Евгений Клюев - Теория литературы абсурда

• Название: Теория литературы абсурда
• Автор: Евгений Клюев
• Издательство: УРАО
• Жанр: Языкознание
• Год: 2000
• ISBN: 5-204-00231-6

Это теоретико-литературоведческое исследование осуществлено на материале английского классического абсурда XIX в. – произведений основоположников литературного нонсенса Эдварда Лира и Льюиса Кэрролла.

Используя литературу абсурда в качестве объекта исследования, автор предлагает широкую теоретическую концепцию, касающуюся фундаментальных вопросов литературного творчества в целом и важнейщих направлений развития литературного процесса.

---

В интересующем нас сейчас алфавите Эдварда Лира царит просто аптечный порядок: мало того, что «природные возможности» алфавита использованы полностью, – введено еще и множество дополнительных «упорядочивающих средств».

Так, каждая новая буква вводится стабильно воспроизводимой структурой: «A was…», «B was…», «C was…» («А была…», «Б была…», «В была…») и т. д. – по всему алфавиту, переведенному нами как в формах настоящего времени (в основном из-за стремления убрать «родовой признак» слова «буква» (ж.р.): для английского языка задача такая, само собой, иррелевантна), так и в формах прошедшего времени (там, где этого трудно было избежать ритмически).

Ср.:

А – это Арка моста:
Под ней портних толпа
Жила и шила из холста
Сто галстуков для Па.

Б – Белая Бутыль,
Раздутая как шар:
Па наливал в нее питье
И залпом осушал.

В был Воришка: он
Стащил бифштекс – с тех пор
Па все ворчал: «Кошмарный тип!
Он жулик. этот Вор!»

и т. д.

Сильное упорядочивающее «средство» (из дополнительных!), введенное Эдвардом Лиром – второй (после компонента собственно «буква»)регулярный компонент структуры алфавита: это «Па» (отец рассказчика, – с очевидностью, ребёнка). Это он, «Па», вступает в «причудливые отношения» с каждой очередной буквой, совершая при этом массу глупостей, «цитируемых» ребенком на полном серьёзе «человека, уважающего возраст». Такой сквозной герой, возникающий «где ожидали», вне всякого сомнения, есть сильное «цементирующее средство» для и без того железобетонной конструкции алфавита.

Однако это еще не всё. Эдвард Лир не ограничивается «природными» и «искусственно внедренными» свойствами и маркерами структуры алфавита. К алфавиту дается некий «довесок» – в виде своего рода «урока на закрепление пройденного материала»: каждая буква алфавита воспроизводится в этом «довеске» еще раз (!) и, естественно, реферирует к себе же самой, уже названной в, так сказать, основной части (эффект удвоения). Конструкция становится зеркальной.

«Довесок» представляет собой историю о том, как одна из букв, А, разодрав руку о сук, принимает в виде советов «первую медицинскую помощь» поочередно от каждой следующей (опять же в строгом соответствии с алфавитом!) буквы – при этом понятно, что советы – на фоне повторяющейся и уже «более чем знакомой» структуры – носят совершенно абсурдный характер. Да и роль букв – безо всякого предупреждения со стороны автора – меняется вдруг разительно: теперь это не буквы (как это было в первой части), а персонифицированные сущности: понятное дело, такая «грубая подтасовка» остается нами как бы и незамеченной, и виной тому – ригидные рамки структуры, из которой не выпрыгнешь!

Данная часть к тому же еще и целиком оформлена как параллелизм: лексический, грамматический и логический, мало того – зарифмована, что называется «вдоль и поперек» (концевые и внутренние рифмы), являя собой образец навеки сбалансированной конструкции, которую мы – для наглядности – приводим:

