Юзеф Крашевский - Старое предание (Роман из жизни IX века)

• Название: Старое предание (Роман из жизни IX века)
• Автор: Юзеф Крашевский
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1956

Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.

В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.

Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.

В романе есть увлекательная любовная линия, очень оживляющая сюжет:

Герою романа, молодому и богатому кмету Доману с первого взгляда запала в душу красавица Дива. Но она отказалась выйти за него замуж, т.к. с детства знала, что её предназначение — быть жрицей в храме богини Нии на острове Ледница. Доман не принял её отказа и на Ивана Купала похитил Диву. Дива, защищаясь, ранила Домана и скрылась на Леднице.

Но судьба всё равно свела их….

По сюжету этого романа польский режиссёр Ежи Гофман поставил фильм «Когда солнце было богом».

---

Бумир угрюмо взглянул на него.

— Я с речью к вам пришёл, а не с камнем, и с вами не воюю, — сказал он. — Одно я хочу вам напомнить: нас, отпрысков и потомков Лешекова рода, много ещё осталось… Нынче вы одержали верх, завтра мы можем одержать… Живём мы с вами на одной земле, так надо бы жить нам в мире, а не убивать друг друга на радость врагам!..

— Мы отпускаем вас с миром, — сказал Кровавая Шея, — чего вы ещё хотите?

— Отпустите же и того, кого вы хотите уморить голодом, — не слезая с коня, воскликнул Бумир, показывая глазами на башню.

Мышко засмеялся.

— Хорошо, — сказал он, — только пусть он отдаст тех, кого отравил да поубивал…

С этими словами Мышко обнажил шею и показал шрам.

— И мою кровь пусть мне возвратит!

— А мало вам того, что вы сожгли его городище, уничтожили достояние, забрали казну и перебили людей? Какой же ещё вам надо мести?..

— Разве это его кровь? — спросил скорый на слова Мышко Белый. — Это имущество его, а не сам он. А нам нужна кровь за кровь…

Бумир призадумался.

— А завтра вы то же скажете нам и другим Лешекам по всей нашей Поляне!..

— Мы вам войны не объявляем, — отвечали ему другие. — Милош сидит себе спокойно со своим сыном, и с вами ничего не сделалось… Княжить мы вам не дадим… а жить не мешаем…

Они снова замолчали, как вдруг с башни донёсся какой-то стук. Хвостек, отодвинув заслон с бойницы в стене, закричал сверху:

— Бумир! Ты что это с разбойниками ведёшь переговоры? С бешеным зверем не толкуют, а бьют его по башке! Собирайте людей и приходите нас выручать… Наше дело — равно и ваше…

Мышко поднял глаза к окну, откуда доносился голос. Лук лежал подле, он схватил его, прицелился, и стрела, просвистев в воздухе, застряла в деревянном заслоне… С башни послышался хохот, а следом полетела огромная перенная стрела и впилась в одежду Мышка, который выдернул её и с презрением отбросил прочь.

— Ехиднино отродье! — кричал сверху Хвост.

— Бешеные собаки! — отругнулся Мышко.

— Ядовитые змеи!..

— Мерзкая гадина!..

— Дохлятина и падаль!..

Такими гомерическими выражениями обменивались обе стороны.

— Бумир! — хриплым голосом крикнул Хвостек, — поезжай домой и созывай своих… не дайте нам погибнуть, не то и вас перебьёт эта подлая чернь!

Бумир повернул коня. Мышко устремил на него пристальный взгляд.

— Слушайтесь Хвостекова совета иль моего, — молвил он, — что для вас лучше, то и выбирайте. Одно вам скажу и, что мы исполним это, даю вам священную клятву.

С этими словами он схватил горсть земли и высоко поднял её.

— Клянусь этой землёй, Бумир… если вы вступитесь за Хвостека, если пойдёт хоть один из вас, мы души живой не оставим… Попомните!

Бумир и безмолвствующие его спутники поглядели на башню, откуда доносились неясные возгласы и крики, медленно повернули коней и шагом поехали прочь, а Мышки спокойно посмотрели им вслед.

Если бы кто-нибудь заглянул тогда в тесное помещение башни, его бы ужаснуло то, что там творилось уже в этот день.

Нижний ярус был набит простонародьем: челядью, слугами и невольниками, которых взяли для обороны. Места для всех не хватало, духота стояла нестерпимая, и страх охватил челядь, которая сетовала, что не сдалась в плен, а теперь пропадёт тут зря. Над этой кучкой непокорных стояли дружинники с палками, тщетно заставляя их молчать. Грозный ропот возрастал. Из колодца вытаскивали на верёвке ведра с водой, которой невозможно было напастись на томившихся жаждой людей, а другого питья не было. Во втором ярусе стояли отборные стрелки, тут же находились князь и Брунгильда. В углу лежали звериные шкуры, служившие им постелью. Третий ярус занимали женщины и стража, а наверху ходили часовые. Стоны и плач доносились из башни. Двое слуг сразу умерло от ран, полученных в бою, умерла и одна из женщин — от страха и болезни. Уже лежало три трупа, с которыми не знали, что делать… Пришлось их сбросить с верхнего яруса башни, и эти осквернённые тела, упавшие на землю с раздроблёнными костями, как бы предвещали то, что должно было свершиться в башне. Такая же участь ожидала и других.

