный вопрос, который, собственно, и побудил меня выступить с этим заявлением.

Испанское правительство стремится не только на словах, но и на деле способствовать умиротворению, которого жаждут все; оно решило привести неоспоримые доказательства того, что войска Республики сражаются только во имя национальных интересов. Поэтому правительство намерено незамедлительно отозвать всех без исключения бойцов неиспанской национальности, участвующих ныне в испанской войне в рядах правительственной армии, то есть отозвать всех иностранцев безотносительно к их национальной принадлежности, включая и тех, кто принял испанское подданство после пятого июля 1936 года…

Негрин просит Лигу назначить комиссию, которая будет следить за отзывом добровольцев и осуществлять за ним контроль, а впоследствии выступит как очевидец перед лицом мировой общественности и засвидетельствует, что отзыв свершился. Далее Негрин продолжает:

Мы испытываем чувство глубокой скорби при мысли, что нам придется расстаться с этими мужественными, самоотверженными людьми, которые с удивительным великодушием пришли нам на помощь в тяжелый, может быть, в один из самых тяжелых часов нашей истории. Испанский народ никогда не забудет их жертв. Я хочу особо подчеркнуть высокую нравственную ценность их жертв — ведь они шли на них не ради корыстных интересов, а по своей доброй воле, исключительно ради защиты идеалов свободы и справедливости.

— Похоже, дело идет к отзыву, — говорю я.

— Еще как похоже, — говорит Лук. — Только поверю я в это не раньше, чем доберусь до Парижа и погляжу на все эти интересные местечки, про которые ты мне все уши прожужжал. В первую очередь на пояса целомудрия.

— А я — не прежде, чем наш пароход оставит французский берег далеко позади, — говорю я.

Весь день гремит артиллерия, автопарк ей так и не удается нащупать, однако обстрел не прекращается ни на минуту; даже не верится, что так бывает.

— Ну прямо как на мировой войне, — говорит один из шоферов, которому довелось в ней участвовать.

Всевозможные новости, слухи стекаются в автопарк; мы узнаем, что капитан Ламб был снова ранен: на этот раз куском шрапнели ему пропороло шею; мы узнаем, что Джим Ларднер, который прошлую ночь провел в дозоре, был убит или взят в плен, когда его отделение застиг врасплох внезапный обстрел; мы узнаем, что бригада дрогнула и ее отводят в стратегических целях.

Мы сидим на земле, прислушиваемся к шуму идущего неподалеку боя; дружно радуемся, что не участвуем в нем. Поминутно над нашими головами проносятся самолеты. Вот со стороны реки появляется звено наших «moscas» — монопланов с низко расположенными крыльями, — внезапно они разлетаются в стороны, как стая вспугнутых куропаток, проносятся над нашими головами на бреющем полете, поднимаются футов на сто, а то и меньше и летят к передовой. Маневр этот, имевший целью захватить противника врасплох, явно достиг своей цели; мы слышим, как их пушки на бреющем полете бьют по врагу; несколько минут спустя «moscas» возвращаются в том же боевом порядке. Мы встаем, приветствуем их; они, пролетая над нами, машут нам крыльями.

— Вот бы где нам с тобой воевать, — говорю я Луку; он соглашается.

— Черт побери, — говорит он. — Я уже лет десять не водил машину, я учился на старом учебном самолете. Когда я во второй раз полетел в одиночку, я посадил в машину и свою будущую, и тогдашнюю жену.

— А я налетал восемнадцать часов в одиночку, — говорю я. — Из нас бы с тобой вышли боевые летчики что надо.

— Лучше не бывает, — говорит Лук.

Высоко в небе над нами идет воздушный бой. На высоте десяти, а то и пятнадцати тысяч футов самолеты, десятки самолетов, ведут бой. Порой ты их не видишь, порой видишь; однако разобраться даже в том, что видишь, невозможно; пронзительный рев моторов звучит все громче и громче, тебе начинает чудиться, что он раздается где-то прямо над головой. Самолеты рычат и воют, как стая волков; мы выбираем одну пару и решаем наблюдать за ней. Пока я слежу за ними, у меня устают руки и ноги; я непроизвольно нажимаю на педали, вожу ручкой управления, пикирую, делаю полупетли и полубочки (иммельманы), восьмерки, боевые развороты, перевороты через крыло — хочу сбросить фашиста со своего хвоста. Устаю ужасно; тут мы замечаем, что один из самолетов, набрав высоту, входит в штопор.

