Генрих Сечкин - На грани отчаяния

• Название: На грани отчаяния
• Автор: Генрих Сечкин
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-7905-1669-6

Настоящее издание включает автобиографическую повесть `На грани отчаяния` - откровенные, шокирующие воспоминания о суровой реальности мира в тюрьмах и лагерях, где автор провел в общей сложности пятнадцать лет, и путевые заметки (`Америка с черного хода`) о малоизвестной, закулисной жизни в Соединенных Штатах Америки.

---

Однажды один соседский мальчуган, девятилетний Юрка Верганцев, обозвал в разговоре довольно упитанного Мороза «жиртрестом-мясокомбинатом». Оскорбленный до глубины души, Мороз, несмотря на то что был младше Юрки на целый год, взял из стоящего рядом штабеля кирпич и со всей силы грохнул им по голове обидчика. Залившийся кровью Юрка рухнул на землю, а кирпич развалился пополам. Вызванные врачи «скорой помощи» констатировали сотрясение мозга и серьезную травму черепа. После этого случая многие родители стали встречать своих детей после уроков, чтобы обеспечить их безопасность при встрече с Морозом. Но в школе, вопреки запретам, всем все равно доводилось с ним общаться.

Надо отдать Женьке должное. Он никогда не затевал ссору первым. Правда, когда мы ходили драться двор на двор, он всегда находился в авангардных рядах. Кареглазый и курносый, он привлекал к себе внимание своей неистощимой любознательностью. Я был знаком с Морозом давно, так как жили мы по соседству. Но по-настоящему подружился с третьего класса, когда случайно оказался с ним за одной партой. В начале учебного года я пришел в класс и увидел Мороза, сидящего в одиночестве «на галерке». Родители упросили классного руководителя Агриппину Петровну не сажать их детей рядом с прославленным хулиганом. Я же, перейдя из первого класса в третий, не был близко знаком со своими будущими одноклассниками. Увидев свободное место рядом со своим единственным знакомым, я тут же устроился рядом. Учительница не стала перечить. С этого дня мы стали неразлучны. Ранее не особенно побаивающиеся меня школьники стали относиться ко мне с повышенным уважением. Ни у кого не возникало мысли обидеть меня, хотя я и сам не был подарком. С ровесниками разделывался в момент. Но зато частенько пасовал перед более старшими по возрасту. Теперь все изменилось. Я ходил гоголем, высоко подняв нос, а Мороз ревностно следил, чтобы никаких агрессивных поползновений в мой адрес не происходило. Моя мама еще не знала, с кем завел дружбу ее сынок…

На другой же день в школе я поделился с Морозом о столь удачной операции. Он тут же предложил мне отметить данное мероприятие всеобщим классным загулом. Купив в школьном буфете бублики с маком, предел мечтаний каждого ученика, мы принялись угощать ими весь класс. За этим благородным занятием и застала нас классный руководитель Агрипина Петровна.

- Что это значит? - поинтересовалась она, увидев жующую публику.

Я слово в слово повторил свою версию о найденном кошельке. Похоже, это удовлетворило ее, и урок начался.

После занятий Мороз с загадочным видом подошел ко мне:

- Сека, а не двигануть ли нам в цирк? Скажем дома, что со школой ходили!

В цирке, до войны, я был с отцом несколько раз. И после каждого представления меня приходилось вытаскивать оттуда за руку. Я буквально трясся от восторга, когда на моих глазах животные выделывали различные трюки. Предложение Мороза повергло меня в шок. Возможность вновь насладиться увлекательным зрелищем полностью затмило проблему предстоящего объяснения с мамой.

Какое невиданное счастье! Мы сидели в самом первом ряду и, пооткрывав рты, с упоением взирали на волшебство, происходившее на арене. В антракте Мороз повел меня в буфет. Выпили по бутылке ситро, заодно заглотнув по пять пирожков с мясом. Мороз купил коробку «Казбека».

- Будешь? - спросил он.

- Конечно! - ответил я.

Кашляя и задыхаясь, я мужественно выкурил всю папиросу.

- Ничего! - успокоил меня Мороз. - Это так только сначала. Потом привыкнешь!

Вечером я убеждал маму, что забыл ее предупредить о предстоящем походе всем классом в цирк, а утром вместе с Морозом мы, забежав на наш чердак и спрятав там свои портфельчики, отправились в Парк культуры имени Горького кататься на «чертовом колесе». Программа дня была расписана по часам. С утра - катание, потом - на дневной сеанс в цирк, вечером - наш любимый спектакль в Театре юного зрителя «Три мушкетера».

Помимо развлечений я прекрасно осознавал, что являюсь кормильцем семьи. А посему необходимо было каждый раз придумывать не вызывающие подозрений поводы для проведения благотворительных мероприятий. То меня попросили помочь разгрузить грузовик с картошкой и за работу насыпали целых десять килограммов. То я помог провести инвентаризацию в книжном магазине, перетаскивая с места на место книги, и получил за это определенную сумму. То в школе мне выдали премию за тушение зажигательных бомб во время воздушной тревоги. С изобретательностью у меня было все в порядке, и поэтому я никогда не повторялся. Покупая втридорога какую-нибудь вещь, которую можно было потом по дешевке продать и получить хоть какие-то деньги, я объяснял, что мне подарили, дали за работу, нашел на улице…

- Что ты все время находишь? - удивлялась мама. - Я ни разу ничего не нашла!