Хвост с проклятиями на устах переходил от одного окна к другому, а Брунгильда долго лежала, как мёртвая, не произнося ни слова. Супруги не разговаривали, и видно было, что в душе каждый обвинял другого в случившемся несчастье…

Оба ещё лелеяли мысль о спасении, надеясь на то, что сыновья приведут подмогу. После долгого оцепенения Брунгильда встала и, видя, что муж только сыплет ругательствами, но ничего не предпринимает, позвала Муху и пошла осматривать закрома. Зёрна было достаточно, но, кроме двух стёршихся камней от старых жерновов, не нашлось ничего для размола муки. Стояла тут и печь, но даже думать нечего было о выпечке хлеба, так мало оказалось дров. Размолотое в крупу зерно, разболтанное в воде, должно было служить им пищей. И так жить долгие месяцы!

Впопыхах прячась в башню, мало кто захватил с собой еду, нашлось едва несколько кусков чёрствого хлеба и лепёшек. Колодец, из которого черпали воду, был давно заброшен, и первые ведра выплеснули вон. Потом, изнемогая от жажды, стали пить эту мерзкую жижу.

Вооружённая чернь, запертая внизу, Брунгильде, которая смотрела в щёлку, показалась грозной и страшной. Она спросила Муху, сумеют ли они удержать её в повиновении, но он только молча поглядел вниз и ничего не ответил. Те, кто ещё вчера падал ниц перед своим господином, теперь, когда ему угрожала опасность, хотели сбросить с себя ярмо неволи и роптали. Княгиня видела, как они лежали на земле, равнодушные ко всему, едва поднимая головы на зов. Некоторые, озираясь, тайком шушукались по углам.

Все громко требовали еды и питья, а палки дружинников с трудом могли заставить их молчать.

Брунгильда отвела своего наперсника в сторону и показала ему вниз на людей.

— Ртов много, а рук мало, — сказала она, — что делать, Муха?

Они долго шептались. Хвостек то расхаживал, то валился в угол на шкуры, то подбегал к окну и смотрел на Мышков, которые спокойно черпали из бочки привезённое пиво, угощались сами и потчевали других. Тогда, скрежеща зубами, он отскакивал от окна и снова валился на постель. С Брунгильдой они встречались, не произнося ни слова, и молча сторонились друг друга.

Она совещалась с Мухой, а князь, когда ему наскучило молчать, подозвал доверенного слугу и стал с ним советоваться.

Уже смеркалось, когда Муха спустился вниз и принялся отбирать людей в ночную охрану, но брал он не по порядку, а по своему произволу: одних отделял и оставлял внизу, других посылал наверх. Оставшиеся внизу были довольны: они могли по крайней мере полежать, хоть и на гнилой соломе.

Остальным велели подняться по лестнице и, если кто-нибудь приблизится к башне, пускать стрелы и сбрасывать камни. Едва они ушли, явились две прислужницы Брунгильды, неся миски с ужином. То была какая-то крупа, намешанная в чуть тёплую воду, но изголодавшиеся люди и на неё набросились с жадностью, и через минуту миски опустели. Княгиня в тревоге подсматривала за ними в щёлку: поев, они тотчас улеглись спать. Как кто лежал или сидел, так все и уснули, даже не пошевелившись. Однако, уснув, стали метаться, словно борясь с этим странным, тяжёлым сном. Через час или два прекратилась и эта борьба: воцарилась глухая тишина.

Муха спустился вниз с лучиной в руке, обошёл всех, одного за другим, пощупал каждому лоб, послушал, не дышит ли кто, пересчитал их и вернулся наверх.

То были лишние люди, и Брунгильда от них избавилась. Привели сверху нескольких слуг и велели им выбросить трупы в окно. Видимо, привыкнув к подобным занятиям, палачи не стали ни удивляться, ни противиться, поглядели на иссиня-белые лица своих товарищей, обобрали их и взялись за дело.

Мышки сидели со своими людьми у костра, издали поглядывая на башню, когда упали первые тела. Несколько любопытных подбежало к башне, но тотчас же на головы им обрушились камни, а одного придавил упавший труп.

Точно спелые плоды, посыпались сверху мертвецы, разлетаясь во все стороны. В первую минуту осаждающие смотрели на них с изумлением.

— Избавляются от лишних ртов, — догадался кто-то из Мышков, — видно, собираются ждать и обороняться.

Ночь прошла спокойно, только в бойницах башни до утра мелькали огоньки и в лагере горели костры. Одни спали, другие ходили на часах. Время от времени из верхнего яруса, нацелясь, пускали стрелу, то вдруг свистел камень, брошенный из пращи, кого-нибудь ранил, зарывался в землю или разбрасывал раскалённые угли в кострах.

С карканьем слетались вороны на пир и долго не унимались, не находя своих гнёзд. Под утро все, казалось, уснули. Однако Мышки незаметно расставили кругом бдительную стражу, так что из башни никто не мог ускользнуть.

Снова над пепелищем встал белый день. Мышки послали в лес за дичью, а в избы за хлебом и едой. Часть людей отправили по домам, потому что теперь не требовалось столько народу, а подкрепление осаждённым не могло подоспеть так скоро.