Эпосы, легенды и сказания - Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака

• Название: Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака
• Автор: Эпосы легенды и сказания
• Издательство: Правда
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1986

«Самак-айяр», книга о «великодушном разбойнике» Самаке, открывается историей, которая, казалось бы, вполне может считаться «рамкой»: повестью о царевиче Хоршид-шахе, о его любви к царевне из Чина Махпари. Самак-айяр появляется только в пятой главе и довольно скоро вытесняет предполагаемого главного героя. Вместо множества миниатюр, вплетенных в пышный орнамент «обрамленной» повести, в книге «Самак-айяр» появляется единое полотно, которое развертывается перед читателем не повторяясь, но и не обрываясь. Возможно, эта ткань более грубой выделки, но она цельная и крепкая.

---

При этих словах Термеше воскликнул:

– Клянусь всемогущим богом, что братья-мясники невиновны и ничего про это дело не знают!

– Ах ты презренный! – закричал шах. – Да ты не только проворонил двух богатырей, которых тебе доверили стеречь, не только плохо смотрел за моей темницей и допустил, чтобы чести моей урон нанесли, ты еще напрасно оговорил двух достойных юношей! Еще бы немного – и я бы казнил невинных, взял бы на душу грех!

– О шах, сил не хватало от палок боль терпеть, – отвечал Термеше, – я думал этой хитростью себя спасти.

Шах приказал привести тех юношей во дворец. Зашумели кругом: «Помилование! Помилование!» – и в городе начались радость и ликование. Шихне пошел и привел братьев с виселицы во дворец. Шах обласкал их, оказал им милости и одарил, а потом отпустил. Вышли они из шахского дворца, весь городской люд возрадовался.

А Термеше говорит:

– О шах, дело ясное: это все Самак подстроил. Коли дадут мне десять знающих и надежных людей, я с их помощью его изловлю, ведь из города он уйти не мог.

– Ладно, так и сделай, – согласился шах.

Вышел Термеше от шаха, а с ним сарханги пошли. Привели они десятерых почетных горожан, чтобы те помогли Термеше, и они все вместе отправились к тюрьме. Тело негра Джендрая все еще там валялось. Схоронили они его, а Термеше принялся по всей темнице рыскать – нигде не нашел ни щелки, ни дыры никакой. Заглянул он в колодец, говорит:

– Веревку принесите.

Термеше обвязался веревкой и залез в колодец. Опустился на дно, увидел родник и тот проход увидел. Перебрался он через поток и оказался в колодце, который выходил в баню. Тогда он воскликнул:

– О горе, столько времени за шахской тюрьмой смотрю, а невдомек мне, что через этот колодец наружу можно выбраться. Знать, великий человек этот Самак, под счастливой звездой родился, коли сумел эту дорожку разведать! Наверно, она ему издавна известна, или кто-нибудь из старожилов городских ему рассказал – иначе как бы ему удалось за одну ночь ее разыскать?

Поспешил Термеше к шаху и доложил ему обо всем.

– О шах, вели дороги перекрыть, а я пойду по городу искать, ведь они еще здесь, – сказал он.

Шах приказал шихне послать людей к городским воротам, чтобы все выходы охраняли, а Термеше отправился в город ловить Самака, сыновей Кануна и Дельарам.

Самак в это время был в доме Сорхварда вместе с Сиях-Гилем, Самом и Атешаком, а Сорхвард ходил в шахский дворец. Вернулся он и рассказал, что по всем дорогам охрану выставили и все такое.

– Садись, братец, успокойся, – сказал ему Самак. – Коли бог захочет, я все устрою. Постараюсь нынче ночью доставить к тебе связанным этого проклятого Мехран-везира, ведь все зло от него идет.

Сорхвард его похвалил, и они сели вино пить, как вдруг Самака боль в животе одолела. А у него бывали такие боли, что он по неделям в беспамятстве лежал, пока недуг не отпустит. Скрутила его эта хворь, свалился он наземь, катается от боли. И вот лежит Самак в доме Сорхварда, хворает, и Сиях-Гиль с Самом тоже там пребывают.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. О том, как Хоршид-шах с войском Мачина сражался, а тем временем Хаман-везир из Халеба ему на выручку пришел

Вернемся к рассказу о Хоршид-шахе. Составители этой книги поведали, что сошлись в поединке Катран-пахлаван и Фаррох-руз, но ни тот, ни другой не победили. Договорились они, что на следующий день снова выйдут на поле, и вернулись к своим шатрам, дожидаясь часа, когда долгая ночь придет к концу и день потеснит ночные полчища. Властитель небес высунул голову в оконце небосвода, показал свой лик из-за гор и очистил мир от темени и мглы, так что стало видно, где земля, а где воздух. Лишь только солнце засветилось, в обоих лагерях раздался грохот военных барабанов. Войска, бескрайние, как море, пришли в движение, воины облачились в броню и выступили на поле битвы. Смельчаки стали искать боя, а слабодушные изготовились бежать. На поле вышли старшины, выстроили оба войска как положено: левое и правое крыло, передовой край и середина.

Хоршид-шах расположился посреди войска, Фаррох-руз – возле него. По правую руку он поставил Шируйе, сына Шир-афкана, войска левой руки Самур-пахлавану поручил, передний край – Карамуну, а середину Санджар-пахлавану доверили.

