Джеймс Кейбелл - Юрген

• Название: Юрген
• Автор: Джеймс Кейбелл
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-9577-0731-7

Успеху Джеймса Бренча Кейбелла у русского читателя немало вредит успех Толкина. Эта книга выходит под грифом «фэнтези», который в действительности справедлив по отношению к американскому писателю ничуть не больше, чем по отношению к Мервину Пику или к тому же Толкину. Творил Кейбелл в первой половине XX века, когда о фэнтези еще и слуху не было, и занимался своими делами. Сравнить его уместнее не с фэнтези, а, например, со Свифтом, но если это и Свифт, то еще более ироничный и метафизически настроенный.

---

«Это действительно вдохновляющее зрелище, – размышлял Юрген. – Каким слабым кажется человеческий род по сравнению с этим могучим морем. – Тут Юрген пожал плечами. – Хотя в действительности, когда я сейчас думаю об этом, у меня нет никакого желания отдаться традиционным эмоциям. Все это выглядит как огромное скопление воды и ничто иное. И я не могу не согласиться, что вода ведет себя весьма бестолково».

Так он сидел в сонном созерцании моря. Вдали на воде образовалась некая тень, наподобие тени от широкой доски, плывущей к берегу, и при приближении она удлинялась и темнела. Вскоре она стала длиной в несколько футов и приобрела твердость, гладкость и черный цвет нефрита: то была внутренняя сторона волны. Затем ее верхушка застыла, и южный край волны рухнул вниз, и с чрезвычайной быстротой эта белая легкая кромка нырнула, бросилась, рванулась на север по всей протяженности волны. Нужна была особая точность и искусность, чтобы вся волна перевернулась вот так целиком. Плеск и бултыхание, похожие на кипящее молоко, вырвались на коричневый, прилизанный песок. И, пока весь этот беспорядок распространялся вдоль берега, волна утончалась до сетчатой белизны, вроде кружев, а потом струек дыма, исходивших от песка. Очевидно, наступал прилив.

Или, возможно, отлив. У Юргена были смутные представления о подобных явлениях. Но, в любом случае, море затевало серьезную суматоху с весьма приятным и подбадривающим ароматом.

А потом все это повторилось еще раз, а потом опять и опять. Это произошло сотни раз с того момента, как Юрген впервые сел поесть: и что этим достигнуто? Море вело себя глупо. Не было никакого смысла в этом постоянном окатыванье, шлепанье, хлопанье, шипенье и брызганье.

Юрген клевал носом над остатками своего обеда. – Пустым растрачиванием сил вынужден я это назвать, – сказал Юрген вслух, как раз тогда, когда заметил, что на побережье находятся еще два человека.

Один шел с севера, а другой с юга, так что они встретились не очень далеко от того места, где сидел Юрген, и по невероятному стечению обстоятельств оказалось, что Юрген был знаком с этими людьми во времена своей первой юности. Он поприветствовал их, и они тотчас же его узнали. Одним из этих путников являлся Горвендил, служивший кем-то вроде секретаря графа Эммерика, когда Юрген был еще мальчишкой; а другим был Перион де ла Форэ, тот разбойник, что появился давным-давно в Бельгарде под видом виконта де Пизанжа. И трое старых знакомых удивительным образом сохранили свою молодость.

Теперь Горвендил и Перион дивились прекрасной рубахе, которую носил Юрген.

– Вы должны знать, – скромно сказал он, – что я недавно стал королем Евбонийским и должен одеваться согласно своему положению.

Они сказали, что всегда верили, что ему выпадет такая высокая честь, а затем втроем повели оживленную беседу. И Перион рассказал, как он проходил через Псевдополь на пути к королю Теодорету в Лакре-Кай и как на рыночной площади Псевдополя видел царицу Елену.

– Это прелестная дама, – сказал Перион, – и я поражаюсь ее сходству с прекрасной сестрой графа Эммерика, которую мы все помним.

– Я это сразу же заметил, – сказал Горвендил и странно улыбнулся, – когда тоже проходил по городу.

– Как же, этого никто не может не заметить, – сказал Юрген.

– Конечно, я не считаю ее такой же прелестной, как госпожа Мелицента, – продолжил Перион, – поскольку, как я заявлял во всех концах земли, никогда не жила и не будет жить женщина, сравнимая по красоте с Мелицентой. Но вы, господа, кажется, удивлены тем, что, по-моему, является просто очевидным утверждением. Ваше настроение заставляет меня указать, что это утверждение я никому не позволю отрицать. – И честные глаза Периона неприятно сузились, а его загорелое лицо нехорошо напряглось.

– Милостивый государь, – поспешно сказал Юрген, – просто мне показалось, что дама, которую здесь называют царицей Еленой, вероятнее всего является сестрой графа Эммерика Доротеей ла Желанэ.

– Тогда как я сразу же распознал в ней, – добавил Горвендил, – третью сестру графа Эммерика – Ла Беаль Эттарру.

И тут они уставились друг на друга, потому что, несомненно, три сестры не были особо похожи.

