Питер Кэри - Моя жизнь как фальшивка

• Название: Моя жизнь как фальшивка
• Автор: Питер Кэри
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-07875-4

… Эта история началась на задворках цивилизации вскоре после войны как безобидная шутка. Посредственный поэт Кристофер Чабб решил доказать застойному австралийскому обществу, что поэзия жива, – и создал Боба Маккоркла, веломеханика, интеллектуала и автора гениальных стихов, равных которым еще не знала мировая культура. Случился страшный скандал – редактор, опубликовавший их, отправился под суд за оскорбление морали и встретил таинственную и незаслуженно жестокую смерть. Но личина оказалась живучей: на суде человек, которого быть не должно, встал и заявил, что Боб Маккоркл – это он. Поэзия и впрямь ожила – чтобы мстить своему создателю.

И тем, кто пойдет по стопам нового Франкенштейна, даже в ночном кошмаре не может привидеться, насколько жестокой окажется эта месть. А читателю предстоят бессонные ночи и попытки распутать тенета самой изобретательной мистификации литературы XX века.

Роман дважды лауреата Букеровской премии Питера Кэри «Моя жизнь как фальшивка» – впервые на русском языке.

---

Я уже помирал, ясное дело, но вынужден был слушать летопись преступлений нашего общего врага.

– Кайя-кайя, – сказал мне раджа, – содержит наложницу.

– Какой ужас, – содрогнулся я.

– Это бы еще ничего, но он публично отдает ей предпочтение перед женой.

Я сокрушенно прищелкнул языком.

– Нет, и это, в принципе, допустимо, но супруга – королевской крови, ее нельзя унижать безнаказанно. Знатному человеку нелегко утратить доверие народа. Но этот постарался на славу. Родные дети перестали его уважать, они ходят, подогнув пальцы ног, передразнивая утиную походку папаши… Вы же понимаете, – продолжал раджа, – люди всегда готовы подчиняться тем, кто выше их. Мои воины будут стоять на страже всю ночь, повинуясь приказу, но они знают, что я не посрамлю их имени. А этот тип – завзятый лжец, и его людям это известно. Берет в долг и не платит. «Остин-ширлайн» он заприметил на выставке в Джорджтауне. И – вот мерзавец! – сказал, будто хочет прокатиться, испытать машину, а сам удрал и не вернулся. Ограбил китайца. Китаец подал в суд. Как раз в то время я приехал в Куалу-Кангсар сыграть в поло и решил посмотреть, на какие уловки пустится кайя-кайя, чтобы оправдаться. Это оказалось еще смехотворней, чем я мог ожидать, мистер Чабб! Нет, говорил он судье, ничего не было. Китайца он в глаза не видел. «Остина» не брал. Он даже не знает, что такое «остин». Британский лорд? Нет? Машина? Машины он терпеть не может, если хочет куда-то добраться, его несут. И так далее. К сожалению, против раджи дело выиграть невозможно: судья-малаец, естественно, вынес приговор не в пользу китайца. Но есть на свете справедливость, мистер Чабб: вскоре «остин» сломался, а оранг-кайя-кайя не мог обратиться ни к одному механику – и уж конечно не к китайцу. Весь сезон дождей машина стояла у реки, гнила и ржавела, под конец вся обросла ротангом. Она бы в землю ушла, не появись черт знает откуда белый механик. Этот белый человек еще не знал, что его ждет, но теперь у него не больше шансов вернуть себе свободу, чем у краба, польстившегося на приманку.

Тут Кристофер Чабб и сообщил радже, что как раз этот механик украл его дочь. По словам Чабба, он рассказал все откровенно, не тая подробностей, и раджа, как он и надеялся, воспылал праведным гневом, хлопнул себя по ноге и заявил, что девочку надо вернуть во что бы то ни стало. Вопрос чести. А для кайя-кайя – бесчестье, поскольку его преступления будут тем самым разоблачены перед власть предержащими.

Незнание языка и затянувшаяся болезнь мешали общаться с туземцами, а потому Чабб понятия не имел, какое впечатление произвела его история в деревне. Внешне люди это никак не выражали, но в глубине души все сочувствовали его беде. Правда, на следующий день в реку пришел косяк какой-то рыбы, похожей на кефаль, и все жители, включая женщин и детей, сперва собирали урожай, а затем раскладывали добычу на солнцепеке для просушки.

Лишь через пару дней – к тому времени морской бриз занес вонь сохнущей рыбешки даже в рума ибу – выздоравливающий австралиец решился встать на ноги и спуститься вниз, к топям. На его глазах два челнока отплыли вверх по течению. Ему, конечно, и в голову не пришло, что экспедиция может иметь какое-то отношение к его делу, и вечером Чабб с удивлением услышал, что среди гребцов был сам раджа. Спустя два дня Кесил Бонгсу возвратился в деревню с известием: похититель обнаружен – он живет в глухом лесу примерно в миле по реке от дворца своего покрытого бесчестием покровителя. Сперва подумали, что механик сбежал, но ошиблись. Девочка при нем, а также – китаянка с Суматры, чей муж был убит амбонскими пиратами, как только супруги прибыли в Перак. Женщина прилипла к белому человеку, будто пиявка. Гребцы видели, как она карабкалась на деревья. Словно обезьяна. Женщины не лазают по деревьям, это всем известно, а потому гребцы здорово развлеклись, отпуская грубые шутки насчет женских бедер, плотно сжимающих гладкую кору, и тому подобное. Когда женщина спустилась с дерева и вместо плодов принесла цветы, их веселью и вовсе не было конца. Даже те, кто живет выше или ниже по течению и никогда не видел механика и его спутниц, теперь слыхали про женщину-обезьяну.

