Феликс Кулаков - Как я охранял Третьяковку

• Название: Как я охранял Третьяковку
• Автор: Феликс Кулаков
• Издательство: ИПЦ «Маска»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91146-111-9

"Эта книга о том, как я работал в Службе безопасности Государственной Третьяковской Галереи. В тексте фигурирую как Фил. Забавно и примечательно, что нигде кроме как в Третьяковке меня не звали "Фил". Настоятельно прошу иметь в виду, что эта книжка не про третьяковскую галерею. То есть, не совсем. Третьяковка здесь только место действия и декорация".

---

Выдержав гроссмейстерскую полутораминутную паузу, и почти что доведя диванного стяжателя до состояния падучей, я сказал:

– Ладно, хрен с тобой. Тема такая: диван. Кожаный. Заметь, именно кожаный, а не дермантиновый там какой-нибудь, не фуфел конторский. Раскладной. Цвета горького шоколада. Состояние отличное. То есть, пара пятнышек присутствует, но вида не портит. Берешь, Вовчанский?

– Да! – без раздумий пискнул в конец истомленный, полупридушенный волнением Горобец.

– Ну и славно… Хорошая вещь, было бы жалко, кому попало отдавать. А так тебе, почти другу.

Уши Горобца восторженно воссияли, когда он почтительно согнулся в полукниксене.

– А почему ты его отдаешь-то, Фил? – вдруг спросил он.

Я вздохнул. Чего-то вот я в этом месте не продумал. Действительно, товарищи дорогие, какого пса я диванами разбрасываюсь? Ладно, не в первой.

– Да как тебе… Чтоб покороче… Обстановка надоела. Решил поменять стиль гостиной с модерна на восточный. А именно, на японский… Вернее даже на окинавский – это все-таки не совсем Япония. Существуют там, понимаешь ли, некоторые различия культурологического толка… Ну короче, диван совершенно не вписывается в новый интерьер. Честное слово, Вовчок, отдавать – вот просто нож острый по сердцу! – я хлопнул себя с досадой по ноге, – Да девать некуда… Не выкидывать же, согласись!

После некоторого раздумья Горобец согласился.

– Думал его в детский приют снести, – продолжал я – Да там такая морока с этим. Привези, занеси… И еще предоставь товарный чек из магазина, докажи, что не украл. Где я им чек-то возьму? Диван же эксклюзивный, на заказ деланный.

Горобец понимающе качал головой: «О, да, монсеньор! Мне исключительно до боли знакома эта благотворительная херня, а также канитель с чеками!».

– И история у меня с ним, понимаешь, одна неприятная связана… – поддал туману я.

– Какая история? – удивился Горобец.

– Личная, – и я лицемерно вздохнул, глядя куда-то вдаль, поверх Горобца.

– Баба не дала… – деликатно посочувствовал Володя.

Я досадливо поморщился:

– Сам ты «не дала», дубина! Впрочем, это ведь к делу не относится, не правда ли?

– Совершенно не относится! – с поразительной готовностью подтвердил Горобец.

– Эх, Вовчук! – вроде как повеселел я немного. – Такой диван! Останешься довольный. Таких делов на нем наворотить можно! Вот помню как-то раз в прошлом году…

И тут же, как дедушка внучеку свистульку из ракитовой палочки, состряпал Горобцу удивительно грязный и порочный экспромт. Всех подробностей за давностью лет я не в состоянии воспроизвести (да и ни к чему это), припоминаю только, что фигурировала в нем одна известная фигуристка-одиночница (каламбур) и одна известная женщина-депутат. Да… Если уж мне поперло, то не остановишь – такого нахерачу, что самому потом удивительно.

Приобняв уже вполне по-приятельски Вована за плечи, я также поделился с ним следующей полезной информацией:

– Тут, э… Вовчок такое дело, слушай сюда. Всем диван хорош, спору нет, да вот беда…

– Беда? – насторожился Горобец.

– Ну не совсем беда, конечно, а так… Мелкое неудобство. Недостаток, как продолжение достоинств, – я глупо и смущенно хихикнул.

Горобец напряженно соображал. Что бы это могло быть? Уж не собирается ли ему пройдоха Фил подсунуть дрянную, подпорченную мебелишку? Уж нет ли в ней клопов, или каких-нибудь прочих паразитов? Не притаилась ли в складках обивки нехорошая болезнь?!

– Понимаешь, вот когда э… Ну когда на нем это самое… Ну…

– Что?! – взмолился Горобец, терзаемый самыми дурными предположениями.

– Вова, ты тупой? – всплеснул я руками – Ну когда это… самое… Ну подумай!

Горобец по-прежнему смотрел на меня пустыми глазами.

– С девушкой… – подсказал я ему.

Ноль реакции, только немой ужас в глазах.

– Вова, с телкой!

– А-а-а! – завопил Горобец и хлопнул себя по лбу – Трахаешься!

На его крик обернулись проходящие мимо бабушка с внучкой. Бабушка с испугом и возмущением, а вот в бесстыжих глазах половозрелой внучки явственно мелькнул этакий нездоровый интерес. Не сейчас, милая… Я жестами попросил их не задерживаться, а Горобцу раздраженно попенял:

– Чего ты орешь-то! Ну да, трахаешься. Что же еще, бриллиантовый ты мой? Не в шахматишки же…

– Так, а в чем неудобство-то?

– Да говорят тебе, осёл! Недостаток как продолжение достоинств. Летом в жаркую погоду, когда раскочегаришь артемку-то, то слегка жопцой к дивану прилипаешь. Диван же кожаный! Вот и весь сказ.

