Виталий Волович - На грани риска

• Название: На грани риска
• Автор: Виталий Волович
• Жанр: Путешествия и география

Автор - известный ученый и путешественник. В книге рассказывается об опытах по влиянию экстремальных условий среды на человека, в которых он участвовал лично. Испытания проводились в тропическом океане, пустыне. Другие очерки рассказывают об акулах, приключениях в Арктике, о космонавтике. Повесть о дрейфующей станции Северный полюс-2".

---

Когда Миляев "в духе", то в промежутке между наблюдениями он может увлеченно прочитать краткую лекцию по астрономии. За несколько дежурств с ним я уже научился находить на ночном небе Полярную звезду, серебристые крупинки Плеяд, сверкающих близнецов Кастора и Поллукса. Но обычно, промерзнув до костей, Николай Алексеевич мчится к себе в палатку, заглянув по дороге в брезентовый павильон, где мерно тикают самописцы магнитного поля Земли.

Вот и сегодня день выдался "не лекционный". Спиртовой термометр показывает сорок четыре, значит, на снегу все пятьдесят. За полчаса мы оба превратились в елочных дедов-морозов. Бороды, усы, брови - все бело от густого инея. Наконец он "взял" последнюю звезду и, отпустив меня, вприпрыжку побежал определять наш сегодняшний адрес в Ледовитом океане.

– Миляев, неси координаты: "срок" подходит! - крикнул, выглянув из палатки, Курко.

"Срок" - это значит Костя уже связался с береговой радиостанцией, постоянно следящей за нами, и готов передавать (это происходит четыре раза в сутки) очередные координаты, погоду и традиционные ОК, что значит "все в порядке".

Половина палатки занята широким столом с радиостанцией ПАРКС-0.08, по обеим сторонам которого расположились две походные койки. Под ними тяжелый ящик с аккумуляторной батареей. Ее время от времени заряжают с помощью ветродвигателя. Если же ветра нет, радисты запускают бензиновый одноцилиндровый движок.

В запасе у радистов был и нестандартный рейдовый передатчик. С его помощью можно было установить связь с радистами на мысе Шмидта. А на случай "полундры" в тамбуре, тщательно упакованный, лежал аварийный самолетный радиопередатчик с ручным приводом и змеем для подъема антенны. Почти все научные группы дрейфующей станции работают впрок. Материалы, добытые ими с такими трудами, будут обработаны специалистами и проанализированы только после окончания дрейфа. Другое дело метеорологи. Их данные ждут с нетерпением синоптики на берегу. Наша информация открывает перед ними ранее неведомые возможности. Сразу же повысилась точность метеопрогнозов.

Работа на камбузе превращается в ежедневное тяжкое испытание. Стенки фюзеляжа великолепно задерживают ветер, но металл будто впитывает весь холод полюса недоступности. Поутру температура на камбузе не многим отличается от наружной. Деревянный щит на полу покрывается толстым слоем льда. Лед всюду в бачках, в мисках, в чайнике. Стены и полки густо украшены белым пушистым "мхом".

С тихой грустью я вспоминаю добрую старую, пропахшую борщами и жареным луком КАПШ-2. Когда в ней становилось холодно, я накачивал до упора примусы, и они в пять минут нагоняли жару. Но о примусах теперь придется забыть навсегда. Дело в том, что они стали небезопасны. После нескольких недель работы я с удивлением обнаружил, что примусы не стоят "на ногах": их днища вздулись и превратились в полушария. Выдолбив во льду соответствующие "вздутию" луночки, я установил примусы вертикально. Уж больно хорошо на примусах было таять воду и варить борщ! Но однажды Курко, взглянув на мои приспособления, заявил, что я самоубийца и если у меня есть совесть, то я не должен лишать станцию врача, а тем более кока.

Конечно, я и без него понимал, что произойдет, ежели пятилитровый, полный бензина бак взорвется. Но то ли по легкомыслию молодости, то ли полагаясь на знаменитое "авось" я со дня на день откладывал "изгнание" примусов с камбуза. Но теперь их судьба была решена.

Когда горят четыре конфорки, а дверца из камбуза в кают-компанию плотно закрыта, терпеть еще можно. Но как только я водружаю на плитку баки с водой, кастрюли и чайники, становится холодно, как в погребе-леднике. На днях со мной произошло неприятное происшествие. Готовясь к обеду, я "наколол" оленины и говядины, оттаял ее и, добавив сухого лука, чеснока, посолив и поперчив, приготовил фарш. Слепив несколько котлет, я вдруг почувствовал, что пальцы совсем онемели и не сгибаются.

Отморозить руки в котлетном фарше - только этого не хватало! Попытался растереть пальцы, но они уже плохо слушались. Я кое-как подцепил стоявший на плитке чайник и выплеснул его содержимое в таз. Камбуз мгновенно наполнился паром. Не раздумывая, я сунул руки в горячую воду. Через некоторое время к пальцам возвратилась чувствительность, а я все не вытаскивал их из воды, сгибал, разгибал, наслаждаясь ощущением тепла. Вскоре я снова принялся за обед, но с этого дня на плитке постоянно стояла "кастрюля скорой помощи".

