Имад ан-Наари - Жемчужины бесед

• Название: Жемчужины бесед
• Автор: Имад ан-Наари
• Издательство: Наука
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1985

Памятник индо-персидской литературы XIV в. в изысканной форме перелагает знаменитые на Востоке истории о мудрости, о коварстве женщин, о добре и благородстве.

---

– А как это случилось? – спросила брахмана жена.

Рассказ 21

– Рассказывают, – начал Пакдив, – что по морю на корабле плыл лев. Там же была и овца, которую он убедил в безопасности плавания и дал слово не задирать. Но как только пламя алчности льва разгорелось, и ветер голода сорвал с его глаз покров стыда, он, ради того чтобы нарушить клятву и отказаться от уговора, посыпал прахом око человечности и сказал:

– Эй, овца! Что ты тут пылишь?

– Что ты говоришь? – возразила овца. – Откуда взяться пыли посреди воды?

Лев повернулся к другим животным и воскликнул:

– Видите, как дерзка и нахальна эта овца? В присутствии царя зверей совершает проступок и не признает его.

Все в один голос ответили:

– Так и есть, как изрекли твои благословенные уста! Твоими устами глаголет истина. Она заслуживает того, чтобы ее задрали и убили. Не надо и следа от нее оставлять!

Лев тотчас нацелился и одним ударом лапы покончил с ней, ублажил свою утробу, а остаток бросил другим зверям.

– Вот я оказался в таком же положении, – закончил брахман, – приходится мне ждать смерти и смириться с божественным предначертанием.

– Настроение падишахов меняется, – стала утешать жена, – они никогда не пребывают в одном и том же состоянии духа. Отправляйся к морю, а спустя некоторое время вернись. Быть может, настроение благословенного раджи изменится к лучшему.

– Покинуть родных и разлучиться с друзьями, – ответил Пакдив, – тяжелее смерти, горше смертной муки. Ведь сынам Израиля во искупление греха поклонения тельцу, который они совершили, был предоставлен выбор между смертью и изгнанием в таких словах: «Убейте самих себя или покиньте ваши обители».[174] Но они предпочли не изгнание, а убийство друг друга. Значит, разлука с друзьями страшнее и хуже смерти.

Воистину, смерть все равно, что разлука,
Это близнецы, вскормленные одной грудью.

* * *

Если мне предложат выбор между смертью и разлукой,
Мне не страшна смерть, я боюсь лишь разлуки.

Брахман беседовал в таком духе с женой, а западный ветер меж тем донес его слова до слуха Рыбы,[175] а она сообщила об этом морю. Океан не захотел смириться с тем, что нанесена обида сердцу брахмана. В тот же миг он явился к брахману в облике человека, под личиной благообразного старца. Он словно источал из себя влагу милосердия, из раковин его речений словно падали жемчужины благоволения. Океан пришел, чтобы люди ведали о том, что великие мужи не мирятся, когда обижают и притесняют малых, считают своим долгом проявлять заботу о здоровье униженных и помогать им в излечении, не брезгуют и не пренебрегают навещать бедных, а, напротив, полагают это своей обязанностью, осуществляют и претворяют в действительность желания и надежды просителей.

Брахман, увидев высокого саном гостя, вышел навстречу, принося тысячу извинений и воздавая безмерно хвалу, и в таких выражениях снял крышку с ларца уст:

– О господи! Какое счастье осенило нас! Благодатное облако стало гостем травы. Где это видано, чтобы лучезарное море приходило к капле? Где это видано, чтобы Сулейман являлся в гнездо муравья?

Безбрежный и бездонный океан, пришедший в гости к нищему брахману, пропустил его вперед и направился во дворец раджи. Брахман, по обыкновению, пал ниц, а раджа спросил:

– Разве я не велел тебе привести море? Почему ты не выполнил приказ?

– Воистину, я выполнил его! – отвечал брахман. – Благодаря неизменно растущему счастью раджи я отправился с поручением и вот вернулся вместе с морем. И вот оно, покорное, словно вода, бьет челом об землю, словно водяной, изъявляет скромность и искреннюю преданность.

Раджа поднялся, почтительнейше ступил вперед, обнял море, выказал великую радость и молвил:

– Пусть не будет у тебя мысли, что к брахману было проявлено насилие или допущено беззаконие! Напротив, он – один из моих самых доверенных лиц, я всегда ищу его духовного благословения. Я считаю добрым предзнаменованием каждое утро видеть его лик, не облобызав прах его ног, я не прикасаюсь к еде и напиткам. Так как же я позволю себе проявить по отношению к нему дерзость или наказать его? Ведь набожные падишахи и справедливые государи оказывают почет ученым, сейидам[176] и шейхам, считают уважение к ним и возвеличение их основой своего возвышения и преуспеяния, не отступают от их советов и назиданий, порицают и осуждают тех, кто обижает или убивает их. И сей брахман подвергся угрозам и устрашению лишь ради того, чтобы испытать твое великодушие, чтобы удостовериться, проявляешь ли ты внимание к обиженным и угнетенным, чувствуешь ли жалость к слабым и немощным. И все это послужило лишь поводом, чтобы мне встретиться с тобой. Весь этот шум на пиру был только ради того, чтобы зазвать тебя к нам в гости. А ныне, слава Аллаху, я обрел счастье и узрел чудо! Случилось то, чего так жаждало сердце. Прекрасный друг сегодня с нами.

