Жоржи Амаду - Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага

• Название: Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага
• Автор: Жоржи Амаду
• Издательство: Локид
• Жанр: Современная проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-320-00175-4

Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.

---

Преувеличивали ли газеты, подняв шумиху вокруг переселения проституток с Баррокиньи на Ладейру-до-Бакальяу, вызвавшую панику и переполох и побудившую к неповиновению всю зону, где живут проститутки? Да и могла ли печать выступать за выселение всего лишь шести жалких домишек в Баррокинье? Даже когда вопрос касается борделей, надо уметь сохранять приличие.

Правда ли, что полиция выдала ордер на арест некоего Антонио де Кастро Алвеса, поэта, а возможно, бродяги, студента, а возможно, нарушителя спокойствия, прочесав в поисках подозреваемого районы Баррокиньи и Ажуды, в общем, всю припортовую зону, тогда как вышеупомянутый поэт умер более ста лет назад и на одной из площадей Баии стоит воздвигнутый ему памятник? Так ли это действительно, или это инсинуа­ция легкомысленного журналиста, имевшего намерение дискредитировать полицию? Приказ, отданный комиссаром Лабаном, не любившим поэтов, был, конечно, смешным, но небезосновательным. Ведь некий бледнолицый молодой человек с подкрученными усами и пылающим взором появлялся в часы стачек, его видели возвышающимся над демонстрантами, ну, кто же это мог быть, как не поэт Кастро Алвес? Умер сто лет назад? Ну, так что с того, разве мы не в Баии? Ведь сказала же Мария Петиско: «Его светлый, невероятно красивый образ над народом». И, чтобы закончить, ещё один последний вопрос: «Что же это было, демонстрация или процессия Святого Онофре, покровителя проституток?»

Столько же всего нужно прояснять. Все так запутано, везде беспорядок и анархия в деле этой закрытой корзины.

Забастовка закрытой корзины – окрестила печать демонстрацию протеста проституток. Среди падших женщин издавна принят и до сих пор существует благочестивый обычай – не принимать мужчин с полуночи Святого четверга до полудня субботы, иными словами, закрывать корзину. Этим тщательно соблюдаемым обычаем католички отмечали в злачных местах Святую неделю. Однако в данном случае речь шла совсем не о благочестии женщин Баррокиньи, тем более что большинство моряков, как правило, – представители различных религиозных сект, чаще протестанты.

16

Бакалавр Элио Котиас, «джентльмен от полиции», по меткому выражению хроникёра Лулузиньо (в некоторых кругах известного под кличкой Распутная Лулу), не скрывает своего раздражения:

– Где вы шляетесь, дьявол побери, чем заняты?

Живоглот бормочет извинения, комиссар Лабан предпочитает хранить молчание, глядя на полицейского инспектора холодным пристальным взглядом: «Ничтожество, папенькин сынок, дерьмо. Не поднимай на меня голос, я этого не выношу. А если ты это сделаешь, то я тебя проучу: я не служащий частной фирмы, и никто мне не сказал, что я заработаю на сделке». Глаза комиссара, холодные и мутные, повергают в дрожь. Полицейский инспектор смягчает тон, отдавая распоряжение:

– Я хочу видеть женщин здесь и сейчас. Всех. Возьмите машину радиопатруля и привезите их сюда. И мы посмотрим, переедут они или не переедут.

Комиссар в сопровождении Живоглота направляется к выходу, но, подходя к двери, принимается демонстративно насвистывать какую-то песенку. Руки бакалавра сами собой сжимаются в кулаки: такому, как он, чувствительному человеку приходится сотрудничать с подобными типами – нелегкое дело! Однако ожидаемое вознаграждение…

Назначение бакалавра Элио Котиаса на пост инспектора Управления по делам Игр и Нравов явилось, по заявлению одной дружественной газеты, явным доказательством решения властей обновить кадры гражданской полиции путем привлечения в неё достойных людей, пользующихся доверием населения. Родившийся в семье благородного происхождения и весьма удачно женившийся (на Кармен, родственнице владельца фирмы «Сардинья»), он как раз этим утром выслушал похвальные слова от дядюшки жены в свой адрес. Тот позвонил, когда Элиас был ещё в постели с тяжёлой головой от выпитого вчера так называемого шотландского виски, о чём свидетельствовала наклеенная этикетка. Но вот Бада, супруга депутата, была действительно богиней, статуэткой Танагры, бакалавр её так назвал, а она растаяла. В её глазах он увидел свое ближайшее будущее в розовом цвете.

И всё-таки тон старика был пренебрежительным, и это вызвало раздражение, ну, и желание на ком-нибудь сорвать его. Он было попытался выразить Кармен своё отношение к её родственнику, но та не дала ему это сделать, заявив: «Нет, нет, дядя Иполито, мой дорогой, – табу!» В полицейском управлении он с удовольствием бы обругал всю эту свору негодяев, но храбрости ему не хватило. Глаза у комиссара, как у покойника в мертвецкой или закоренелого преступника. Злость свою он спускает на хозяек женских пансионов Баррокиньи.

