Анатолий Калинин - Запретная зона

• Название: Запретная зона
• Автор: Анатолий Калинин
• Издательство: Госкомиздат СССР
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989

Писателя Анатолия Вениаминовича Калинина представлять не надо. Его произведения не просто известны, а стали, можно сказать, хрестоматией нашего времени. Гражданскую войну, раскулачивание, кровавые дороги Великой Отечественной, голод и разруху прошли сыны донских степей.

В романе «Запретная зона» повествуется о строительство Волго-Донского канала. «Запретная зона», являясь самостоятельным произведением, вместе с книгами «Товарищи», «На юге», «Гремите колокола!» входит в завершенный писателем цикл произведений о военных и послевоенных годах.

---

– Сколько же у нее барахла?! – удивился по телефону диспетчер автоколонны.

Но Федор не стал вступать с ним в объяснения.

– И полдюжины ребят. Аллюр три креста.

Для диспетчера автоколонны слово секретаря комитета комсомола было законом. Через десять минут трехтонка уже подъезжала к дому. Шестеро парней, приехавших на ней, с изумлением бросились выполнять распоряжение Федора: снять урожай с яблонь.

– Только веток не ломать! – сурово предупредил Федор.

Казак с косматыми бровями и его жена стояли в стороне и молча смотрели, как освобождался их сад от урожая. Они давно уже не помнили такого урожая в их старом саду. Шофер подъезжал на трехтонке прямо под деревья, и яблоки стряхивали с ветвей прямо в кузов. Не прошло и часа, как сад уже облегченно зашумел под ветром, потягивающим с нового моря, распрямились и взмыли кверху его ветви, а над кузовом автомашины желто-красным курганом поднялись яблоки. Стоя на подножке машины, Федор незаметно отвернулся, увидев, что слезы уже выступили не только на глазах у бывшей хозяйки этого сада. И может быть, еще никогда хозяевам его не казался таким опьяняюще-сладким запах этих последних, снятых с его ветвей яблок.

Но Федору надо было торопиться. Он спрыгнул с подножки машины на землю и подошел к казаку.

– Адрес?

Казак и его жена отчужденно смотрели на него.

– Куда нужно ваш груз доставить? – думая, что они оба уже по старости глуховаты, громче повторил Федор.

Казак, не отвечая, продолжал смотреть на него. Но жена его оказалась не в пример понятливее.

– Наш? – отрывая уголок платка от заплаканных глаз, переспросила она.

– Ну а чей же?! – нетерпеливо сказал Федор и, сдвигая обшлаг ковбойки, взглянул на стрелки часов. – Живее в машину и езжайте.

Тогда и казак понял. Вдруг он страшно удивил Федора. Он шагнул к нему и, хватая его за руку своими обеими руками, прижался к его плечу, отворачивая от него лицо и вздрагивая всем телом. При этом он что-то говорил Федору, но тот так и не смог ничего понять. Жена казака, дергая его за руку, старалась оттащить его от Федора.

Наконец Федор сумел все-таки разобраться в том, что хотел сказать ему казак.

– Спа-а-сибочка, с-сы-нок, – говорил он, заикаясь то ли от волнения, то ли от природы. – Во-о-зь-ми-т-те и с-се-бе.

– Нельзя, – Федор осторожно и твердо отстранил казака от себя. Поддерживая под локоть, он повел его к трехтонке. – Разгружайтесь и сейчас же отправляйте машину обратно.

Проводив глазами машину, он вдруг почувствовал себя таким утомленным, будто не яблоки стряхивал с ветвей, а камни. Он поднял с земли упавшее яблоко, надкусил его и вспомнил, что так и не снял телефон в доме. Нужно снять и поскорее уезжать от этого места.

Не открывая дверь, он услышал телефонный звонок. С удивлением поднял трубку. Кому еще могло понадобиться теперь оглашать эти сиротливые стены.

Он узнал голос:

– Это кто?

– Это я. – В тон ответил Федор.

– Попрошу без шуток, молодой человек, это все еще вы?

– Я вас слушаю, – вежливо сказал Федор.

– В таком случае я должна предупредить, что вы обязаны поставить сторожа.

Федор искренне изумился:

– Где?

– Я, кажется, выражаюсь достаточно ясно: в нашем саду. Чтобы ни одно яблоко не пропало. Я еще пришлю за ними машину. Вы меня слышите?

– Уже, – кратко сказал Федор в трубку.

– Что? Я вас не понимаю! – Лилия Андреевна возвысила в трубке голос. – Вы лично будете отвечать.

Сам не зная зачем, Федор протяжно свистнул в трубку.

31

За все три года со дня приезда на стройку Федор Сорокин только издали видел Автономова, слушая его выступления на диспетчерках и моментально запоминая каждую его фразу. И хотя этого было вполне достаточно, чтобы со временем и незаметно для самого себя влюбиться в Автономова так, что это давно уже стало притчей во языцех, в сердце у Федора давно жила неутоленная надежда, что наступит наконец и час их личной встречи Ослепительная картина этой встречи каждый раз рисовалась Федору примерно в одном и том же виде. Вызывает его к себе в кабинет Автономов и говорит своим трубным голосом: «Так вот ты, оказывается, какой орел. Слыхал, слыхал и поздравляю. Поручено мне от имени правительства вручить тебе высший орден Родины».

