Ричард Матесон - Путь вниз

• Название: Путь вниз
• Автор: Ричард Матесон
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0166-4

Можно ли превратиться в мальчика-с-пальчика? Во время плавания на лодке Скотт Карей попал в облако радиоактивных брызг. Матесон блестяще рисует ситуацию, когда радиация вызывает стремительное «уменьшение» человеческого тела, заставляя героя по иному взглянуть на обитателей нашей планеты, когда насекомые и пауки – гигантские противники.

Другие названия: «Невероятный уменьшающийся человек», «Сжимающийся человек».

---

Когда Скотт наконец добрался до хлеба, есть ему уже не хотелось.

Он стоял перед возвышавшимся перед ним белым кубом, как ребенок перед многоэтажным домом. Ему раньше не приходило в голову, как он потащит ломоть к краю.

«Ерунда, – мелькнуло смутно. – Мне совсем не нужно так много на один день».

Скотт осторожно огляделся, но никого не увидел. «А может, паук все-таки сдох?» Он не мог в это поверить, хотя, впрочем, если бы гадина была жива, она бы уже выдала себя. Раньше эта тварь чувствовала его присутствие. Она, наверное, помнила его и, возможно, ненавидела. Но он-то точно ненавидел ее.

Скотт воткнул копье в песок и отломил твердый кусок хлеба, вгрызся и начал жевать. «Вкусно». Через несколько мгновений аппетит вернулся к нему, а спустя еще минуты он, казалось, готов был съесть все разом. Хотя осторожность не покинула его, Скотт поймал себя на том, что отламывает кусок за куском и жадно грызет белые хрустящие крошки. Раньше как-то не приходило в голову, как ему не хватало хлеба. Печенье – это совсем не то.

Наевшись, как не наедался уже давно, он запил хлеб водой и, подержав в нерешительности губку, отбросил ее. Она свое сделала! Затем поднял копье и отколол им кусок в два раза больше себя самого. «Слишком много», – вмешался рассудок. Скотт не обратил на это внимания.

Он воткнул крюк в кусок хлеба и потащил его медленно к обрыву, оставляя в песке глубокую борозду. У края скалы вытащил крюк и, подталкивая сзади свою добычу, сбросил ее вниз.

Кусок полетел, и мелкие крошки закружились снежинками вокруг него.

Ударившись об пол, он раскололся на три части, которые, попрыгав, прокатились по полу и замерли. «Так. Ну вот». Он совершил трудное восхождение, добыл хлеб. Дело было сделано.

Скотт стоял, оглядывая пустыню.

Но если все так хорошо, почему он все еще напряжен? Почему не отпускает неприятное ощущение под ложечкой? Он в безопасности. Паука нигде нет: ни за щепками, ни за камнями, ни за кусками картона, ни за склянками-жестянками. Он в безопасности.

Почему же тогда не спуститься вниз?

Скотт стоял неподвижно и смотрел на сумрачную бескрайнюю пустыню, а его сердце билось все быстрее, как будто собиралось вымучить для него правду, посылая удары по позвоночнику вверх – к мозгу, как бы пытаясь достучаться в его двери, пробить его стены и сказать: ты сделал только полдела – добыл хлеб, теперь надо убить паука.

Копье выскользнуло из рук и зазвенело по цементу. А Скотт стоял, дрожа от возбуждения: он знал, чем вызвано его напряжение, знал точно, что должно было произойти – что должно было сделать.

Скованным движением Скотт поднял копье и пошел в пески. Через несколько ярдов ноги его подломились и он тяжело сел, подогнув их под себя. Копье скатилось по коленям, а Скотт все сидел так, держа его руками и глядя на безмолвные пески неверящим взглядом.

Он ждал.

14

«Жизнь в кукольном домике» – так называлась одна из глав его книги, последняя глава. Дописывая ее, Скотт понял, что не сможет больше писать: самый маленький карандашик становился в его крошечных ручках бейсбольной битой; и он решил перейти на магнитофон, но, прежде чем получил его, голос его так ослаб, что и это стало уже невозможным.

Но это было позже. А когда Лу однажды вошла в комнату, держа в руках громадный игрушечный дом, в Скотте было еще десять дюймов росту. Он отдыхал на подушечке – под кушеткой, чтобы Бет случайно не наступила на него. Скотт увидел, как Лу поставила домик на пол, и, выбравшись наружу, поднялся. Она опустилась на колени и наклонилась, приставив ухо к его рту.

– Зачем ты принесла это? – спросил он.

Лу ответила очень тихо, чтобы звук ее голоса не повредил его барабанные перепонки:

– Я думала, он тебе понравится.

Скотт собирался сказать, что ему этот домик совсем не нравится, но, взглянув на ее профиль, ответил:

– Очень милый.

Это был игрушечный домик высшего класса. Они могли позволить себе эту роскошь теперь, когда его книга издавалась и переиздавалась.

Он подошел к игрушке и поднялся на крыльцо. Странное чувство охватило его, когда его руки легли на сделанные под железо перильца: странное чувство, как тогда, в ту ночь, на ступеньках фургона Клариссы.

