Кирилл Алексеев - Пожиратель мух

• Название: Пожиратель мух
• Автор: Кирилл Алексеев
• Издательство: Издательство «Крылов»
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2007
• ISBN: 5-9717-0471-0

Подлинный ужас возвращается всегда. Жителям глухой деревушки предстоит убедиться в этом на собственной шкуре.

Зло, уничтоженное сорок лет назад, снова бродит по окрестным лесам. Люди для него – всего лишь мухи, трепыхающиеся в липкой паутине ночного кошмара.

Оно знает: все, что когда-то ело, само должно быть съедено.

И неизвестно, кто будет следующим, к кому нежить заглянет на огонек, напевая детскую песенку.

---

– Тоже суеверие. Только связано он не с колдунами, а с вампирами. Когда хоронят человека, подозреваемого в вампиризме, нужно бросить ему в гроб горсть семян. В Европе это семена горчицы или проса, на Руси упырям кидали маковые зернышки. На самом деле неважно, что за зерна, хоть овес кидай. Считается, тогда вампир не встанет из могилы, чтобы пить кровь.

– Почему это?

– Смысл в том, чтобы занять вампира. Он будет вынужден пересчитывать зерна, и пока не сосчитает их все, не сможет покинуть гроб. Считает он по одному зернышку в год. Так что если бросить хорошую жменю, можно уберечься от его визитов на достаточно долгое время. Очень удобно, не правда ли? Намного легче и интеллигентнее, чем заколачивать в грудь покойнику кол или отрубать голову. Всего лишь зерна… Честно говоря, не знаю, почему так поступили со старухой. Не думаю, чтобы ее считали кровопийцей. Но может быть, это я плохо осведомлен о власти маковых зерен. Возможно, они действуют не только на вампиров, а вообще на любую нежить. Главное, подобный жест ясно говорил о том, что старуху всерьез боялись. Даже после смерти. А может быть, особенно после смерти.

Ну так вот, после похорон снова пришли в ее дом. На этот раз, чтобы поговорить с Прохором. Решили, что коли парню уже двенадцать лет, должен понимать, что к чему. Сказали прямо – или убирайся из деревни, или спалим хату.

Он оказался осторожнее прабабки. Сам отстроил новый дом где-то в лесу, в стороне от деревни, и переселился туда с матерью. Все вздохнули с облегчением, как если бы больной проказой ушел.

Чем они с матерью жили в лесу, никто не знал. Никто не знал, и где их новый дом – вот что особенно интересно. Никто, вы понимаете, никто его не видел. Не знаю, как такое возможно, но факт остается фактом. Пытались искать, хотя бы из любопытства. Но ничего не нашли. Словно Прохор с матерью обосновались глубоко под землей. Или, такое предположение тоже было, отводили глаза посторонним, пользуясь рецептами бабки Пияды.

На какое-то время про них забыли. Изредка их встречали в лесу вместе или поодиночке, но в разговоры ни он, ни, тем более, мать не вступали. Словно окончательно одичали. Так и прожили почти десять лет, пока не началась война. Прохору к этому моменту было года двадцать три-двадцать четыре. Удивляюсь, почему его не призвали в армию. То ли признали негодным, то ли еще что… Всякое бывает. Но так или иначе, никто не видел, чтобы Прохор явился по повестке в сельсовет.

В сорок третьем прежних Песков не стало. Вы должны знать эту историю с эстонцами. Мало того, что обобрали, так еще народу поубивали и деревню сожгли.

Мда… О Прохоре в то время было ни слуху, ни духу. Где он просидел все это время, чем занимался, чем кормился – никто этого не знал. Деревня жила своей жизнью – работа от зари до зари, сначала на колхоз, потом на себя, трудодни, налоги… А Прохор с матерью – своей. Тут ведь понимаете, какая штука… Домыслов, слухов, предположений было хоть отбавляй. Но я историк и привык верить фактам, а не слухам. А факты таковы, что несколько лет его никто не видел ни в деревне, ни в окрестностях. Полоумную мать видели, а его – нет.

После окончания войны некоторое время о Прохоре также никаких вестей не было. Скорее всего, он все это время крутился где-то поблизости, стараясь не попадаться на глаза местным. Потом все-таки, как говорится, вышел из подполья. Дядька говорил, что это случилось в сорок шестом. Он наткнулся на Прохора, когда вместе с другими детьми собирал головки клевера. Потом их сушили, варили и ели. Ничего не поделаешь – голод. Дядьке на тот момент едва исполнилось восемь лет. Как я сейчас понимаю, тогда он был на волосок от смерти. Господи, грех говорить, но уж лучше бы там все и закончилось…

Старый учитель снова замолчал и посмотрел на Виктора:

– Вы, может быть, чаю хотите? Долгая история получается.

– Нет, спасибо, – сказал Виктор, бросив взгляд на загаженные кружки. – Мы потерпим. Правда, Катя?

Девушка вяло кивнула. Виктор увидел, что она засыпает. Он хотел было попросить хозяина поторопиться с рассказом, но в последний момент передумал. Тот вообще может замолчать, если проявить хоть малейшее нетерпение. В конце концов, эта история нужна им, а не старику.

