Альфред Земерау - Куртизанки

• Название: Куртизанки
• Автор: Альфред Земерау
• Издательство: Интердайджест
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-86595-074-6

Великие соблазнительницы – маркиза де Помпадур, графиня фон Платен, леди Гамильтон... Власть этих блистательных женщин над самыми могущественными европейскими монархами принесла им широкую известность, хотя в разглашении любовных тайн не были заинтересованы ни королевские фаворитки, ни их высокие покровители.

Исторические новеллы, из которых составлена эта книга, в яркой, увлекательной форме рассказывают о том, что происходило за неприступными дворцовыми стенами в Лондоне и Париже, Флоренции и Санкт-Петербурге и во все времена тщательно скрывалось от глаз и ушей людских

---

В общем, она оставалась добродушной девчонкой из народа, не была злопамятной, не знала предрассудков, иногда по-детски сердилась, но быстро обо всем забывала, с открытой душой встречала всех, кто ей нравился и был готов услужить, была привязана к своей семье и заботилась о ней как только могла...

Свою мать, по мужу Рансон, Жанна сделала маркизой, предоставила все необходимое для безбедного существования и каждые две недели в один и тот же день навещала ее. А когда та умерла, она в знак признательности к ее мужу за хорошее отношение к своей матери установила ему пожизненную ежегодную пенсию в 2000 ливров. Ее тетя Кантина также получила от нее пожизненную пенсию, а одного из ее четверых детей, о которых она тоже постоянно заботилась, самого младшего, Бетси, чью плутоватую мордаху Друэ нарисовал на двери в Люсьенне, она взяла себе.

У нее самой детей не было – во всяком случае, мы ничего определенного об этом не знаем,– и она постепенно женит и выдает замуж детей всех своих родственников, а также устраивает все их дела и очень радуется, когда для сына своего прежнего возлюбленного, виконта Адольфа, находит подходящую партию в лице прелестной мадемуазель де Турнон.

Главное, что омрачало ее существование и причиняло глубокую обиду, было отношение Марии-Антуанетты, расположения которой она напрасно искала. Когда Жанна представляла своего племянника королю в Компьене, Мария-Антуанетта только слегка кивнула в ее сторону. Чего бы только она не сделала, чтобы поймать всего лишь дружеский взгляд, услышать всего лишь приветливое слово от жены дофина – Жанна даже пришла к достаточно оригинальной мысли смягчить ее подарком в виде украшения с бриллиантами,– однако все было напрасно...

Вскоре Жанна с жаром ухватилась за фантастическую идею, которую ей подбросил ее банкир, генеральный инспектор Террей, и о чем ей уже намекали Эгийон и Мопу: решить в конце концов проблему с ее замужеством и тайно обвенчать ее с королем...

Настроение Людовика, которому постоянно приходили в голову весьма странные мысли и которого с годами все больше преследовал призрак пресловутой хандры, к лету 1773 г. стало совсем мрачным. Жанна чувствовала, что король больше не привязан к ней так, как раньше. К сожалению, у нее не было таких, как у Помпадур, талантов, чтобы очаровать его новыми и изысканными развлечениями, к тому же она не отличалась особым умом или образованностью. Ведь если она ему надоест, то станет всего лишь одной из тех сотен любовниц, с которыми «Обожаемый» поразвлекался, щедро отблагодарил, после чего они снова ушли в небытие. В любой момент ее могла вытеснить новая фаворитка, и было немало придворных, которые благодаря возвышению своей ставленницы мечтали сделать себе карьеру. Даже своих сторонников Жанна должна была опасаться. Эгийон, Террей, даже сам Жан дю Барри хотели найти королю новых любовниц: Жан, например, даже свою собственную невестку готовил на эту роль, а пока она, по слухам, была любовницей Эгийона.

Тем временем дружба Жанны с Мопу, который действовал в интересах набожной дочери Людовика, кармелитки Луизы, практически прекратилась. Ей также хорошо было известно враждебное отношение к ней другой дочери короля, принцессы Аделаиды. Она прекрасно знала, что дочери короля теперь оказывают на него значительно большее влияние, чем это было раньше. Для Жанны также не было тайной, что многие носились с мыслью снова женить короля (королева Мария Лещинская умерла в 1768 г.). Ему предложили кандидатуру эрцгерцогини Марии-Элизабет, сестры императора Иосифа. Категорически отказавшись от этого брака, Людовик раздраженно бросил одному из его инициаторов, княгине де Ламбль: «Неужели я мог допустить такую глупость?!»

И хотя из этой затеи ничего не вышло, положение Жанны не стало стабильнее. Вокруг нее было сколько угодно соперниц во вкусе короля, однако серьезных опасений они, к счастью, не внушали. Девочки исчезали так же быстро, как и появлялись. Король, очень постаревший, был вынужден теперь прибегать к различным возбуждающим средствам, чтобы поддерживать свои умственные и физические силы, и наконец даже эти опасные лекарства перестали помогать.