Пожаловали они все шестеро; аудиенция длилась всего несколько минут. Их втолкнули в кабинет инспектора, который тут же обрушился с бранью. Вот где бакалавр отвёл душу, он даже стучал по столу кулаком.

– О чём вы думаете? Что в Баии нет власти, что ли?! Получили приказ о переселении, адреса, где вам следует договориться об оплате и первом взносе, и что? Ведёте себя так, будто ничего не получали, и продолжаете безобразничать в Баррокинье. Что за безумие?

– Мы не можем жить, где всё сгнило: полы, стены, двери. Ни жить, ни принимать клиентов, – осмелилась ответить Акасия, седая и кривая на один глаз сводница, хозяйка пансиона, где живут восемь проституток. – Вонючее место!

– А у меня имеется акт Управления здравоохранения, где сказано, что дома соответствуют гигиеническим нормам. Уж не желаете ли вы жить в богатых особняках Корредора-да-Витории, Барри или Грасы? О чём вы думаете?

– Но, сеньор… – попыталась вставить слово Ассунта.

– Замолчи! Я приказал вас привезти совсем не для того, чтобы пробавляться беседой. Место прекрасное, оно одобрено управлением и полицией. Так что разговаривать не о чем. Срок даю до завтра. Если завтра хоть кто-то из вас окажется в Баррокинье – пеняйте на себя. И не жалуйтесь. Я вас предупреждал по-дружески.

17

Вечером, проезжая мимо полицейского участка, бакалавр Элио Котиас пожелал узнать, что слышно о переселении.

– Где комиссар Лабан?

– Вышел по служебным делам.

– А Николау?

– Тоже. Они ушли вместе.

Должно быть, чтобы проверить, как идёт переселение, они же за него ответственны. Срок, во всяком случае, установлен. В автомобиле его ждёт Кармен. Они едут к депутату играть в карты; там будет несколько супружеских пар, и все из высшего общества; инспектор улыбнулся, подумав о Баде. Прошлый раз он сказал ей, что она похожа на статуэтку Танагры, сегодня он скажет: вы – загадочная Джоконда Леонардо да Винчи. Только ни в коем случае не пить в этом доме виски, эту подделку, уж лучше выпить стакан пива.

Обнаружив, что они опаздывают, он велит шоферу ехать кратчайшим путем. Машина едёт тёмными улоч­ками, фары освещают женщин, стоящих у дверей заведений и зазывающих мужчин. Кармен смотрит на них с любопытством.

– Так этими женщинами теперь командуешь ты? Выходит, мой маленький Элио – король проституток. Очень мило!

– Ничего не вижу милого, это ответственный пост, очень ответственный!

Машина выезжает на Байшу-дос-Сапатейрос и едет по направлению к Назаре.

18

В королевстве бакалавра Элио Котиаса, инспектора Управления по делам Игр и Нравов, всё идёт своим чередом. В лабиринте плохо освещённых улиц женщины ловят клиентов, предлагают свои услуги, зазывают, приглашают, пуская в ход традиционный набор вздохов, шепота и мольбы. В дверях и окнах выставлен товар лицом, товар дешёвый. Некоторые, получше одетые, накрашенные, с традиционной сумочкой, отправляются на улицу Чили, в тамошних отелях часто останавливаются фазендейро и коммерсанты, приезжающие из провинции.

В барах как завсегдатаи, так и случайные посетители, пиво, коньяк, крепкие коктейли, кашаса. Сводники, альфонсы, а также художники и поэты-романтики. В «Цветке Сан-Мигела» высокий блондин с остроконечной бородкой рисует с натуры, это немец Хансен, он делает наброски фигур, предметов обстановки, отдельных бытовых сценок, одновременно беседуя с женщинами. Все они его приятельницы, ему знакома жизнь каждой.

В кабаре играют джаз-оркестры, тапёры, парочки выходят на площадку, танцуют фокстроты, румбы и прочие танцы. Время от времени звучит аргентинское танго. За час до полуночи начинаются выступления певцов, балерин, гимнасток – все низкого пошиба; после выступления они ждут приглашения провести ночь, за которую берут чуть больше, чем обычно принято.

Жизнь бурлит определённое время, больше всего клиентуры от девяти до одиннадцати, потом спад. Старые, молодые и зрелые мужчины как среднего достатка, так и бедные, иногда заглядывают и богатые (богатые, как правило, посещают комфортабельные укромные дома, они приходят почти всегда в начале вечера), грузчики, солдаты, приказчики, студенты, люди всех профессий и представители богемы, стареющие за столиками дешевых баров и навевающих меланхолию кабаре. Шумная утомительная ночь, иногда отмеченная страстью, иногда страданием.