После небольшой паузы старик заговорил. На этот раз фразы были сухими и короткими, как военные сводки.

– Дядя немного опередил остальных ребят. Он всегда был шустрым. По его рассказам, он ничего не слышал. Просто нагнулся за очередным цветком, а когда выпрямился – перед ним, шагах в пяти, на опушке леса стоял Прохор. Стоял и смотрел на него. Дядя говорил, что взгляд был очень странным. Совершенно безумным и… голодным. Они стояли друг напротив друга несколько секунд. Семилетний мальчишка с корзиной в руках, и мужчина со взглядом безумца. Дядя говорил, что запомнил этот момент на всю жизнь. Ни до, ни после этой встречи он не испытывал подобного ужаса. Он не знал, что у Прохора на уме, не знал, почему тот стоит соляным столбом и пялится на него, но ясно видел недобрый взгляд, словно гипнотизирующий его. Потом послышались голоса других ребят. Они раздавались совсем рядом. Дядька посмотрел в ту сторону, а когда снова обернулся, Прохора уже не было. Он появился и исчез абсолютно бесшумно, будто привидение. Но дядя был уверен, что встретился не с призраком. Когда он вернулся домой, об этой встрече не обмолвился ни словом. Как он говорил, ему было страшно рассказывать о Прохоре.

Через месяц после этой встречи, в конце августа, пропал первый ребенок. У Самохиных. Хотя, фамилии вам вряд ли что-нибудь скажут… У них было трое детей. Два мальчика трех и двенадцати лет, и девочка, которой должно было исполниться десять. Она-то и пропала. Можно сказать – посреди бела дня. Прямо со двора. Развешивала белье. Корзину с бельем нашли перевернутой, девчушки и след простыл. К сожалению, взрослых в этот момент не было дома – сенокос, поэтому и спохватились не сразу. Только ближе к вечеру, когда мать с отцом вернулись и увидели корзину и зареванного младшего сына. Он полдня звал сестру, которая должна была его накормить…

Девочку не нашли. Сначала думали, что просто ушла в лес и заблудилась. Такое случалось, хоть и редко. Кто-то валил все на волков, которых в том году расплодилось видимо-невидимо. Но всерьез это предположение никто не принял – волки не подходят так близко к человеческому жилью днем. И не воруют детей. Подумывали и о бандитах, и о скрывающихся от властей дезертирах. Но все это было тоже маловероятно. Не то время и не то место. Что в этих краях делать бандитам? Ягоды собирать или навоз воровать? Чушь. Нищих хватало, ходили по деревням, побирались, спасаясь от голода. А бандиты… Искали, понятное дело, девчушку, сообщили в райсовет… Оттуда прислали милиционера. Да только все без толку.

Через две недели пропал еще один ребенок, сын Михайловых, Саша, кажется. Тот не вернулся из школы. Начальная школа-то была в десяти километрах почти, в Скопинцево, большая деревня, пятьдесят дворов. Там сельсовет располагался. Вот парень после занятий и не вернулся. Тут уж все на уши встали. Лес прочесали вдоль и поперек. Но снова ничего не нашли. Решили, что мальчишка захотел срезать немного путь и угодил в болота. Тоже ерунда, конечно, но других объяснений не нашлось.

Следующей жертвой стал почтальон. Имени я не помню. Помню только, что был почти глухим после контузии. Он пропал через несколько дней после мальчика. И снова поиски успехом не увенчались. Тогда-то дядя рассказал матери о том, что повстречал в лесу Прохора. Мать разнесла весть по всей деревне. Народ взвился… Ни о какой презумпции невиновности и речи не шло. На Прохора сразу повесили всех собак. Было решено разобраться с этим делом самостоятельно, не привлекая, так сказать, органы-охраны правопорядка. Особенно на этом настаивали Самохины и Михайловы.

Устроили несколько облав. Прочесали близлежащие леса. Но даже намека на жилье Прохора не нашли. Будто тот действительно жил под землей… А уже на исходе осени произошло нечто и вовсе из ряда вон выходящее. Умер некто Протасов… Порфирий, кажется. Самый старый житель деревни. Кавалер Георгиевского креста, между прочим. Умер своей смертью, тут ничего подозрительного не было. Старика похоронили. А на девятый день могилу пришла навестить его вдова, уж простите, имя не помню. Ни детей, ни внуков у них не осталось – все погибли на фронте, так что старушка пошла на кладбище одна. Вернулась через час абсолютно не в себе – могила георгиевского кавалера была разрыта, гроб разбит чуть ли не в щепки, а рядом лежал обезображенный труп. Вернее, остатки трупа… Кто-то отрубил покойнику ноги и руки, вырезал язык и вытащил внутренности – печень, сердце… К вечеру вдову хватил удар. Воссоединилась она, так сказать, с любимым мужем. Похоронили обоих. Мужа по второму заходу, жену по первому. Через день ее могила также была вскрыта. На этот раз тело не так изуродовали. То есть, я хочу сказать, что руки и ноги остались при ней. Тут уж взъелись Парамоновы…