— Ему каюк, — говорит Хинман.

Мы не спускаем глаз с самолета — бешено крутясь, он падает в штопоре. Дроссель у него полностью открыт, пропеллер воет, вращаясь вокруг продольной оси, самолет приближается к земле.

— Он не горит, — говорю я. — Это маневр, он выровняет машину.

Мы все ждем, когда же он выровняет машину, и вдруг я ловлю себя на том, что говорю вслух: «Выровняй машину, выровняй машину, нажми на противоположную педаль, ручку вперед, выровняй машину». Это наш самолет падает на землю; при каждом повороте нам хорошо видны кончики его крыльев, обведенные широкими красными полосами. Похоже, что он упадет неподалеку от нас; я гляжу на Лука, он следит за самолетом, губы его плотно сомкнуты, руки сжаты в кулаки. Я перевожу взгляд на самолет, он, отчаянно завывая, крутится как волчок. Видно, все пропало, и я перестаю повторять: «Выровняй машину». Явно, все пропало, самолет исчезает за холмом, рев мотора вмиг обрывается, будто его ножом отрезало. Я перевожу взгляд на Лука и вижу, что он тоже считает в уме. Сам я считаю: раз-два-три-четыре — и дохожу до пяти, когда раздается приглушенный, но вполне различимый взрыв. Опять перевожу взгляд на Лука — он смотрит в землю. Ребята из автопарка бросаются к холму, карабкаются вверх по склону.

— Пойдем посмотрим, хочешь? — говорю я.

— Нет, — говорит Лук.

Мы сидим, уставившись в землю; в этом рядовом случае нам видится символ — это напрашивается само собой — конца. Ну ясно, это просто совпадение; мы знаем, что скоро те из нас, кто останется в живых, уедут из этой страны; мы знаем, что сейчас нас преследует поражение за поражением; мы видим, как падает наш летчик, и мне (человеку литературного склада ума) видится в этом конец эпохи, эпохи, отданной рискованному предприятию — если хотите, можно назвать это и так, — рискованному предприятию, небывалому в истории человечества. Ибо впервые в мировой истории представители всех слоев общества, всех профессий, простые рабочие и люди умственного труда, интеллектуалы и крестьяне стихийно создали Интернациональную добровольную армию. Само существование этой армии, сыгравшей большую роль в испанской войне, свидетельствует о международном братстве рабочего класса, неоспоримо доказывает, что у тружеников всего мира общие интересы и одинаковые обязательства. Эта армия является живым воплощением единства, которое существует между всеми людьми доброй воли, независимо от их национальности, политических и религиозных убеждений, а также от того, чем они зарабатывают себе на жизнь. Представители самых разных профессий, рас, наций — эти люди сражались и умирали плечом к плечу и друг за друга. Кто бойцы этой армии? Все человечество.

Бесси «гласит записка», бери машину и отправляйся на бригадную полевую почту; распорядись, чтоб нам снова пересылали письма и газеты. Остальные товарищи из комиссариата пусть остаются в автопарке впредь до дальнейших распоряжений.

Гордон

Прямо среди бела дня мы стремительно проносимся через Мору, пересекаем реку и взлетаем в горы, к Гратальопсу. Заскакиваем на почту — и сразу назад; правда, в Мора-ла-Нуэве нам приходится задержаться: фашисты бомбят Мора-де-Эбро. Но вот бомбежка кончается, и мы переправляемся через реку. Однако не успеваем мы доехать до окраин Мора-де-Эбро, как в воздухе снова начинается бой. Наш летчик, разворачиваясь, пикирует, надеясь выйти из боя (наверное, он ранен), но в нарушение обычной тактики фашистский летчик пускается следом за ним. Теперь они дерутся футах в ста — если не меньше — над землей; они сцепились прямо перед нами и передвигаются с той же скоростью, что и мы, — точь-в-точь как две зарянки, схватившиеся перед мчащимся автомобилем. Оба показывают высший класс пилотажа — никогда в жизни я не видел ничего подобного. Обочины — справа, слева — прошивают их пулеметные очереди. «Может, остановимся», — говорит шофер. «Нет, — говорю я, — не надо». Бойцы выбегают на дорогу, обстреливают из винтовок и ручных пулеметов фашистский самолет, а самолеты все кружатся и кружатся, описывают бочки и петли. Но вот наш самолет теряет управление, с грохотом падает неподалеку от дороги и, объятый пламенем, сгорает на наших глазах. Мы мчимся дальше.