Светлана Фортунская - Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна

• Название: Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна
• Автор: Светлана Фортунская
• Издательство: «Издательство АЛЬФА-КНИГА»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-93556-933-4

С виду девушка как девушка, никогда и не скажешь, что ведьма. А ведь этим ведьмам – им ведь только попадись! Заколдуют, зачаруют, превратят! Вот и превратили: кого в Кота, кого в Пса, а кого и в Жаба. И живут теперь в современной трехкомнатной квартире и Кот, и Пес, и Жаб, и Паук, и многие другие. А домовой у них за хозяйку – ведьмы в домашнем хозяйстве не очень-то разбираются.

---

Как полагается всякому примерному ученику, уставшему от непомерной нагрузки, первые три дня своих неожиданных каникул я спал. Время от времени Домовушка будил меня, чтобы накормить чем-нибудь вкусненьким – точь-в-точь моя заботливейшая бабушка! – но даже и ел я, почти не просыпаясь. Сны мне снились вначале мерзопакостнейшие. В этих снах озверевшие дикие магионы гонялись за мной по всей квартире и за ее пределами, на службе у них состояла целая свора свирепых полицейских псов, целью жизни которых было выдрать у бедного кота клок шерсти, и, когда им это удавалась, блохастая бродячая кошка хихикала злорадно и обзывала меня нехорошими словами. Я просыпался в холодном поту, обнаруживал, что еще один клок шерсти у меня вылез и что покрывало подо мной сбилось в твердый и неудобный комок. Расправив покрывало, я засыпал опять, и погоня за мной начиналась снова. Теперь я отбивался от своих врагов заклинаниями, но дикие магионы не хотели становиться ручными, а полицейские псы (кажется, это были доберман-пинчеры) в результате заклинаний становились полицейскими – людьми – и хищно скалили зубы, запирая меня в тесную неудобную клетку, что очень нравилось моей давней врагине, бродячей кошке…

Наконец кошмары кончились. Сон, пришедший им на смену, я не запомнил, но пробудился после него с радостным чувством чего-то прекрасного и светлого. И с сильным чувством голода тоже.

Я спал на Бабушкиной кровати – той самой, на которой меня некогда превратили в кота. (На этой кровати иногда отдыхал Домовушка, в пору нахождения в своей гуманоидной ипостаси и если ему было лень перекидываться в таракана.) В первую же ночь моих каникул Лада изгнала меня из своей постели, потому что, по ее словам, я очень беспокойно вел себя – лягался, кусался и даже царапался. К тому же шерсть моя лезла клочьями – я линял.

Итак, я проснулся на Бабушкиной кровати. В зеркале шкафа отражалось синее-синее небо, по-особенному синее, я бы сказал. Я вспрыгнул на подоконник и выглянул в окно. Так и есть: молодой снежок, свежепросыпанный, ослепительно сверкал под лучами полуденного низкого – зима! – солнца. Наш Пес бегал по двору с несвойственной ему скоростью. Как щенок, он зарывался в небольшие сугробики и даже катался по снегу, что уж совсем не было на него похоже. Более того, в сидевшей на дереве черной птице я узнал Ворона.

Вот как он готовит для меня учебный план! Ай да трудяга!..

Но я тут же устыдился этой мысли. Все-таки он тоже – живое существо. Даже и преминистрам иногда нужен отдых.

Я вышел в коридор. Вкусно пахло тестом, ванилью и лимонной корочкой. До моего слуха донеслось странное металлическое лязганье и приглушенное недовольное кваканье Жаба. Я поспешил на кухню.

Молодая поросль на подоконнике разрослась довольно сильно, и хозяйственный Домовушка подрезал растрепанные ветки большими портняжными ножницами.

Жаб ворчал, что-де слишком много режешь, и что так поскубал, что ничего не оставил, и что осторожно, ты у Паука сейчас полдома отхватишь. Домовушка отвечал, что ничего страшного, что будет пуще расти и что дом Паука он трогать не будет, он осторожненько. Увидев меня, Домовушка бросил ножницы и быстренько налил мне сливочек.

– Полудничать еще не скоро, а ты проголодался, чай, – пояснил он. – Шутка ли – трое суток без просыпу, два раза только насилу тебя растолкал, накормить чтобы. Совсем тебя умаял наш Ворон Воронович!

Я, конечно, не отказался от угощения, даже и добавки попросил, а потом тоже отправился прогуляться. Домовушка, правда, покрутил головкой, сомневаясь – шерсть на мне торчала клочьями.

– Может, кожушок накинешь? – спросил он осторожно. – Как бы ты не застудился, голиком-то…

– Чего? – возмутился я. – Какой кожушок? Почему голиком?

– Да ты в зеркало глянь на себя – вон, вся шкура светится! Да и ребра наружу торчат, ни на палец жира не осталось. А коли под шкурой нету жира, то тут же и озябнешь. Надел бы кожушок, глянь, какой славный я тебе припас! – И Домовушка развернул что-то вроде попонки, связанной им из разноцветных остатков шерсти. Попонка была с четырьмя отверстиями для лап и шнуровкой на животе.

Я, конечно, решительно отказался и выскочил на улицу в том, в чем был, то есть в собственной, изрядно поредевшей шерсти. И пожалел, что погорячился.