Горобец облегченно вздохнул:

– А, ну так можно же простыню подстелить. Или плед!

– Вова, ты умняра! – сообщил я ему.

Какое-то время мы стояли и улыбались друг другу. «Какой же я молодец!» – ликовал в душе Горобец. «Вот ребенок, честное слово!» – думал я даже с ласковой жалостью, наверное.

– Погоди, Фил! – наконец очнулся Горобец. – А деньги-то у тебя откуда? И на ремонт и вообще… На окинавский стиль?

Проклятый вопрос! Так приятно побыть в роли мецената-покровителя искусств императора Августа и Дедушки Мороза в одном лице. Так хорошо и лестно ощущать собственную доброту и щедрость – пускай и мнимые, но от этого не менее благородные качества. А тут опять: «откуда деньги?». Ну разумеется, им неоткуда взяться! Если б они у меня были, торчал бы я тут с тобой, Вовчанчик, радость ты моя… Однако с другой стороны, согласитесь, не бросать же так славно начинавшуюся историю.

– Да так… – начал я уклончиво. – Это… Игру я придумал компьютерную. «Дум-три» называется. Вот на авторские гонорары и проживаю в роскоши. Хорошая игрушка, Вов. Приезжай – поиграем!

Горобец был в курсе того, что у меня имеется компьютер. А в его представлении компьютер был чем-то ужасным, требующим немыслимых, титанических умственных усилий. Компьютер был языческой Великой Самодумающей Машиной, которой разве что только человеческие жертвы не приносят. Любой юзерок вроде меня, способный его включить и погонять полчасика в Дюка Нюкема, автоматически причислялся Горобцом к лику «программистов» – касте сверхлюдей приобщенных к Таинству.

– Ну и когда можно его забирать? – полностью удовлетворенный ответом, Горобец ковал железо пока оно горячо (вдруг я передумаю в последний момент и оставлю диван себе).

– Да хоть завтра, Вова, – немного поразмыслив, разрешил я.

Горобчишка просиял:

– Так я тогда сгоняю на «восьмерку», договорюсь с Рахманиным насчет «Газели»!

– Какой газели? – спросил было я, да потом сообразил. – Не, Вов… Я вот чё-та думаю, не влезет он в «Газель». Я думаю тут «ЗИЛ» нужен.

– Влезет, уж поверь! – с мрачной убежденностью буркнул Горобец и скрылся за дверью. Даже пакет с едой забыл, бедный торопыжка.

«Ну, блин! Оставил Горби без обеда» – подумал я сразу после того, как немного посмеялся. Что ты будешь делать, неловко как-то получилось… Рахманин с грузовиком, розовые мечты застелить мой выдуманный диван кружевной простынкой – все это уже немного выдавалось за определенные рамки, идея незаметно отделилась от автора и стала жить своею обособленной жизнью. Надо было как-то плавно выходить из ситуации.

И вот тут-то мимо меня прошел Кремер.

Немного про Роберта Кремера. Кто он такой и откуда взялся, доподлинно было неизвестно. Обстоятельства, при которых человек с такой фамилией попал в «Курант» также оставались туманными. Кремер был наш Железная маска, Дама под вуалью и Эрцгерцог в политической эмиграции. Единственный факт его биографии, не вызывавший серьезных сомнений заключался в том, что, несмотря на молодость, Робби был закаленным ветераном ЗАО ЧОП и верным птенцом гнезда Побегаловского. Он, между прочим, служил еще в «Арктике» – дико роскошном отеле на «Дмитровской» где перекантовывались временно сошедшие на берег моряки и полярники, и куда меня безуспешно пытался законопатить шайтан Упорный.

«Арктика»… В этом звуке ого-го, ребята, как много слилось для уха любого курантовца со стажем! Соленый ветер дальних странствий, танец «яблочко», драные тельняшки, пароход «Челюскин» в ледовом плену, прокуренный боцман с наколкой во всю грудь «низабуду брату Альберту, каторый пагиб за адин баба», и белые медведи на заднем плане доедают механика Сердюка.

Полярники они ведь народ прямой, по-детски непосредственный, разгульный. Разговаривать с ними о смысле жизни, или о том чтобы ихние шлюхи выметались из номеров не позднее 23:00 – это нужен особый стальной стержень внутри. У Кремера он (стержень) был.

Откуда, правда, этих полярников в таком количестве набрать на Северо-Западе Москвы? – перенаправим этот резонный вопрос в высшие инстанции. Набирали ведь как-то. Не знаю уж, по вокзалам, что ли собирали эту моряцкую голытьбу… Впрочем, не в том сейчас состоит наша печаль.

Кремерский лепший кореш Горобец толковал, что согласно народному преданию наш Робби есть внук немецкого танкового подполковника, попавшего в русский плен под Балатоном, во время отчаянной и безнаждежной обороны Венгрии. Несмотря на довольно высокое звание, был он неприлично молод – в конце войны пожилых офицеров среднего звена у немцев почти уже не осталось. Подполковник прожил в СССР недлинную, но затейливую жизнь. Он чуть не умер от тифа в лагере. Он строил МГУ и район Курьяново. Затем работал в Радиокомитете – вещал на зону оккупации союзников, уговаривал беглых восточных немцев срочно возвращаться в строящийся социализм. Немцы, не будь дураки, бежали от таких уговоров еще пуще. В дальнейшем кремерский дедуля затусовался на какой-то оборонный завод, где консультировал по вопросам тракторной подвески и трансмиссии. И даже якобы непродолжительное время преподавал в Академии бронетанковых войск.