В общем, работа на камбузе доставляла мало радостей. Но порой жизнь среди закопченных кастрюль, среди груд тарелок, покрытых остатками жира и требовавших уйму кипятку, в клубах пара и гари от пережаренного мяса становилась невыносимой. И тогда я пел. Арии, романсы, частушки, популярные песни. Хотя природа обделила меня голосом, но, поскольку я был сам себе певец и сам себе слушатель, меня этот недостаток мало смущал, и я, аккомпанируя себе ложками, отстукивая такт ножами, развлекался, как мог. Средство помогло. Плохое настроение, хандра, уныние - все словно рукой снимало. Когда петь надоедало, я принимался читать стихи. На полке перед самым носом у меня постоянно лежал истрепанный, с захватанными страницами томик "Евгения Онегина". Я то и дело повторял звучные пушкинские строфы, пытаясь выучить их наизусть. Дело продвигалось довольно медленно. Впрочем, торопиться мне было ни к чему. Впереди было еще столько обедов и ужинов.

А температура воздуха все продолжала понижаться. Правда, до долгожданного "рекорда" недоставало еще пяти градусов, но синий столбик спирта в термометре уже не раз опускался к отметке "44".

Глава 6. ПОТОП

Ох как не хочется среди ночи вставать на метеорологическую вахту. Гудкович сладко потянулся, взглянул на часы и, расстегнув "молнию" вкладыша, протянул руку под койку, нащупывая унты. Неожиданно пальцы его коснулись воды. Вода на полу палатки? Сон сняло как рукой. "Тревога! - закричал Зяма. - Вода в палатке!!"

Еще не соображая со сна, что случилось, мы стремглав выскочили из мешков, на ходу натягивая на себя брюки и свитеры.

Если под палаткой прошла трещина, она может быстро разойтись, и тогда из нашего жилища, спрятанного глубоко под снегом, не выбраться. Протиснувшись в снеговой тамбур, мы выбрались наружу. В лагере царило полное спокойствие. Только где-то вдали гулко потрескивал лед.

Из-за камбуза показался Ваня Петров, дежурный:

– Вы что это ни свет ни заря поднялись? Бессонница, что ли, мучает? спросил он, удивленно разглядывая наши полуодетые фигуры.

– Ваня, ты ничего не слышал? - сказал Дмитриев. - Кажется, льдина наша треснула.

– Это тебе со сна показалось. Никаких подвижек и в помине нет.

– У нас всю палатку затопило водой.

– Как затопило?

– Вот так и затопило. Трещина прошла под палаткой, - сказал Дмитриев и, повернувшись, нырнул в темноту тамбура.

Мы полезли за ним. Воды на полу прибавилось.

– Наверное, все наши вещи намокли, - сказал Зяма, стараясь дотянуться до большого мешка с обмундированием, лежавшего на полу в ногах у кровати.

– Черт с ними, с унтами, все равно они уже мокрые, - произнес Саша и смело шагнул вперед, разбрызгивая воду.

Мы продолжали нерешительно топтаться на месте.

– Я сейчас вернусь, - вдруг сказал Гудкович, исчезая за пологом.

Через несколько минут он появился вновь, волоча за собой пустые деревянные ящики. Мы последовали его примеру, и скоро над водой поднялись импровизированные мостки.

– Это не трещина, - уверенно сказал Петров. Он успел обмакнуть палец в воду и попробовать ее на вкус. - Вода-то пресная. Если бы она поступала из трещины, она была бы соленой.

– И вправду пресная, - радостно подхватил Саша, тоже успевший исследовать вкусовые качества воды.

– Эврика! Я знаю, в чем дело, - воскликнул Зяма. - Помните, осенью, когда место для палатки подбирали, аэрологи все хвастались, что место нашли гладкое, как паркет. Вот теперь этот паркет и вышел нам боком. Видимо, это лед замерзшей снежницы. Она до дна не промерзла, а теперь под тяжестью палатки лед и просел.

Но объяснения не высушили воды. Она поднялась уже сантиметров на двадцать.

– Надо доложить Сомову, - сказал Петров, осторожно перебираясь по ящикам к выходу.

Он возвратился вместе с Михаилом Михайловичем. Мих тоже удостоверился в пресных качествах воды и покачал головой:

– Придется вам, друзья мои, переселяться на время в комаровскую палатку-мастерскую. Там, конечно, будет прохладно, но другого выхода нет. Возьмите паяльную лампу. Можете это время пользоваться ею. А за несколько дней, если двери раскрыть настежь, вода вымерзнет. Тогда и вернетесь к своим пенатам.

Поминая недобрым словом аэрологов, мы перетащили в мастерскую койки, спальные мешки, необходимые мелочи и стали располагаться, моля судьбу, чтобы наше новоселье не затянулось. Холод в палатке был адский. Тент ее обветшал за лето, а снеговая обкладка, помогавшая сохранять тепло в наших жилищах, здесь отсутствовала. Пришлось сначала нарезать из сугроба кирпичей и окружить палатку снежной шубой.