Но, судя по всему, когда раджа Кесил Бонгсу упоенно рассказывал про свой поход, его супруги взирали на чужеземца неблагосклонно. Малаец не согласился бы занять рума ибу, даже если сам хозяин ему предложил, вежливость требовала отказаться. Чабб понятия не имел о своем промахе и лишь годы спустя сообразил, как злились на него женщины, которым главная комната принадлежала в обычную пору.

– Может, – сказал он мне, – потому-то мужчины и поспешили за моей дочерью – чтобы поскорее от меня избавиться? Кто знает, мем.

На седьмой день Чабба разбудил истошный визг. Обезьяны, подумал он, не вникая особо. Одевшись, он открыл банку «Спама» и, за неимением столовых приборов, съел содержимое руками. Вопли продолжались, и пока Чабб мыл руки после еды. Свинья? Но его хозяева – мусульмане, быть такого не может. Наконец он решил выйти на песчаную площадку у дома, которая, к его удивлению, оказалась совершенно пуста. Теперь эти вопли показались ему зловещими. Чабб поспешил к реке, откуда они доносились, и там застал все население деревни: люди стояли в низине, прилив доходил им до щиколоток. Вообразив, что там творится некое религиозное действо, Чабб из деликатности остановился с краю, но, едва заметив его, туземцы расступились, и он увидел большую тростниковую корзину, на ее дне тонким слоем плескалась вода. В таких корзинах, только поменьше, не столь прочных, оранг-кайя-кайя подвешивал под домом цыплят.

Читатель уже угадал, какой породы было это животное, но Кристофер Чабб был искренне потрясен, когда тварью, дико вопящей в клетке, оказалось его любимое дитя.

Он не мог вынести ее ужаса и на полусогнутых ногах, осторожно побрел к ней по грязи.

– Ну-ну! – сказал он. – Все в порядке.

Но, разумеется, все было отнюдь не в порядке. Едва ханту протянул к ней руки, девочка замерла, а тот, сочтя молчание знаком согласия, просунул руку между прутьями и хотел погладить девочку по волосам.

Люди видели, как рука проникла внутрь клетки, потом услышали вопль, и рука отдернулась. Девочка заорала громче прежнего, корзина подскакивала в грязи, словно морское животное, выброшенное на берег. Все стояли неподвижно, будто окаменев. Только раджа едва заметно шевельнулся, и у Чабба кровь застыла в жилах, когда он увидел, как тот приглаживает тоненькие усики.

Раджа что-то коротко сказал, ни к кому в особенности не обращаясь. Затем, не удостоив гостя даже взглядом, вместе со свитой удалился в деревню.

Когда повелитель ушел, никто больше не глянул в сторону Чабба, но общий гнев был так же явственно осязаем, как липкая жара. Кто бы не рассердился на их месте? А уж малайцы, такие нежные с детьми, сразу поняли, кто настоящий похититель.

Они горестно следили за тем, как юноши осторожно продевают бамбуковые шесты в петли корзины и поднимают на плечи белую девочку. Чабб шел вслед, будто за гробом, а малышка кричала в бессильном отчаянии.

В доме раджи ее сначала понесли в рума ибу, однако жены запротестовали, и клетку переместили на веранду. Выпустить пленницу не решились, но принесли ей мисочку черного рисового пудинга и два банана.

Чабб наблюдал все это со стороны и остро чувствовал женское неодобрение, однако, не владея языком, не мог оправдаться. Он видел, как женщины приближались к клетке, одна из них протягивала пудинг на пластмассовой ложке и негромко ворковала, пока грязная маленькая ручка, просунувшись между прутьями, не хватала угощение.

– Так скверно было на душе, – поведал мне Чабб, – что я сперва даже не заметил раджу.

– Я потерял лицо из-за этого идиота кайя-кайя, – мягко пришепетывая, заговорил его благодетель, и нужно было заглянуть ему в глаза, чтобы понять, как он взбешен.

– Мне очень жаль.

– Ты отвезешь ее обратно.

– Нет.

– Вместо ответа, мем, он со всего размаха ударил меня по лицу. Я посмотрел на этого человека, который поначалу казался мне таким изнеженным, и понял, что он вполне способен убить. У меня маловато мужества, но выхода не было. Я сказал, что никому не отдам мое дитя. Эту ночь я провел беспокойно.

43

К УТРУ ВОПРОС О СУДЬБЕ РЕБЕНКА БЫЛ РЕШЕН, ПОСКОЛЬКУ в деревню самолично прибыл Маккоркл, окруженный толпой взбудораженных таможенников. Его они сопровождали не угрюмо и подозрительно, как Чабба, а с восторгом зрителей, обступивших гладиатора: толкались локтями, чтобы пробиться поближе к своему герою и женщине-обезьяне. Боб и китаянка несли на головах большие холщовые мешки.

Молодые люди подвели гиганта к порогу дома раджи Кесил Бонгсу, и здесь Боб сбросил ношу наземь.