Федор и сам понимал, что картину такой встречи можно было лелеять лишь в самых затаенных надеждах, и поэтому искренне не поверил, когда к нему под навес на эстакаде позвонили из управления и сказали, что его вызывает к себе Автономов.

– Вадька, брось трепаться, – сказал Федор, уверенный, что его, по обыкновению, разыгрывает Зверев. И тут же осведомился. – У вас, я вижу, опять краны загорают? В чем дело?

Как правило, ребята на башенных кранах, на бетонном заводе и на монтажных площадках начинали заниматься розыгрышами в часы заторов с подвозкой бетона, арматуры для опалубки и частей гидроагрегатов, не зная, как убить время. Но суровый голос мгновенно отрезвил Федора.

– Трепаться вы будете, если вам позволят, в кабинете начальника стройки.

– Извините, я думал… – пробормотал Федор, но порученец Автономова, не дослушав его, уже повесил трубку.

Начало встречи с Автономовым почти в точности совпадало с тем, как она представлялась воображению Федора. Автономов, свежий, мужественный, подтянутый, со строгими и дружелюбно-насмешливыми глазами, вышел из-за стола навстречу ему на середину кабинета и произнес те самые слова, которые надеялся услышать от него Федор:

– Так вот ты, оказывается, какой орел. Слыхал, слыхал. – Но сразу же вслед за этим Федору пришлось услышать и совсем иные слова: – Ну что же, садись и рассказывай, комсомольский вождь, как ты от моего имени учиняешь суд-расправу над беззащитными женщинами. Только, смотри, говори все. Я брехунов больше всего не люблю.

Глянул Федор в эти, столько раз являвшиеся ему из тумана радужных надежд испытующие глаза и стал рассказывать все-все. Все, что знал об Игоре, Тамаре и Гамзине. Об анонимном письме в конверте с розовой подкладкой. О старом казаке, хозяине куреня, и его яблоках.

Автономов слушал, ни разу не улыбнувшись. Глаза его смотрели на Федора проницательно, даже печально. Не ускользнуло от них и минутное колебание Федора.

– Еще что? – спросил Автономов.

– Нет, больше ничего, – ответил Федор.

– Все?… – с сомнением переспросил Автономов.

– Все, все! – твердо заверил его Федор.

– А ты знаешь, что на языке закона вся эта операция, осуществленная тобой, называется административной высылкой, человека? – сформулировал Автономов.

Федор мгновенно приуныл. Он понял, что обольщаться ему никак не стоит. Еще в голосе порученца Автономова по телефону ему почудилось что-то недоброе. И теперь, услышав слова Автономова, он понял, что над его головой сгустились такие же грозовые тучи, какие сейчас заволакивают небо над стройкой. Федор и раньше слыхал, что Автономов не терпит самоуправства. Тем более не прощал он, когда кто-нибудь прикрывался его именем. А ведь на врученной Клепиковой бумажке за подписью коменданта поселка черным по белому значилось, что переселение производится по распоряжению Автономова. Федор сам отстукал это распоряжение одним пальцем на пишущей машинке в комитете комсомола, а Вадим Зверев подписал его за коменданта поселка министерской подписью. Вадиму теперь хорошо, он, ни о чем не подозревая, сидит себе в кабине своего крана, взирая на все с высоты птичьего полета. А Федор сидит перед лицом самого Автономова и ждет его приговора. Ждет, что его немедленно изгонят со стройки. Отсюда он должен будет отправиться прямо на поезд. Не такой ему представлялась встреча с Автономовым. И когда ушей Федора вдруг коснулись последние слова Автономова, он затрепетал от неожиданной радости. Он почувствовал, как жизнь опять начинает возвращаться в его измученное сердце.

– И этого для данной особы еще мало, – с печальной суровостью сказал Автономов. – Она должна еще благодарить судьбу, что так отделалась. Как ты называешь этот ее… курень?

– Кодлой, Юрий Александрович, – со смущением ответил Федор.

Разговаривая с Грековым, он ничуть не стыдился произносить это слово. Но Греков другое дело. Греков – не Автономов. И отношения у Федора с Грековым тоже были совсем иные.

– Кодла и есть, – серьезно ответил Автономов. – Пришла пора разрушить эти змеиные гнезда. Конечно, не такими методами. Но я надеюсь, что это в первый и последний раз.

– В первый и последний, – как эхо откликнулся Федор.

– Мы еще недооцениваем всей той опасности, которая исходит из этих гнезд. А может быть, у нас и не дошли еще руки. Но пора бы им уже дойти. – Автономов опять вышел из-за стола и стал ходить по зеленой ковровой дорожке длинного кабинета – десять шагов вперед, десять назад. Доходя до стены, он поворачивался круто, сразу всем корпусом, но дальше шел по дорожке медленно. Одну руку он заложил за борт своей сталинки. – Довольствуемся тем, что имеем дело с человеком в школе, на производстве, в комсомоле, в профсоюзе, в партии, воспитываем его на собраниях, на агитпунктах. А он вдруг сразу после собрания попадает в такую кодлу, в объятия какой-нибудь Лилии Андреевны, и там ему производят окончательную шлифовку. Опутывают его паутиной, отравляют всевозможной мерзостью. Там умеют обласкать, сыграть на самых отзывчивых струнах. Умеют и проявить участие, когда мы остаемся равнодушными к чужой беде, – и, останавливаясь на полпути к стене на половине ковровой дорожки, Автономов круто, на каблуках, повернулся к Федору. – Как, по-твоему, все это называется, комсомольский вождь?