А, руку разодрав о сук, вдруг закричала: «Ай!»,
Б: «Ох, Бедняжка! Ох, мой друг, уймись, не причитай!»,
В: «Я возьму Виолончель, утешу – лишь позволь!»,
Г: «Только Грушевый кисель и сливки снимут боль»,
Д: «Доктор! Доктор нужен ей: он даст покой руке»,
Е: «Лишь Еда спасет, ей-ей: яйцо на молоке!»,
Ё: «Ёрш зажаренный пойдёт: держу пари, пойдёт!»,
Ж: «И Желе на бутерброд… нет, с ложки – прямо в рот!»,
З: «Зелень в дозах небольших: салат или укроп»,
И: «Лечат Иглами ушиб – и лёд кладут на лоб»,
Й: «Только Йод! Один лишь Йод от всяких лечит бед»,
К: «Кенгуру!.. Пусть подойдёт – и пусть он даст совет»,
Л: «Лампу! Отойдите прочь! Подать горячий чай!»,
М: «М-да… Морошку истолочь – и дать. И вся печаль!»,
Н: «Нет, и нет, и нет, и нет! Её спасет Нуга»,
О: «Можно просто дать Омлет – и вся вам недолга»,
П: «Чуть Поэзии: она – так развивает мысль!»,
Р: «Рюмку доброго вина и пару дохлых крыс!»,
С: «Спойте Соло кто-нибудь: так веселей страдать»,
Т: «Тю-ю… Турнепса раздобудь: нарезать и подать!»,
У: «Два Ушата с кипятком на рану вылить ей!»,
Ф: «И Форель!.. Но дело в том, что с запахом форель»,
Х: «Хорошо б давать ей Хрен, по ХХ ложек в час»,
Ц: «Нет, Цикорий дать взамен: уж он бы точно спас!»,
Ч: «Чашку кофе ей – и пусть сыграет в «чур-меня»,
Ш: «Шапку дайте ей: боюсь, прохлада ей вредна»,
Щ: «Нет, Щавель – и только так! Ну, может быть, Щенка!»
(…хотел вмешаться Ъ, но не придумал как,
Ы, ничего не говоря, вздохнула громче всех,
а Ь надулся зря – и получился смех),
Я так сказала:
«Вот сюда – влезай, моя отрада!
Тут Ящик: нужно два гвоздя –
И всё, моя отрада!
Мы заколотим в нем тебя –
И больше слов не надо!»

Понятно, что в схему, организованную в такой степени, можно «вложить» практически любое содержание.

Глава 3.3. Стихотворный абсурд: лимерики

Лимерики (limerics) – особая группа произведений стихотворного абсурда малых форм: это отдельный литературный жанр (или то, что в поэтике именуется твердой формой стиха), в силу своей относительной суверенности и рассматриваемый как особая рубрика.

Структура лимерика, традиционного английского стихотворения, не менее – а точнее говоря, даже еще более! – канонична, чем алфавит. Тот, кто прочел хотя бы один лимерик в своей жизни, узнает следующий по первому же предъявлению как особым образом рифмованную пятистишную композицию – всегда одну и ту же ритмически.

Ср. (все лимерики тоже даются в наших переводах):

Вот вам Старец Почтенный из Честера:
Детки в Старца палят из винчестера
Или целыми днями по башке бью камнями,
Что не нравится Старцу из Честера.

Вот вам Леди из города Бьютт.
Почему ее не изобьют,
Раз свинье у корыта исполняет сюиты
Филантропка из города Бьютт!

Вот вам Старец из города Уокинг:
То, что делает он, просто шокинг!
Он сидит на бугре в огромадном ведре,
Полоумный из города Уокинг.

Признанным мастером лимерика тоже был Эдвард Лир: недаром даже одна из остроумных, но, к сожалению (!), не выдерживающих критики версий происхождения слова «лимерик» предполагает, что само название имеет отношение к Эдварду Лиру. Дескать, «лимерик» как название по сути своей сочетание имени поэта с обозначением его профессии: «Lear + lyric».

Вот как высказывается о жанре Н.М. Демурова:

«…лимерики – короткие, известные с давних пор песенки, происхождение которых по традиции связывают с ирландским городом Лимериком. Там, якобы, пели их многие десятилетия во время традиционных застолий. Поначалу песни, распеваемые веселыми лимерикскими бражниками, заканчивались приглашением приехать в их родной город:

O, won't you come up, come all the way up,
Come all the way up to Limerick!»

Позже бражники сократили свои песни до пяти строк и стали наперебой импровизировать их во время застолий, состязаясь в выразительности и остроумии. Форма лимериков была строго закреплена: они состояли из пяти стоп анапестом, рифмующихся по схеме аабба, причем строки с рифмой а были трехстопные, а с рифмой б – двухстопные. Первая строка всегда начиналась словами:

«There was a young man of…»,

а заканчивалась названием города, деревни или страны, с которыми потом и рифмуются вторая и последняя строка (young могло варьироваться с old, man – с woman, person, lady и проч.). Лимерики рассказывали о каком-нибудь событии, обязательно веселом или маловероятном, или высмеивали присутствующих и знакомых.

Лир, конечно, знал эти шутливые песенки, сохраненные устной традицией; некоторые из них были изданы в 1820–21 годах издательством Маршалла».

Из этой цитаты следуют два принципиально важных для нас положения. Во-первых, то, согласно которому лимерик как жанр имеет фольклорное происхождение и, стало быть, несет на себе некоторые обязательства «от природы». Во-вторых, мысль об обязательствах «благоприобретенных», которые данный жанр тоже берет на себя – будучи теперь уже произведением литературы, да еще литературы абсурда.