Михаил Пузанов - Перекресток: недопущенные ошибки

• Название: Перекресток: недопущенные ошибки
• Автор: Михаил Пузанов
• Жанр: Фэнтези

---

— По-моему, ты что-то недоговариваешь, друг.

— А ты хочешь, чтобы я обрисовал тебе ситуацию полностью? — На лице Астерота вдруг проступила искренняя нервозность, а в глазах проскочила недобрая искра, — Хорошо, я объясню. Сам виноват — не хотел тебе напоминать. Но раз уж ты так хочешь уловить суть — слушай! Ты помнишь, какой силой обладает истинная любовь? Когда делят пути, цели, жизнь друг с другом и не могут уже существовать по отдельности?! - Фраза прозвучала, как удар хлыстом, но Звездный даже не подумал остановиться, чтобы услышать ответ. Элоам застыл, опасаясь о чем-то думать — любопытство его сгубило, — Так вот, если раньше это оставалось просто странным, из ряда вон выходящим случаем, важным лишь для двоих, теперь такие связи превратились в еще одну силу. Затмевающую, отбрасывающую на задний план все стихии вместе взятые, затмевающие даже величие пустоты! И как бы не равную самому Эху!

Я своим собственными глазами видел, как такая любовь непринужденно меняет конструкций душ. Как угодно и в любой степени! Совмещает несовместимое, делает достоверным невероятное! Это не говоря уже о том, что такое новая душа, рожденная от истинной любви, а не от мира! В кой это веки хоть в чем-то, относящимся к реальности, Лилия оказалась права, но они даже не потрудились понять, насколько эта сила превосходит их самих! Свет на ней клином сошелся — вот все что я могу сказать тебе сейчас.

А знаешь, почему я бережу теперь твои старые раны?! Потому что среди путешествующих сейчас по двум континентам того мира есть несколько обладателей душ, способных на такую любовь. Несколько, а ведь один-единственный — это уже фантастическая редкость! Естественно, их помощь в этом эксперименте неоценима. На этой связи, как ни парадоксально, вся вероятность благополучного исхода проекта и держится! Понял теперь, что я от тебя умалчивал?!

У Шартарата начала кружится голова. Безумие какое-то. Да, в свое время немало они проговорили о любви и ее формах. И тему так называемой истинной, конечно, затрагивали. Но чтобы придавать ей такую значимость? Делать стержнем эксперимента? Выглядит шатко и не надежно. Неужели другой основы не нашлось?… Впрочем, лучше у Астерота не спрашивать — если он еще раз так ответит, от боли совсем искорежит. Как ни пытался Волк отогнать воспоминания, цепочка навязчиво врывалась в душу: Линадора — Мир разума — Предательство… И последовавшие за этим ее презрение и черная ненависть. Никакими словами не выразить вот так, не описывая самой сцены, все отвращение, сменившее прежнюю любовь. Истинную, естественно, в ином случае это не ударило бы по душе Элоама.

— И причем тут Алкин? — С трудом отвлекся он от нового витка памяти.

— Да притом, что как только с северного и южного континента выйдут в море два корабля, начнется натуральное безумие, потому что именно в срединных водах плавает капитан Шатар. Если не веришь моим предположениям, поизучай на досуге отражения-вероятности. Не сомневаюсь, ты и моих друзей увидишь, и то, что с ними может произойти. Только, заклинаю, Элоам, не рассказывай мне исходов — своей фантазии хватает! Кстати, волю Алкина, конечно, не белая змея контролирует?

— Черная, — Мрачно пробормотал Шартарат. Жезл обвивали две змеи: одна — из селенита, вторая — обсидиановая. Первая заключала в себе светлые течения, вторая олицетворяла связь с тьмой. Причем, змеи — лишь один из элементов, но в них-то и жила проблема подчинения артефакта. Если воля обладателя кадуцея была сильнее воли обеих змей, он мог использовать и их силу, и мощь всех прочих элементов, если же владелец оказывался слабее — его душу полностью или частично порабощала одна из змей. В результате на свет появлялся либо безумный истребитель всего живого, либо светлый фанатик. Еще не известно, что хуже. Шатар стал убийцей, правда, не совсем безумным, но безумие с успехом заменила личная ненависть и властолюбие Алкина, — Знаешь, Астерот, если бы кто-то забрал у него Кадуций Афари, я был бы благодарен. Даже не в связи с этим проектом, просто, чтобы его кто-то освободил. Все-таки это Леадор… Да и мне с духами было бы проще совладать, раз уж мы заговорили о вселенских экспериментах. А что до Алкина… У этой его личности явно шансов стать чем-то большим нет — хоть убей, не получается у Леадора поставить хаос и свои желания под контроль. Но может, побыв Шатаром, он хоть что-то усвоит. Это же еще не значит…

— …что шанса нет у души и сам он не способен ничему научиться. Знаю, но чтобы избавить его от ненависти, злобы и властолюбия, придется немало постараться. Ломать его что ли, в конце концов, если слов не понимает? Притом я говорю об отдаленной перспективе, если удастся избавиться от личности Шатара, а это — далеко не плевое дело. Как ни крути, упирается все в Кадуций!

