Фернандо Ивасаки - Книга несчастной любви

• Название: Книга несчастной любви
• Автор: Фернандо Ивасаки
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005

На что вы готовы, чтобы завоевать сердце любимой девушки? Готовы ли побить олимпийские рекорды или стать асом роликовых коньков? Способны ли превратиться в революционера или правоверного иудея? Сможете за день выучить десяток серенад, чтобы потом проорать их под окном своей любимой, перепугав половину квартала? А если ваши нечеловеческие усилия так и не тронут заветного сердца, то сумеете ли вы не впасть в отчаяние, а, наоборот, с иронией взглянуть на собственные любовные потуги? Как, к примеру, это сделал перуанский японец Фернандо Ивасаки, автор «Книги несчастной любви»?

---

В детстве у меня была одна штуковина на колесиках, которой я владел далеко не в совершенстве, но с годами роликовые коньки стали куда более сложными и аэродинамическими. Строго говоря, они уже никак не походили на «пластину, которая пристраивается к подошве обуви и имеет лезвие или две пары колес», как то настойчиво утверждает «Академический словарь». Ролики в 1980 году были протезами на двух парах колес, снабженными тормозами, светящимися нашлепками и прочими финтифлюшками, которых я в детстве и представить себе не мог. Впрочем, падал ты на них ничуть не реже, чем и на допотопных, но чувства приобщенности к современности было не отнять.

Каждая эпоха богата на свои романтические подвиги и на своих неистовых и патетических героев, меня же угораздило родиться в век спорта, где, кроме соревнований, неудачники проигрывали любовь, достоинство и некоторое количество денег. Эти чертовы ролики дорого мне стали, потому что мне пришлось заказывать их в Майами, и пока они шли, шли и не приходили, каждый час проката был эквивалентен пластинке «Битлз» или паре книг карманного формата моего любимого издательства. Например, только за первую неделю тренировок я потратил столько денег, что мог бы спокойно купить семь томов «В поисках утраченного времени», – название, показавшееся мне пророческим, если учесть мои синяки, ссадины и разные ушибы.

В какой-то из выходных я вернулся в парк Барранко, лелея надежду на нечаянную встречу; я взял напрокат пару роликов с уверенностью, что все дело кончится мордой об асфальт. На терраццо [115] нашего гаража мне удалось устоять на ногах почти десять минут и продвинуться вперед на несколько метров, держа вертикаль, словно пьяный эквилибрист, но в Барранко совсем другое дело, сотни стремительных роллеров там будут носиться мимо меня, не понимая, какой опасности они себя подвергают. Зашнуровывая эти сапоги-скороходы, я вспомнил детскую сказку про красные тапочки, не переставшие танцевать даже тогда, когда лесоруб отрубил обе ноги непослушному герою. И, страшась встречи с Алехандрой, я вышел ее искать, чтобы от нее спрятаться.

Творения Гомера и средневековые саги всплывали в моей памяти, оживляя отважных паладинов, овеянных даже в поражении благородством и печалью, поскольку прекрасные ахейки и милые девственницы вознаграждали заботой и нежностью несчастья и страдания своих влюбленных жертв. Но если бы я в моей весьма грустной реальности споткнулся и упал по вине разъезжающихся ног, это вызвало бы смех, презрение и даже враждебность. Потому я решил не усложнять себе жизнь и передвигаться как четвероногое, вдруг осознавшее, что оно двуногое да еще поставленное на ролики. То есть потихонечку-полегонечку, от фонаря к фонарю, от вазона к вазону, от урны к урне. И я двигался так до тех пор, пока какой-то толстячок на дороге не указал мне на мое предназначение – катиться, катиться и еще раз катиться.

Так как катание в парке Барранко было свободной церемонией ухаживания и соблазнения, то местная публика интересовалась скорее теми, кто скользил по небу, нежели теми, кто тащился по земле, являясь непредвиденным фактором, один из которых и вызвал многолюдное столкновение, покрыв позором честь моей матери. И среди болезненных «ой» и «ай» я увидел ее: привлеченные шумом и толпой любопытных, Моника и Алехандра, как и все вокруг, подъехали разузнать: «какой кретин все это устроил».

В ситуациях необычных, быть может, я и стал бы козлом отпущения, но поскольку идти по жизни вечно влюбленным было для меня делом обычным, то я уже давно не видел никакого резона являть себя моим возлюбленным в чересчур позорном виде. И в тот момент я припомнил: перед тем как прятать в библиотеке «Книгу песчинок», Борхес вспомнил, что лучшим местом, где можно было скрыть лист дерева, был лес, и не раздумывая я стал пихаться во все стороны, отталкиваясь от одного роллера, чтобы столкнуться с другим, и усеивая Барранко бесчисленными виновниками происшествия, которые валились на землю точно так же, как падают марионетки с оборванных нитей.