Газаль-малек отдал правое крыло в управление Катуру, брату Катрана, а левое – Самрану и Гиль-Савару, который прибыл на помощь, когда захватили Катрана, но сразу по прибытии заболел и пролежал больной все это время. Но в тот день он стоял вместе с Самраном на левом краю войска. А в самой середине был Сейлем.

После того как оба войска построились, из середины полков

Газаль-малека выехал на поле Катран. Проскакал он по полю, грозно крича и выхваляясь, оружием потрясая, выпады совершая, подъехал к передовому отряду Хоршид-шаха и воскликнул:

– О Фаррох-руз, что же ты медлишь? Твой соперник на поле брани. Коли держишь ты свое слово, выходи силами помериться!

Услышал его Фаррох-руз, спешился, подпругу подтянул, ремни затянул, вскочил в седло и выехал на мейдан. С боевым кличем подскакал он к Катрану и закричал на него страшным голосом:

– К чему все это самохвальство и показное рвение?! Что за охота прославлять собственную силу?! Ты полагаешь, что постиг ратное искусство и воинскую доблесть? Так покажи, на что ты способен, похвальбу же оставь!

Схватились они за копья, бросились друг на друга и бились упорно, пока не сломались копья в их руках, но ни один не одержал победы. Отшвырнули они обломки копий, хлопнули в ладоши, вытащили арабские мечи из ножен и подняли над головой щиты. Подобно могучим кузнецам, колотящим по наковальне, разили они мечами друг друга, пока от мечей не остались одни рукоятки, а от щитов – обломки. Но ни один из них не добился победы.

Ослабили они поводья коней, малость передохнули, а потом взялись за свои крылатые, украшенные слоновой костью хорез-мийские луки, вынули из колчанов тополевые стрелы и выехали на поле. Долго стреляли друг в друга, пока луки не сломались и стрелы не вышли, но победа не досталась никому. А солнце уж дошло до вершины небес, и миром завладела жара, а гравий накалился. Вышли с обеих сторон старшины и развели бойцов, так как рвение их цссякло. Тотчас забили отбой, и оба войска повернули вспять и отправились отдыхать. По обе стороны обсуждали доблесть Катрана и Фаррох-руза, пока не наступила ночь. А тогда выставили караулы.

Сочинитель этой истории и рассказчик событий повествует, что, когда Катран, и Катур, и Сейлем, и Мехран-везир выбрались на свободу и их увезли из ущелья Бограи, Хоршид-шах послал письмо шаху Фагфуру, а в том письме написал: «О шах, здесь у нас бог весть что творится, а Мехран-везир, которого ты отправил нам в помощь, предал нас, и все эти невзгоды из-за него. Он по дороге призвал войско Мачина, чтобы они захватили все имущество и уничтожили отряд. Но господь просветил нас на этот счет и помог нам их одолеть и захватить Катура, Сейлема и Мехран-везира. Хоть неприятель успел истребить много народу из числа тех, что ты послал, но и мы еще больше врагов положили и захватили немало добра. Кроме тех, что полегли на поле битвы, мы взяли много пленных и всех их казнили. Когда очередь дошла до Катура и Сейлема, выяснилось все про измену Мехран-везира, обнаружились его письма и записки. Тогда мы отправили пленников в ущелье Бограи, но оттуда их похитили – такова была божья воля. А теперь хорошо бы нам прислать подкрепление – ведь к неприятелю каждый день прибывают новые силы из Мачина. Хоть мы ничего не боимся и не страшимся, но дух войска неустойчив».

Когда письмо дошло до Фагфур-шаха, тот его прочел, смысл уразумел, и деяния Мехран-везира вышли наружу. Фагфур себе сказал: «Чуяло мое сердце, что Мехран-везир непутевые речи ведет, да я это про себя держал, вот и сам с толку сбился! Конечно, весь беспорядок, всю смуту этот негодяй посеял, и пошла вражда между Чином и Мачином. А придумал он все это в тот день, когда сына своего на мейдан выслал против Хоршид-шаха, вот он и устроил все эти козни. Самак-айяр его насквозь видел. Ишь как Мехран добивался, чтобы я Хоршид-шаха казнил! Хорошо хоть тут я его не послушался. Я-то пытался царевича погубить, да господь его спас, от наших рук уберег: я злоумышлял против него, а судьба была ему другом, и бог дал ему шахскую власть. Теперь мне одно остается: самому вместе с войском идти и прощения просить, а потом врагов отразить, так как дела пошли из рук вон плохо».

Вызвал он тотчас писца, объяснил дело и приказал разослать грамоты по всей стране, спешно собрать войско. Поскакали гонцы во все концы, и вот уже идет к Чину пахлаван Кавард из города Тирвард, ведет пять тысяч отборных воинов, а из города Араман с десятью тысячами лихих всадников Азерджуш торопится, а из области Дор с семью тысячами войска Арманман выступает.

Фагфур распахнул казну, все прибывшие войска – а собралось их сорок пять тысяч – ласково принял и одарил, выдал всем снаряжение и вооружение, приготовил несколько вьюков золота и серебра да обоз в триста вьюков со всякой всячиной, а для Хоршид-шаха заказал шатер из красного атласа, на шелковых шнурах, на двадцати четырех колышках с каждой стороны. Назначили они день, когда из города выступать, как вдруг слышат: бьют у городских ворот барабаны военные, литавры и трубы гремят так, что Фагфур задрожал на своем троне, побледнел весь от страха, а весь город в смятение пришел.