Во-первых, Домовушка обиделся. Не очень обиделся, так, слегка, но все же – он старался, вязал для меня «кожушок», предвкушая, как тепло мне будет в этом его рукотворном чуде. А я так резко, так жестоко отказался от его подарка – обидно, право слово!

А во-вторых, я действительно сразу же замерз. Снежок, такой мягкий и пушистый при взгляде на него из окошка, на ощупь оказался мокрым и колючим. Ветра не было, но зато был мороз, и не какой-нибудь легонький морозец, а морозище градусов пятнадцать. Теперь мне стало понятно, что не только от радости Пес носился по двору с такой скоростью, нет, не только.

Я тоже пробежался туда-сюда для порядка, а не потому, что мне этого хотелось. Хотелось мне домой, и всякая мысль о прогулке теперь казалась смешной и вздорной. Я даже разозлился на себя – надо же! Погулять ему захотелось! Обидел доброе существо, замерз как цуцик, да еще и простуду недолго схватить – а ведь не котенок, не ребенок, взрослый человек, то есть кот! Я уже направился к двери в парадную, как вдруг знакомый (и ненавистный) голос раздался за моей спиной:

– Какая встреча! А я уж думала, ты давно покинул наши места!

Я обернулся и нос к носу столкнулся с давней моей противницей, героиней кошмарных снов и кровожадных мечтаний – кошкой-бродяжкой. Сразу же признаюсь в мачодушном и недостойном чувстве – я был очень рад в тот миг, что обидел Домовушку и не надел его кожушок. Только представьте себе, что бы я услышал, если бы сейчас был в разноцветной попонке, как какой-нибудь жалкий пинчер!

Но кошка продолжала сочувственным тоном:

– Боже мой, да что с тобой? Ты совсем облез! Стригущий лишай, да? Могу посоветовать…

– Нет! – рявкнул я. – Это не лишай! И не надо мне твоих советов!

– Ну как знаешь, – сухо произнесла она. – Я только хотела тебе помочь. Стригущий лишай – очень серьезная вещь, можно и совсем без шерсти остаться.

Она обошла вокруг меня, покрутила хвостом в задумчивости и присела на порожке подъезда. Теперь, для того чтобы вернуться домой, мне надо было протискиваться мимо нее, что мне совсем не улыбалось.

– Говорят, ты живешь в пятьдесят второй, – сказала она, бросив на меня искоса любопытствующий взгляд. – И как там? Кормят?

Я молчал, решив ни в коем случае не вступать с ней в разговор.

– Я вижу, что не очень, – сказала она, поняв, что ответа ей от меня не дождаться. – Если это у тебя не лишай, то, значит, сказывается отсутствие белковой пищи.

– Линька это! – не выдержал я. – Обыкновенная линька!

– Я же говорю – отсутствие белковой пищи, – невозмутимо продолжала она. – Линька зимой бывает только тогда, когда мяса не дают. Что, жадные твои хозяева? О них вообще такое рассказывают!.. Такое!..

Она снова подождала ответа, но я молчал.

– Не так давно – осенью – милиционер в эту квартиру зашел и оттуда уже не вышел… Что с ним сталось, можешь ты мне рассказать?

Я взвыл:

– Нет! И оставь меня в покое! Неужели ты не поняла еще, что я не желаю иметь с тобой никаких дел! И разговаривать с тобой не желаю!

– Хам, – отозвалась она невозмутимо. – Как был хамом, так и остался. Только раньше ты был красивый хам, а теперь облезлый. Постыдился бы в таком виде появляться в обществе, нудист несчастный!..

Это меня доконало. Как ни сдерживал я свои низменные побуждения, убеждая себя, что драться с женщиной, пусть даже и кошачьей породы, гнусно и недостойно, после ее слов тормоза мои отказали, я размахнулся, чтобы хорошенько наподдать ей, но ее реакция была куда лучше моей. Она в мгновение ока отскочила на порядочное расстояние и оттуда продолжала дразниться всякими умными словами, как то: «мазохист», «нудист», «импотент» и даже «эксгибиционист».

Я прошествовал мимо нее с гордым видом, стараясь не показать, что ее слова доходят до моего слуха.

Радостное и светлое чувство, посетившее меня при пробуждении, было безнадежно испорчено. Знаете, бывают такие неудачные дни, когда все твои начинания, все твои – самые добрые – побуждения оказываются испаскужены, изгажены, причем чаще всего – тобой же, твоим нежеланием вовремя подумать, вовремя принять какие-то меры предосторожности, вовремя оглянуться или промолчать, наконец!..

В довершение этих неприятностей мне долго не открывали дверь, а когда наконец открыли, я был удивлен и еще больше раздосадован. Жаб, ругательски ругая меня, Домовушку, Ладу и всю эту нехорошую жизнь, сполз с подоконника, подтащил к двери скамеечку (потому что с пола ему было не дотянуться до замков) и отпер мне.

– А где Домовушка? – спросил я.

– Где-где – сидит под потолком тараканом!.. – сказал Жаб раздраженно. И хрипло прошептал: – Очень он на тебя обиделся, Кот. Пока ты с устатку дрых, он глаз не сомкнул, этот самый кожух тебе вязал и все приговаривал, как тебе тепло будет, и как ты порадуешься, и как согреешься… А ты отказался… То есть я тебя понимаю, в эдаком выйти на двор – лучше повеситься, но все ж таки…