На это море отвечало:

– Когда раджа являет такое милосердие и великодушие, произносит речи, исполненные такого дружелюбия, то я от стыда барахтаюсь в пучине неловкости и тону в реке смущения. На поверхность моих вод всплывают пена и бурелом стыда, меня объемлет трепет, ибо я прибыл к тебе с пустыми руками, не оказав должного почтения, и запросто удостоился права облобызать руку твоего величества. Но я ведь не могу равняться с царями! Как могу я искупить свой проступок, как мне простить самому себе пренебрежение первейшим долгом? Если могущественный раджа соизволит указать, какие сокровища морских берегов доставить сюда в качестве дара невестам и нисара,[177] для самого раджи, какие драгоценности вручить хранителю казны и за какой срок все это осуществить, то это будет проявлением истинного великодушия: таким образом, ты возвеличил бы меня среди своих потомков. Ведь я обладаю всеми знаками царской власти и атрибутами владычества, благодатные тучи месяца нейсан – это лишь частица моего черного шатра, поверхность островов – это лишь крохи моего трона. Если приметами владычества являются несметные сокровища, то у меня рудников и россыпей больше, чем у кого бы то ни было. Если власть – это слуги и подчиненные, то речных наездников и морских воинов у меня[178] – полчища и тьмы. Морских чудищ, подобных горным вершинам, у меня бесчисленное множество, а водяных кольчуг и панцирей столько, сколько черепах. Я не знаю счета подобным туче слонам на берегу, мне не пересчитать подобных ветру морских коней. Если же отличительная черта падишахов – это милосердие и сострадание, то взгляни на уши рыбы, которые благодаря мне сыплют жемчуга[179] а пола ее полна динаров и дирхемов; посмотри, как я лелею сирот в сердцах раковин,[180] как купцы наживают обильную прибыль только благодаря моей благосклонности. Если же обычаи и повадки царей – это гнев и ярость, ты слышал рассказы об ужасных разрушениях, производимых моими волнами. Когда я начинаю бурлить, я порождаю пучины и водовороты, велю буйствовать урагану, так что жизнь для всего света становится горькой, переворачиваю все вверх дном, но тем не менее:

Если я ставлю на сердце горячее клеймо,
То могу и бальзам приложить.

Раджа ответил:

Цель всего – ты, а все прочее – только повод.

– Ведь и я не испытываю недостатка, не нуждаюсь ни в чем. В моих сокровищах также есть все, о чем ты говоришь, все мои сокровища – от тебя, пускай же они и пребывают с тобой, ибо в народе говорят: «Дождь – от моря, море же – от дождя».

Но море взмолилось и сказало:

– Клянусь Аллахом, нет! Все то, что есть в морях из товаров и драгоценностей, я пересчитаю и преподнесу тебе. Все, что понравится твоей душе, подобной щедрой туче, будет смиренно доставлено тебе, дай мне, твоему покорному рабу, удостоиться этой чести и милости.

Бахваджрадж соблаговолил согласиться с просьбой моря. И тогда великодушный по своей природе океан забурлил, явил все свои сокровищницы и клады и стал пересчитывать сокровища. Сначала он пустил на воду алмаз языка, описывая крупные, средние и малые драгоценные каменья. Потом он стал перечислять слитки чистого золота, сокровищницы, клады и россыпи, поскакал на быстроходном скакуне мысли, описывая морских коней, так что подковы иноходца раджи стали высекать искры. Затем стал описывать гороподобных слонов, скачущих как драконы, вызывающих светопреставление. Расхвалив слоновую кость и предметы, инкрустированные ею, он перешел к мешочкам с тибетским и хатайским,[181] мускусом, так что все присутствующие почувствовали аромат благовоний, таких, как алоэ, амбра, зубад[182] камфара, сандал и другие, и все пришло в движение от душистого дуновения и аромата галии.[183] Затем он в изысканных выражениях стал описывать простые и разукрашенные одеяния, подробно живописать шелковые одежды, выказал тонкие познания в мехе горностая, бобра, куницы, рассказал о преимуществах морских животных и о достоинствах берберской шерсти. Он поведал, ничего не утаив, об адиме.[184] и шелке саклат[185] С неусыпным рвением перечислял он все это без устали. Он показал радже в наилучшем свете четыре товара, словно четыре первоэлемента: во-первых, яркое, как огонь, золото, во-вторых, жемчуга, светлые, как вода, в-третьих, коней, быстрых, как ветер, в-четвертых, одеяния, плотные, как земля. Они понравились благосклонному разуму раджи, и он принял их сердцем и душой.