Анатолий Горло - Счастливый конец света

• Название: Счастливый конец света
• Автор: Анатолий Горло
• Издательство: Hiperion
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1990

В книгу А. Горло вошли произведения, над которыми автор работал на протяжении многих лет. удожественный метод Горло – доведение до абсурда условий человеческого существования, жить в которых не представляется возможным, если ты не обладаешь иронией – этим, по мнению автора, проявлением независимости человеческого духа.

---

Дружба с Циклопом пришлась мне как нельзя кстати: он натаскивает меня новотеррским языкам, снабжает разнообразной информацией о Терре. И хотя у этой информации весьма почтенный возраст – он наверняка превышает суммарный возраст членов нашей экспедиции – кое-что начинает все-таки прорисовываться. Самое удивительное заключается в том, что наиболее ценные для меня сведения Циклоп извлекает из тех разрушенных блоков памяти, которые я оставил ему из жалости, будучи уверенным в их полнейшей бесполезности! Выяснилась и причина столь частых технических профилактик, которые yстраивал себе этот «лорд-хранитель информации»: поглощаемый им в огромных дозах горюче-смазочный коктейль проник сквозь ксиозоновую пленку, заполнил блоки, образовав жидкую среду, что-то вроде «первичного бульона», в котором крошево памяти смогло частично восстановить заданные структуры. Привожу эти отрывочные сведения, объединив их для удобства читателя (в том числе и таинственного) под общей рубрикой:

К ИСТОРИИ ТЕРРСКОЙ КАТАСТРОФЫ

«…однако затем последовала серия оглушительных успехов, и трансплантация органов приняла массовый характер. Пересаживались почки, легкие, печень, сердце, желудок, глаза, селезенка, суставы и конечности, костный мозг и кожный покров, гениталии и т. п. Эффект несовместимости был сведен к минимуму благодаря широкому внедрению методов диагностики, разработанных проф. Захау-Мольтке, Когда же в клиниках появились лазерные установки «Я-мато-2», позволявшие провести практически любую операцию быстро и безболезненно, вокруг трансплантаций поднялся настоящий бум. Вполне здоровые, но состоятельные люди среднего возраста стали состязаться друг с другом в погоне за молодыми органами. Цены на транспланты резко подскочили, и недостатка в донорах не было: ведь взамен доноры получали вполне здоровые органы…

Исследования проф. Захау-Мольтке показали, что орган взрослого, пересаженный молодому донору, быстро омолаживался и вскоре практически ничем нe отличался от его собственного. Это привело к тому, что доноры могли продавать одни и те же транспланты многократно, не подвергая свое здоровье сколь-нибудь серьезной опасности. Таким образом, доноры богатели, омолодившиеся богачи нищали и со временем сами становились донорами…»

Циклоп, 28, 8, VII, 679

«Настоящий переворот в трансплантологии совершил Крисалисонг, недипломированный врач из Нукуалофы. Ему удалось создать заменители мышечной и костной ткани, которые внешне ничем не отличались от настоящей, зато во много раз превосходили ее в прочности, а по цене были доступны практически любому жителю Терры. На небольшой установке „Крискуа“ врач мог тут же, в присутствии пациента, смоделировать по его заказу любой орган, а затем имплантировать с помощью „Имато-2“.„Сначала изобретение было встречено с недоверием, слишком невероятной казалась легкость, с которой никому не известный полинезийский врачеватель решил проблему, над которой десятилетия безрезультатно бились лучшие эскулапы Терры. Крисалисонг продемонстрировал качество своего заменителя весьма оригинальным образом: он заставил пациента, только что поднявшегося с операционного кресла, где ему заменили почти все внутренние органы, выпить кружку серной кислоты, закусить лезвиями, на горячее – выхлебать тарелку кипящей смолы, а затем сделать пятимильную пробежку. Мировая общественность взревела от восторга. Затерянный в Тихом океане архипелаг превратился в место массового паломничества. Создалось, впечатление, что терряне только мечтают, о том, как бы…“ [101]

Циклоп, 28, 8, VII, 68

P. S. Прекрасная половина Эталонной пары спит грациозно похрапывая во сне, свесив с гамака – ее любимое место отдыха – руки и ноги. Сейчас она так поразительно похожа на паучиху Наду с известной гравюры «Охотница за черепами», что я невольно ощупываю свою голову: цела ли? Неожиданно мои пальцы находят какое-то затвердение на затылке, как раз в том месте, где когда-то меня огрели помощники Буфу, а затем на свежую рану приклеили микродатчик… Что это – нерассосавшийся рубец? Но почему его не было раньше? Опухоль? Но почему она правильной квадратной формы и точно соответствует параметрам микродатчика?…

Мне стало не по себе: застыв в паутине гамака, над моей головой висела «охотница за черепами», не подозревая, что ее уже опередил другой охотник… А может… охотник один, но ему предана многочисленная прислуга?…

Да, скрывать и вправду больше нечего, если уж под череп забрались. Я еще раз ощупал выпуклость, сильно нажал на нее и почувствовал колющую боль, не сильную, но – ту самую…

Как говорит мой наставник: все, приехали. Интересно, что он скажет на этот раз?