— И пока жезл в руках вечно молодого разумом дурака, тот будет оставаться всеобщей страшилкой?

— Примерно так.

— А если твои путники не справятся?

Астерот помедлил, и с искренним вздохом ответил:

— Значит, эксперимент провалится, не начавшись.

Минуту они молчали оба. Потом Волк, пытаясь смягчить зловещие предположения, задумчиво заметил:

— И все же, я предчувствую, что кадуцей вернется ко мне.

В воздухе вновь повисло молчание, только теперь похожее на то, что образуется после пророчества или попытки предсказать точное будущее.

— Ну что ж, — Задумчиво процедил Астерот, — тогда я буду уповать на то, что вернет его тебе не Элоранта. Впрочем, наверное, не она, иначе возвращать было бы некому.

— Думаю, вскоре мы и так узнаем, кто и как. Ведь я далеко никогда не заглядываю.

Астерот кивнул. По всей видимости, он готовился покинуть междумир. Долго пребывать здесь живой все же не мог, а их общение с Волком чересчур затянулось. Но "на полдороги" Элоам как-то нерешительно окликнул его:

— Постой, секунду, одну секунду. Когда все это начнется, ты все-таки скажи мне. Междумир не имеет четких границ, думаю, я смогу проложить путь и к тому миру-внутри-мира, который ты собираешься создать.

Бродяга резко обернулся. Неужели друг решился?! Вот уж не ожидал, что его приемы втягивания разумных в авантюры сработают…

— Я был бы тебе очень благодарен…

— Тогда считай, что получил меня в свое полное распоряжение. В конечном счете, это и в моих интересах.

— Рад, что ты так считаешь, Элоам. Должен сказать, что ты изменился даже более, чем я полагал.

— Если бы только эти изменения дали мне возможность избавиться от собственной боли… — Шартарат грустно улыбнулся и растворил контуры тела. На растрескавшейся земле стоял темный волк с поблескивающей в лучах луны шерстью. Оскалившись (видимо, это означало улыбку) на прощанье, он побежал куда-то в противоположную от башен сторону.

— Все возможно, — С этими словами, брошенными в туман, Звездный растворился в воздухе.

* * *

1 472 202 год по внутреннему исчислению Мироздания "Альвариум".

Природный мир, Ост-Каракское море, палуба пиратского брига "Венус".

— Снимаемся с якоря, кэп! И чем скорее мы это сделаем, тем целее останутся твои уши!

— Да в чем дело, черти тебя разбери, Эбессах?! Перепил рому в кают-компании?!

— Это ты глушишь ром бочками, дряхлая развалина, а я тем временем рискую своим задом, старательно изображая пай-горожанина! И, между прочим, знаю побольше твоего!

— Что же ты знаешь такого восхитительного, обезьян? Нешто выяснил, кто станет первой леди лордесса? Или украл из тайной канцелярии Тауросса чертежи его треклятых мортир?!

— Хуже, доходяга, куда хуже. Не пройдет и суток, и ты окажешься в симпатичной петельке, представленным на обозрение достопочтенным жителям Ксаросс'Торга. Если Тауросс, действительно, не надумает подвесить тебя за уши на всеобщее обозрение — он как-то раз грозился. И на его месте, я поступил бы именно так — у тебя слишком длинные опахала. подвесить тебя за уши на всеобщее обозрение.

— Эй, лоцман недобитый, за такой тон обретешь вечный покой на рее «Венуса»! Говори по делу — нечего здесь стращать, когда сам не страшнее лягушки!

Фалькон, как и всегда, отнесся к предупреждениям старшего помощника без особого внимания. Забавно, именно он послал Эбессаха шпионить за лордом Тауроссом в Ксаросс'Торг, а теперь даже не пытался слушать его предостережения. Впрочем, у безалаберного пирата оставалось одно железное оправдание: он был занят слишком важным делом — пытался придумать две тысячи сто пятьдесят первый (или второй ли?…) способ охмурить Тартру. Та, впрочем, к лихачествам и очарованию капитана оставалась глубоко безразличной, хотя однажды все же вышла из себя и едва не отрубила кортиком Фалькону все, что находилось ниже пояса.

На этот раз Фальк с видом полного идиота в клинической стадии развития заболевания рисовал масляными красками портрет пиратки. Вернее, пытался рисовать, потому что до художника ему было лет двести ползком. Ударенный-о-мачту, находясь в состоянии внеземного экстаза (правда, не творческого, а вполне обыденного — ромового), накладывал мазок за мазком на нарисованный овал, символизирующий лицо девушки. Именно символизирующий, потому что вверху овал завершался прямоугольником, а внизу напоминал траекторию изрядно подвыпившего горожанина, движущегося по маршруту "таверна-факельный столб".