Толкнув дверь, Скотт вошел в дом и закрыл ее за собой. Первой комнатой была просторная гостиная. Кроме легких занавесок, в ней ничего не было.

Игрушечный камин, паркетный пол, окна, широкие подоконники, подсвечники, – приятная комната, за исключением одной вещи: одной стены не было. И через эту отсутствующую стену он увидел наблюдавшую за ним с мягкой улыбкой Лу.

– Нравится тебе?

Скотт прошел через комнату и, остановившись там, где следовало бы быть стене, спросил:

– А мебель?

– Она в… – начала было Лу, но, заметив, что он вздрогнул от грома ее голоса, добавила очень тихо:

– Она в машине.

– Да, – и Скотт вернулся в комнату.

– Я сейчас принесу. А ты осмотри дом. – Лу пошла, ее тяжелые шаги сотрясали пол настоящей, большой гостиной. Потом хлопнула настоящая входная дверь, и он пошел осматривать свой игрушечный домик.

К полудню вся мебель была расставлена, и Скотт попросил Лу придвинуть его дом к стене за кушеткой, чтоб в нем было безопасно и стало как бы четыре стены. Бет строго-настрого было запрещено подходить к домику, но иногда кошка подбиралась к нему, а это было опасно.

Скотт также попросил Лу протянуть в свой домик провод, чтобы можно было подключить маленькую лампочку с елочной гирлянды. При всем своем энтузиазме Лу забыла про необходимое ему освещение. А ему еще очень хотелось, чтобы в его домике был и водопровод, но это было, конечно, невозможно.

Скотт переехал в игрушечный домик, где явно не хватало комфорта, ведь куклы в нем не нуждаются. Креслица, даже в гостиной, были с прямыми спинками и очень неудобные: не хватало мягких сидений. На кровати не было ни сетки, ни матраса. И Лу сшила из лоскута материи матрасик, набив в него немножко ваты, чтобы Скотт мог спать на жесткой кровати.

Жизнь в кукольном домике не была настоящей жизнью: можно было сколько угодно сидеть за сияющим пианино, желая поиграть, но пальцы перебирали только нарисованную клавиатуру пустого ящика; можно было пойти на кухню и в поисках завтрака дергать ручку холодильника, сделанного из цельного куска пластмассы, поворачивать без всякого толку ручки на плите, потому что и вечности не хватило бы, чтоб вскипятить на ней кастрюльку воды; можно было до посинения крутить водопроводные краны, ожидая, что чудесным образом из них вдруг что-нибудь потечет; класть одежду в крошечную стиральную машину и доставать ее оттуда точно такой же сухой и грязной; можно было даже положить настоящие деревянные щепочки в камин и зажечь их, но тогда пришлось бы спасаться от дыма, потому что настоящего дымохода тоже не было.

И наступила ночь, когда ему пришлось снять обручальное кольцо, которое он носил на веревочке, надетой на шею. Оно стало очень тяжелым, как громадный золотой обруч. Скотт отнес его наверх, в спальню, и положил в нижний ящик комода.

Сидя на краешке кровати и глядя на бюро с ящичками, он думал о кольце, думал о том, что оно было тем корнем, который все эти месяцы связывал его с семьей и который теперь был вырван наконец и лежал мертвый в ящичке маленького комодика. Его брак, таким образом, был формально расторгнут.

В тот день Бет принесла ему куклу и оставила ее на крыльце домика.

Сначала Скотт упорно не замечал подарка, но потом, не удержавшись, сошел вниз к кукле, сидевшей на верхней ступеньке крыльца в легком костюмчике голубого цвета.

– Что, озябла? – спросил он, беря ее в руки. Кукла ничего не смогла ответить.

Он отнес ее наверх и положил на кровать. Кукольные глазки захлопнулись.

– Нет, нет, не засыпай, – запротестовал Скотт и усадил куклу, согнув ее в том месте, где длинные, жесткие, негнущиеся ноги присоединялись к туловищу. – Вот так. – Она сидела, тараща на него свои раскрашенные глаза.

– Какой на тебе милый летний костюмчик, – сказал Скотт и, протянув руку, откинул назад ее льняные волосы. – Кто же сделал твои волосы? – А кукла не отвечала и все так же сидела в одном положении, с раздвинутыми ногами и приподнятыми руками, словно застыв в нерешительности перед объятием.

Ткнув пальцем в ее твердую маленькую грудь и нечаянно сдернув лифчик, он спросил ее с неподдельным удивлением и даже чуть-чуть строго:

– А зачем это ты носишь лифчик?

Кукла отрешенно глядела на него своими стеклянными глазами.

– Ресницы из целлулоида, ушей нет; плоская, как доска, – заметил он совсем уж бестактно. А она все глядела.

Позже, извинившись перед своей новой подругой за грубое поведение, Скотт рассказал ей историю своей жизни. В полумраке спальни она терпеливо внимала его рассказу, как и прежде, тараща свои голубые стеклянные глаза и сладострастно поджимая свои безжизненные губки, как бы в предвкушении несбыточного поцелуя.