Что бы он ни сказал, я чувствую, как во мне просыпается снежный барс… Вот ставлю это многоточие… и вижу… следы… барса… на террском снегу…

К сведению таинственного читателя: снежный барс был одним из лучших охотников-одиночек. Ему не придавалась, как извергидам, многочисленная прислуга, он не подчинялся никаким орденам, никаким правилам, потому что был невидим: снежный барс на снегу. Это был настоящий охотник-одиночка.

Почему «был»?…

Я, Пардус [102]-Победоносный, объявляю: каким бы сильным ты ни был, мой враг, каким бы ловким ты ни был, мой враг, каким бы коварным ты ни был, мой враг, я превзойду тебя в силе, ловкости и коварстве, я выслежу тебя и одолею.

Теперь мне действительно нечего скрываться: кто заметит на белом фоне бесшумную белую тень?

Теперь мне незачем скрывать свои мысли, шифровать записи: кто различит на белой странице белые строки?

Я пишу открытым текстом, зная, что никто, кроме меня, не поймет его, потому что я пишу на языке барсов.

Я вспомнил свой родной язык! Сладостная боль пронзила мой затылок, яркая вспышка озарила мозг до самых его затаенных глубин, и я увидел… нет. Dixi [103].

9

Сон у меня удивительно легкий и чуткий. Это даже не сон, а погружение в бесшумно накатывающуюся мягкую прозрачную волну, смывающую с меня усталость. Как только волна проходит, мое тело непроизвольно сжимается, готовясь к молниеносному прыжку, я весь обращаюсь в слух и осязание (каким же я был дураком, ежедневно сбривая чувствительные щетинки на верхней губе – мой главный орган осязания! Теперь я отрастил их, и внешне они ничем не отличаются от усов Допотопо. Дваэн сказала, что они мне идут, и иногда просит, чтобы я пощекотал ее ими. Словом, то, что я вооружился надежнейшим средством защиты и нападения, прошло не замеченным окружающими, как, впрочем, и многое другое…). Учуяв что-то неладное, я приоткрываю один глаз, и на моем щелевидном зрачке мгновенно отпечатывается снимок того, что он видит, и так же мгновенно накладывается на снимок, сделанный до погружения в волну: малейшая разница между ними машинально улавливается дежурными центрами мозга, которые и решают, бить ли тревогу или окунуться в следующую очищающую волну…

Странно, что никто не видит происшедших со мной (и во мне) перемен. Хотя я и предполагал нечто подобное, когда писал о «белом на белом» однако не ожидал, честно признаться, такого поразительного эффекта слияния с фоном: я белый на белом фоне, черный на черном, серый на сером и т. д. Наверное, тут необходимо сделать уточнение. Когда я говорю «я», то имею в виду барса, а не свою личину по имени Двапэ (хотя данную аббревиатуру мог бы носить и я: обыкновенный барс (пардус) в длину не превышает метра с небольшим, я же тяну на два пардуса – Двапэ…). Моя личина, как и прежде, исполняет роль помощника Допотопо по техническому обеспечению, члена Представительской миссии и Эталонной пары (прилежно доводя до посинения Дваэн, которая говорит, что в Двапэ проснулся хищник, не подозревая, как она близка к истине!); моя личина продолжает вести дневник, сердясь, что его читают все, кому не лень, продолжает украдкой ощупывать квадратный нарост на затылке, не зная, к какому разряду/ его отнести – к добро– или злокачественным опухолям… Вероятно, этот нароет очень беспокоит мою личину, во всяком случае, от нее стало попахивать «трифаносомой» – какая мерзкая вещь! – а в ее круглых зрачках я вижу растерянность и страх. Иногда я даже испытываю к ней что-то вроде жалости или вины – ведь это я. выйдя из Двапэ, превратил его в личину – но что прикажете делать: опять вернуться s клетку, в которой я просидел столько лет, столетий, тысячелетий?! (Вот оно, точное слово: я буду называть его не личиной, а клеткой.)

Итак, никто не замечает, что моя клетка пуста, никто не замечает меня. Я свободно разгуливаю по «Лохани» (наружу не высовываюсь: открытый космос не для меня), прислушиваюсь, присматриваюсь, принюхиваюсь. Я ищу своего врага, я ищу врага моего рода, голос крови подсказывает мне, что он где-то здесь, что он тоже заключен в одну из этих клеток. Я найду его, открою клетку, нет, я разнесу ее одним ударом лапы! и мы сойдемся с ним один на один, нет, род на род, и я размозжу ему череп, даже если для этого придется поплатиться своим!