- Под ноги смотреть надо, а не в облаках витать! - поучал я.

В корзину к бабушке я нырял уже неоднократно. Как только заканчивалась предыдущая порция, выбирал момент одиночества и отважно пополнял худеющие карманы. Впоследствии мне наконец стало понятно, что карманы представляют собой довольно незначительную емкость, а посему я приобрел себе охотничий патронташ, который стал играть роль огромного кошелька и с которым я расставался только ночью, вешая его на гвоздь, вбитый в стену. Появление в квартире сей принадлежности объяснил тем, что играю в театральном спектакле роль охотника и данная вещь является казенным реквизитом. Никому в голову не приходило поинтересоваться содержимым этого патронташа.

С театром я действительно не расставался. Наша детская студия готовила спектакль о войне. Я играл роль одного из бравых красноармейцев. На репетициях нам выдавали деревянные муляжи винтовок, с которыми мы яростно бросались в бой. Один из нас, Коля Потапов, бутафорскую винтовку не брал. На репетиции он приносил свою - настоящую. Правда, духовую. Она стреляла маленькими вогнутыми свинцовыми пульками и была предметом черной зависти всех окружающих.

- Коля, продай мне свою винтовку! Много денег заплачу! - канючил я.

- Сколько? - вопрошающе уставился на меня Коля.

- Сколько хочешь!

- Надо у мамы спросить.

Вечером мы были у Колиной мамы.

- А деньги у тебя есть? - поинтересовалась она.

- Сколько угодно! - заважничал я, вываливая на стол содержимое моего патронташа.

- Ты понимаешь, - сказала Колина мама. - Ружье это - подарок отца. Поэтому, извини, продать мы его не можем.

- Не можете, и не надо! - разозлился я, запихивая деньги обратно в патронташ.

Настроение было испорчено вконец. А на другой вечер в нашей коммуналке трижды прозвенел звонок. Сердце у меня екнуло. Так могли звонить только к нам. Соседи на три звонка не откликались.

- Открой! - попросила мама.

В дверях стояла наша классная руководительница Агриппина Петровна.

- Сечкин! Откуда у тебя такие деньги? - прямо с порога вопросила она.

- Какие деньги? - возмущенно заорал я.

- А те, которые ты в патронташе носишь!

Мать рванулась к стене и, сорвав с гвоздя патронташ, высыпала на стол пачки купюр. Бабка прыгнула к своей корзине и, распахнув ее, упала в обморок. В корзине оказалось меньше трети ее бывшего содержимого. Снова три звонка в дверь. На пороге стоит мой дядя (брат отца, иногда заезжающий к нам в гости).

Немая сцена, как в «Ревизоре» Гоголя. Потом - разборка. Выяснилось, что в школе меня не видели уже целый месяц. Припомнили все мои находки и случайные заработки. Какая чудовищная ложь! И от кого? От талантливого пай-мальчика, который в девять лет пытается говорить на трех иностранных языках! Прочитавшего Жюля Верна и Дюма! Играющего на скрипке и посещающего студию художественного воспитания детей! Губки бантиком! Позор!!!

- Содрать с паршивца шкуру! - расстегивал ремень на брюках дядя. - Чтоб больше не повадно было!

- Ребенка нельзя бить! С ребенком надо добром! Ведь ты не будешь больше, Геночка? - грудью встала на мою защиту мама.

Бабка пришла в себя и, всхлипывая, пересчитывала оставшуюся наличность.

- Я вам все верну! Я все верну, мама! Вот только Моничка придет с фронта! Мы заработаем! Ну почему вы не сказали мне, что у вас такие деньги? Мы бы спрятали получше! Ведь какой соблазн для голодного малыша! - утирала льющиеся ручьями слезы моя мама. - Ты же не будешь больше? - с надеждой посматривала она на меня. - Ведь правда не будешь? Ну скажи, наконец!

- Не буду-у! - захныкал я, кивая головой.

- Ну что ты его жалеешь? - не мог успокоиться дядя. - Давай я проучу как следует.

- Не дам! Не дам мучить ребенка!

Агрипина Петровна ушла домой, взяв с моей матери слово, что завтра я появлюсь в школе. Дяде тоже наскучила эта трагикомедия, и он чинно удалился. Бабка, охая, лежала на диване. Мама, нагрев на «буржуйке» чугунный утюг и прогладив ледяную постель, уложила меня, заботливо подоткнув со всех сторон одеяло.

В эту ночь после всего пережитого я дал себе торжественное слово во что бы то ни стало стать хорошим мальчиком, но неистребимое зло на бабку не покидало мою душу. Мне было совершенно непонятно, как может человек голодать, как может допустить, чтобы голодала его родная дочь с ребенком, в то время, когда у него имеется колоссальная сумма денег? Ведь жить-то ей осталось всего лишь чуть-чуть! Ведь в гроб с собой не положит она свое богатство! Да на том свете оно и не нужно! Каким же монстром надо быть, чтобы допустить подобное!