Домой я вернулся с сознанием того, что причинил колоссальный ущерб, нанес чудовищное оскорбление, потворствовал безнаказанному произволу, учинил страшное беззаконие и усугубил грехи, но тем не менее счастливый от успешного начала освоения роликов: это был мой первый выезд в качестве колесного рыцаря, и ради любви моей дамы я обезлошадил всех моих врагов. И заново переживая свои донкихотские подвиги, я заснул, убаюканный болеутоляющими и противовоспалительными пилюлями.

На следующий день в университете говорили только о том, что бойня в Барранко была делом рук профессионального преступника и профессионального роллера, психопата, извращенца, терзаемого обидой. Одни свидетели заявили, что возмутитель спокойствия носил капюшон, другие уверяли, что он был вооружен бейсбольной битой, а обладатели самого богатого воображения описывали его как высокого и неотразимого блондина. И поскольку все сходились на том, что речь идет о величайшем асе роликов, версия высокого и неотразимого блондина была принята единодушно. Даже я во всей этой истории уже не узнавал себя.

В тот день я подошел на перемене к Алехандре, пытаясь скрыть хромоту и шрамы после моего вчерашнего приключения. Увидев, что я так сильно потрепан, она радостно спросила меня, был ли я в Барранко и видел ли я его вблизи.

– Кого?

– Ну, этого гринго, виновника всего. Разве ты не знал? Учиться надо меньше.

И я, очарованный, с волнением услышал, что один из актеров фильма «Роллер-буги» находится в Лиме, что он живет с раной в сердце, поскольку в фильме исполнял роль плохого парня, и что он напал на мальчишек и девчонок в Барранко, потому что мы напомнили ему сцену из фильма.

– Мы напомнили ему? – смущенно спросил я.

– Да, я была там, и все было в точности как в фильме. Огни, музыка и он… Ах, это было потрясно! – заключила Алехандра вздыхая.

Однажды я прочитал, что все в жизни есть не так, как оно происходит на самом деле, а так, как мы вспоминаем об этом [116], и Алехандра доказывала мне, что все могло быть и так, как мы себе насочиняем. По правде сказать, россказни о гринго были желанием всеобщим, ведь хвастуны таким образом оправдывали свои дурацкие падения. А девчонки могли помечтать о том, как они возвращают бедняжке гринго веру в самого себя, ведь женщин ничто так не привлекает, как высокие и неотразимые блондины, да еще и с проблемами. У меня, по крайней мере, проблемы были, но не было, как я догадывался, кое-чего еще, без чего нельзя девчонок свести с ума.

Алехандра сводила меня с ума своими бесконечно длинными патлами, из-за приходящего мне в голову кондитерского сходства так и хочется сказать «патлокой». Я был очарован и ее тонюсенькими, почти невидимыми лодыжками, которые держали, однако, весьма массивные части тела, заставлявшие меня восхищаться ими не менее, чем и тонкими. И наконец, меня приводил в трепет обильный макияж на ее щеках, оставлявший, когда мы прощались, на моих губах терзающее душу ощущение девочки-вампирки и восхитительный вкус благословенной пудры. Ничего больше добавить не могу, потому что не знаю, было ли что-то общее у нас, да и знать не хочу. По правде говоря, мне вполне хватало наслаждаться фантазиями о той невероятной жизни, какую только может навеять нам общество женщины, почитаемой нами как недостижимая мечта.

Мне не стоило чрезмерных усилий выносить состояние умиротворенной двойственности, ведь безответно влюбленные всегда бродят где-то между миром реальным и миром воображаемым. И в моем случае единственным отличием от этого было то, что благодаря Алехандре я жил одной ногой на облаках, а другой – на роликах.

Месяцы для меня тянулись лениво и болезненно, разбавленные катанием на роликах как по области чувственной, так и по заасфальтированной. Мои родители не понимали, как я мог заниматься спортом, который страшил меня, которому я не способен был обучиться и который к тому же был для меня каторжным трудом. «Когда же ты наконец влюбишься и перестанешь играть, словно дитя малое», – корила меня мама, а я смотрел на нее с печальной растерянностью неприкаянных привидений.

В середине июля прибыли мои ролики из Майами. Я ждал их больше трех месяцев, и вот наконец они были у меня в руках: черные, с ярко-красными колесиками, они лежали внутри футляра, который походил на чехол для изящных теннисных ракеток. Всякий, кто увидел бы меня с таким чемоданчиком на плече, ни на миг не усомнился бы в том, что я несу в нем ролики последней модели, и, возможно, даже подумал бы, что я отлично ими владею. Поэтому я со всей роллерной экипировкой и махнул в академию: ведь порой не важно, кто ты есть на самом деле, но важно, каким тебя видят окружающие.

Алехандра одной из первых клюнула на крючок и так захвалила мою обновку, что даже я испытал ревность к этой куче хлама, который был «роскошным», «изящным», «суперским» и «all american».