– Оставляя в стороне вопрос зрительного восприятия, – заметил Перион, – бесспорно, что вы оба извращаете факты. Один из вас говорит, что это госпожа Доротея, а другой говорит, что это госпожа Эттарра, тогда как всем известно, что эта самая царица Елена, кого бы она ни напоминала, не кто иная, как царица Елена.

– Для вас, всегда являющегося одним и тем же человеком, – ответил Юрген, – это может звучать разумно. Что касается меня, я являюсь несколькими людьми сразу и не нахожу ничего удивительного в том, что другие люди напоминают меня.

– Не было бы ничего удивительного, – предположил Горвендил, – если бы царица Елена была женщиной, которую мы тщетно любили. Ибо женщина, которую мы в юности тщетно любили, есть женщина, которую мы никогда не увидим больше совершенно отчетливо, такою, какой она была, что бы ни случилось. Так что, полагаю, мы легко могли перепутать ее с какой-то другой женщиной.

– Но дамой, которую я тщетно любил, является Мелицента, – сказал Перион, – и меня не волнует царица Елена. С какой стати? А что вы имеете в виду, Горвендил, намекая, что я заколебался в своей верности госпоже Мелиценте, узрев царицу Елену? Мне не нравятся подобные намеки.

– Тем не менее, я люблю Эттарру, и любил не совсем тщетно, и любил не колеблясь, – продолжал Горвендил со спокойной улыбкой, – и уверен, что когда смотрел на царицу Елену, то лицезрел Эттарру.

– Могу признаться, – сказал Юрген, откашлявшись, – что всегда относился к госпоже Доротее с особым уважением и восхищением. Что касается остального, я женат. Но даже при этом, думаю, что госпожа Доротея и есть царица Елена.

Они стали гадать над этой тайной. И вскоре Перион сказал, что единственный способ добиться истины состоит в том, чтобы оставить решение этого вопроса за самой царицей Еленой.

– Она, в любом случае, должна знать, кто она такая. Поэтому один из вас вернется в город и обнимет ей колени, что соответствует обычаю этой страны в случае, когда кто-то умоляет царя или царицу о милости. А затем честно обо всем ее спросит.

– Только не я, – сказал Юрген. – Я нахожусь в настоящее время в некоторой близости с одной гамадриадой. Я доволен своей гамадриадой. И не намерен больше оказываться в присутствии царицы Елены, чтобы сохранить свое благоденствие.

– Что ж, а я не могу пойти, – сказал Перион, – поскольку у госпожи Мелиценты на левой щеке маленькая родинка. А у царицы Елены щека чистая. Вы, конечно, понимаете, в чем я уверен: эта родинка безмерно усиливает красоту госпожи Мелиценты, – преданно добавил он. – Тем не менее, я не собираюсь поддерживать каких-либо отношений с царицей Еленой.

– А у меня причина не ходить туда такова, – сказал Горвендил: – Если я попытаюсь обнять колени Эттарры, которую здесь называют Еленой, она мгновенно исчезнет. Оставляя в стороне другие вопросы, я не хочу навлекать такую беду на остров Левку.

– Но это же вздор, – сказал Перион.

– Конечно, – сказал Горвендил. – Вот, вероятно, почему это и произойдет.

Таким образом, ни один из них туда не пошел. И все трое остались при своем мнении о царице Елене. А вскоре Перион сказал, что они теряют попусту как время, так и слова. Тут он попрощался со своими собеседниками и пошел дальше на юг, в Лакре-Кай. А в пути он пел песнь в честь госпожи Мелиценты, которую прославлял как Сердце Сердца своего; а двое, слышавшие его, согласились, что Перион де ла Форэ, вероятно, худший поэт на свете.

– Тем не менее, это действительно рыцарь и достойный господин, – сказал Горвендил, – намеревающийся доиграть остаток своего романа. Интересно, получает ли Автор большое удовольствие от таких простодушных действующих лиц. По крайней мере, ими наверняка легко манипулировать.

– Я накапливаю в себе разумную меру галантности. – сказал Юрген. – Я больше не стремлюсь быть рыцарем. И на самом деле, Горвендил, мне кажется бесспорным, что каждый из нас – герой своего собственного романа и не может понять роман другого человека, а все в нем истолковывает неверно, так же как мы втроем поссорились по пустяковому поводу о женском лице.

Тут молодой Горвендил задумчиво пригладил левой рукой за уши свои вьющиеся рыжие волосы, задумчиво уставившись в никуда.

– Я бы сказал, Юрген, что мы втроем встретились как действующие лица трех отдельных романов, которые Автор создал в разных стилях.

– Это, – согласился Юрген, – тоже было бы вздором.

– О, но, вероятно, Автор очень часто сочиняет вздор. Юрген, который является сейчас королем Евбонийским! – сказал Горвендил, и в его широко расставленных глазах заиграл огонек. – Что есть такого в вас и во мне, чтобы проверить, что наш Автор не создает наши романы с долей иронии?