Владимир Яценко - Пленники зимы

• Название: Пленники зимы
• Автор: Владимир Яценко
• Жанр: Научная Фантастика

Для конкурса "Триммера" главы все слиты, Пока не прогонят, комменты открыты. Прошу не молчать, – отмечайте визиты, Мой труд вы прочли. Отписались? Мы квиты! Шутка, конечно. Только читать лучше по-главно (я продолжаю работу по вычитке, только ћчищуЋ в главах: шестьсот кило текста долго грузится). Кроме того, в единый блок не вошли ћКомментарииЋ. А это уже не шутки!:( Очень краткое содержание и обоснование соответствия романа теме конкурса 'Великая цепь событий'. Книга о любви. О жизни. О 'простых' людях, которые при ближайшем рассмотрении оказались совсем не так просты, как им самим того бы хотелось. А ещё про то, как водителю грузовика, собирающему молоко по хуторам и сёлам, пришлось спасать человечество. И ситуация сложилась так, что кроме него спасать нашу расу оказалось некому. А сам он СМОГ лишь потому что когда-то подвёз 'не того' пасажира. 'Оплата за проезд' http://zhurnal.lib.ru/editors/j/jacenko_w_w/oplata_za_proezd.shtml оказалась одним из звеньев Великой Цепи, из раза в раз спасающей население нашей планеты от истребления льдами. Он был шофёром, исследователем, администратором и командиром. Но судьбе этого было мало. Он стал героем и вершителем. Это он доопределил наши конечные пункты 'рай' и 'ад'. То, ради чего, собственно, 'посев людей' и был когда-то затеян. 'Случайностей нет', – полагают герои романа. Всё, что с нами происходит 'почему-то' и 'для чего-то'. Наше прошлое и будущее – причудливое переплетение причинно-следственных связей, которые позволят нам однажды уцелеть в настоящем. Но если 'всё предопределено и наперёд задано', то от нас ничего не зависит? Зависит. Мы в любом случае исполним предначертанное. Но весь вопрос в том, КАК мы это сделаем. Приятного чтения.

---

– При чём тут Игорь? – неохотно отозвалась Калима.

– Из первой группы остались только мы трое. И он тоже стоял в карауле. Что в нём необычного?

– Он ходит в кепке, – ответила Калима. – Совершенно идиотская кепка с длинным козырьком, закрывающим ему половину лица. Игорь Дзюбенко – хороший парень, всегда начеку и гениальный каптёрщик.

– Каптёрщик?

– Интендант, начальник по материальному обеспечению… – она внезапно оставила свой расслабленный тон и совершенно другим голосом спросила: – Только сейчас дошло: а куда ты, собственно, собрался?

Резкая смена была Максиму неприятна. Он был уверен, что они вплотную подошли к чему-то важному. Возможно даже к решению. У него было чувство, будто выключили радио на середине мелодии, и приходилось мучительно догадываться о направлении музыкальной темы, без всякой надежды узнать, а что же там было дальше на самом деле.

– На вездеходах прочь отсюда, – недовольно ответил он.

– Куда? Если всюду такая же пустыня, как здесь…

– Это ты на фотографиях Чекереза увидела? – ответил вопросом на вопрос Максим. – Что там у него получилось?

– Ничего у него не получилось, – неохотно признала Калима. – Загубил два зонда из десяти возможных, да и концы отдал.

– Но изображение на мониторе…

– Не было никаких изображений! – отмахнулась Калима. – Эта штука на куполе излучает во всём диапазоне частот. Да ещё с такой мощностью, что Останкино заглушит…

– А как он их потерял?

– Кого? – не поняла Калима.

– Метеозонды, – пояснил Максим.

– Потерял и потерял, – пробормотала Калима. Чувствовалось, что её мысли уже заняты другим. – Не всё ли равно?

– А всё-таки? – настаивал Максим.

Калима тяжело вздохнула, неохотно отвлекаясь от своих раздумий, и ответила:

– На высоте около ста метров мощный воздушный поток.

– В каком направлении?

– В южном, – Калима неопределённо махнула рукой против течения реки. – И если нам уходить, то, по всей видимости, туда же. Вот только если всюду пустыня…

– Нет, – прервал её Максим. – Не всюду. Я знаю.

– Знаешь… – задумчиво повторила Калима. – А из водителей у нас только механик Сергей Блинов, золотые руки…

– Как-то мрачновато это у тебя прозвучало.

– Он на полигоне в блиндаж с наблюдателями врезался… Когда сдавал вождение.

Кто поведёт машины?

– Одну поведу я, другую – Света.

– Света? – изумилась Калима. – Вот уж не думала, что она – сильный водитель.

– Она не водитель, – возразил Максим. – Но я ей обещал дать порулить чем-нибудь большим и тяжёлым.

– Максим, – прервала его Калима. – Это не просто машина. Это двухсекционный восьмиколёсный вездеход-амфибия. В каждой секции свой двигатель. У него пульт управления, как на самолёте. И весит это железо больше тридцати тонн.

– Ну, что ж, – Максим хлопнул в ладоши. – Подходит. А что восемь колёс, так это даже лучше – не велосипед, не свалится. И вот ещё что: займись-ка ты кепками.

– Кепками?

– Да, кепками с длинным козырьком. Кажется, на складе на подводной лодке что-то такое было. Пусть все наденут.

II

На второй день пути показались горы.

Сначала в виде тёмной полоски на горизонте, потом вполне заметной на фоне утомительно разноцветного неба серой глыбой камня. Это препятствие пока ни у кого не будило тревожных мыслей. Наоборот, вселяло надежду на лучшее. Потому что хуже быть не могло.