«Я вижу, что уже не молод и должен остановиться»,– сказал он как-то с печальным вздохом своему придворному врачу. И тот откровенно ответил: «Сир, будет лучше, если вы совсем откажетесь от этого!»

На Пасху 1773 г. король вместе со всем двором присутствовал на проповеди, и священник, задетый, видимо, за живое, рассказал поучительную библейскую притчу: «Когда наконец этот царь (Соломон), пресытившись развлечениями, почувствовал себя утомленным, так как бесчисленные удовольствия притупили его ум, он в конце концов попытался найти новый смысл во всей этой грязи всеобщего разврата». В ответ на недовольство придворных и сетования Жанны Людовик ответил, что проповедник был прав.

Еще более сильное впечатление произвела на короля другая проповедь, о смерти, что напомнило ему о ранней кончине его близких родственников и многих фавориток и заставило ужаснуться при мысли о том, что это может вскоре случиться с ним самим. Ведь ему уже было 63 года, то есть это был возраст, который медицина того времени рассматривала как критический и роковой для стариков. К тому же случаи внезапной смерти в его окружении ужасали его: аббата де ла Виля, недавно выразившего королю благодарность за назначение его министром иностранных дел, на глазах Людовика хватил удар. А его старого друга Шовелена постигла та же участь прямо у стола, где король с Жанной играли в пикет...

Чтобы хоть немного поднять все более ухудшающееся настроение короля, Жанна велела дать представление эротической оперы. Однако это помогло только на очень короткий период, и когда подошло время поста 1774 г. и вновь молодой аббат де Бове читал проповедь в Версале, он между прочим сказал: «Еще сорок дней, и Ниневия будет разрушена». Это было воспринято королем как первое предупреждение о суде Божьем, и Жанну тоже охватили тяжелые предчувствия, так что она сказала: «Как бы я хотела, чтобы этот гадкий апрель скорее прошел!» Людовик постоянно жаловался на свое здоровье, говорил о своей скорой смерти и иногда даже «о пугающем его отчете, который надо будет давать высшим силам о том, как он распорядился своей жизнью, которая нам дана на этом свете».

Жанна затеяла путешествие в Трианон, чтобы развеселить его, но уже на второй день он почувствовал себя очень плохо. Его врач нашел, что у него небольшой жар, и ничего больше внушающего опасения. На следующий день, 28 апреля, по указанию дофина прибыл хирург ла Мартиньер и забрал короля в Версаль, где он провел весьма беспокойную ночь, и ему предписали кровопускание, чтобы избавить от постоянных головных болей.

В первый вечер Жанна была еще с ним, а на другой день врачи запретили ей посещать его.

30 апреля у короля появились оспины, и тогда врачи решили, что постельный режим в течение недели поможет выздоровлению. Один из врачей, Борде, сказал: «Оспа в 64 года, да еще при таком, как у него, состоянии здоровья – ужасная болезнь!» И в самом деле, Людовик больше почти не разговаривал, его застывший взгляд уставился куда-то в пустоту, и он не выказывал особого желания видеть свою последнюю фаворитку, которая тем не менее каждый вечер с помощью подкупленного партией дю Барри камердинера короля ла Борда проникала в его комнату. Король боялся, что архиепископ Парижа придет его исповедовать, не поставив в известность, и это как будто придало ему новые силы, он тотчас велел позвать Жанну, усадил ее рядом и самозабвенно целовал ее прекрасные руки... Однако болезнь прогрессировала быстро и безостановочно, его тело покрылось отвратительными гнойными язвами, что наполнило его душу смертельным ужасом и отвращением. 3 мая он жалобным голосом потребовал привести Жанну, и, когда она вечером пришла, ей пришлось склониться к нему, чтобы разобрать, что он хотел ей сказать: «Мадам, мои дела плохи, я знаю, что я должен сделать. Нам предстоит расстаться. Отправляйтесь к господину д'Эгийону! Будьте уверены, что я навсегда сохраню самые искренние дружеские чувства к вам!» При этом он еще смог коснуться своей гноящейся рукой ее прекрасной груди...

Едва Жанна вышла, как он снова потребовал ее. Речь его стала бессвязной и прерывистой: «Ах, она такая сильная... вот как умирают... выходить, в церкви св. Женевьевы можно было так долго не молиться!» И неделю спустя его не стало. Итак, Жанна Бекю, графиня дю Барри доиграла свою роль королевской куртизанки. Ее господство, которое, как по праву говорили, не было тираническим, отличалось обычным всемогуществом, способствовавшим всего лишь удовлетворению женских капризов, и никогда не переходило в борьбу за власть. Теперь оно пришло к концу.

12 мая курьер передал ей письмо из Версаля, где ей предписывалось отправляться в аббатство бернардинцев Пон-о-Дам.

«Проклятое правительство, которое начинает борьбу с женщиной такими приказами!» – воскликнула она в ярости.