Моё решение продолжить движение вдоль реки на вездеходах не встретило ни восторга, ни сопротивления. Они были подавлены смертью. Шокированы разгромом экспедиции и крахом собственных надежд. Они замкнулись внутри себя, внутри своего ужаса. У каждого на лице читался один и тот же вопрос: "что, если следующим буду я"?

Теперь нас было восемь.

Последним умер Ашот, два дня назад, спустя сутки после начала движения.

Так что, похоже, смерть мы прихватили с собой.

К несчастью, парень оказался в Светкином вездеходе. Когда Ашот свалился, она совсем потеряла голову: забыла, как остановить машину. Я понял, что происходит что-то странное, только когда сам, следуя рельефу, отвернул влево, но её вездеход продолжил своё движение к обрыву.

Местность сильно изменилась. Судя по счётчику, мы прошли уже около трёх сотен километров. Но, если по прямой, то вряд ли больше ста пятидесяти. От реки мы сильно уклонились влево. Плоская пустыня давно осталась позади. С каждым часом овраги становились всё глубже, а их стены – круче. И когда машина Светланы, не сбавляя хода, ринулась к одному из этих обрывов, я, не задумываясь, заглушил двигатель и выскочил наружу.

Потом, анализируя свои действия, я понял, почему не решился догнать своим вездеходом потерявшую управление машину и подставить ей борт. Мы были увешаны бочками с горючим, как новогодние ёлки блестящими гирляндами.

Нет, я не мог так рисковать.

Поэтому, ничего не говоря Наташе, которая сидела бок о бок со мной на кожухе воздушного фильтра, – месте, совсем не предназначенном для пассажиров, я выбрался из машины и бросился вдогонку за идущей к пропасти машиной.

Мне понадобилось лишь несколько шагов, чтобы набрать приличную скорость. Воздух немедленно превратился в плотную, осязаемую среду, которой, оказывается, я не просто дышал все эти годы, а внутри которой ходил, ел, спал… Вот ведь как: я жил, а воздух всё это время предательски, исподтишка давил на мои плечи с заметной силой.

Все эти дни мы двигались с небольшой скоростью, чуть меньше тридцати километров в час. Поэтому расстояние между мной и машиной быстро сокращалось. Но ещё быстрее мы со Светланой приближались к обрыву.

Я вдруг почувствовал, что могу не успеть.

Мой давний кошмар быстро превращался в реальность. Я бегу – она убегает. Бывает одна, бывает с кем-то. Иногда с Виктором, иногда – с какими-то незнакомыми людьми. Но всегда одно и тоже: я вижу её рыжую косу, подпрыгивающую на красной майке в такт сильному упругому шагу, пытаюсь догнать и чувствую, как слабеют, заплетаются ноги, а она уходит, убегает всё дальше и дальше…

Когда я ухватился за скобу кормы вездехода, до обрыва оставалось метров двадцать.

Я подтянулся, вылез на кузов, протопал по крыше и, повернувшись спиной к надвигающейся смерти, рванул люк водителя на себя.

К моему удивлению он открылся.

Обычно, когда водитель садится на своё место, люк – он же дверца – захлопывается.

Там есть такие специальные защёлки, которые не позволяют его открыть снаружи. Но он открылся, а я не стал терять время, чтобы лезть внутрь: головой вперёд скользнув в темноту машины, дотянулся до рычага стояночного тормоза и опустил его.

Машина, клюнув носом, остановилась.

Инерция беспомощным котёнком вытащила меня из люка, и швырнула в пропасть. Я был в полном сознании и видел, как удаляется от меня приземистый, стальной корпус вездехода, быстро скрывающийся в ржавой туче поднятой пыли. Как из этой пыли грозными матовыми снарядами вырываются две бочки, как они летят вслед за мной, вращаясь и переворачиваясь…

Потом эта замедленная съёмка прекратилась.

Я почувствовал себя в воздухе.

В том самом, что всего секунду назад мешал мне бежать, а теперь и не думал как-то сопротивляться моему полёту. Я вовремя развернулся, подставил под удар ноги, потом немного смягчил падение руками и покатился по земле, стараясь сдерживать рефлексы и не цепляться за проносящуюся мимо поверхность камня.

Всё обошлось. Двухсотлитровые бочки с топливом благополучно пролетели мимо.

Светлана рассекла бровь, но подоспевшая Наташа быстро остановила кровотечение, наложила пару швов и вполне симпатичную повязку через затылок. Игорь, Герман и Маша отделались ссадинами и ушибами. С ними Наташа недолго возилась. А вот Ашоту помощи не потребовалось вовсе. Вытащить его задубевшее тело мы смогли только через грузовой люк.

– Извини меня, – сказала Светлана. Прошло уже минут десять, но она всё ещё оставалась бледной. Наверное, Наташа перед тем, как наложить повязку, умыла её лицо от пыли. – Я потеряла голову. Он сидел со мной, на месте штурмана. Потом взял за руку, хотел поцеловать…

– А потом взял и умер, – не совсем вежливо прервал я её объяснения. – В следующий раз будешь думать, кому протягивать руку для поцелуя.

Мне показалось, что она обиделась. Но тревожило меня не её настроение. На правой штанине, чуть выше колена расползлось тёмное, влажное пятно. Брюки оказались порваны, ссадина на ноге нестерпимо зудела и беспокоила всё сильнее.

Я распорядился Светлане, чтобы она отвела свой вездеход к моему, и, пока мужчины быстро отвоёвывали у податливой песчано-глинистой почвы несколько кубов грунта, опять спустился вниз.

На этот раз овраг не произвёл на меня большого впечатления: глубина метров пять, зато в ширину метров тридцать. Будь меньше, ох и вмазался бы я в противоположную стенку!

Я склонился к земле и принялся за поиски.