Юрий Поляков - Плотские повести

• Название: Плотские повести
• Автор: Юрий Поляков
• Издательство: Росмэн-Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-353-01345-X 978-5-353-01345-7

В сборник известного прозаика Юрия Полякова включены новые повести `Возвращение блудного мужа` и `Подземный художник`, а также знаменитое `Небо падших`, выдержавшее с 1998 года более десятка переизданий и ставшее литературной основой для нашумевшего фильма `Игра на вылет`. Все эти произведения объединяет пристальный интерес автора к `странностям любви`, к судьбе чувств, к роковому поединку души и плоти. Читатель, как всегда, встретит в прозе Ю.Полякова захватывающие сюжеты, социальную остроту, психологическую достоверность, тонкий юмор и утонченную эротику.

---

- Это - да, - согласилась Серафима Матвеевна. - Два любимых выражения у него были: «Я полагаю…» и «Я принял решение…» Непростой парень. Но - хорош! А уж как форма ему шла! Прямо - Лановой!

- А Лановой ко мне в Пицунде приставал! - доложила Валя.

- Послушать, так к тебе все, кроме академика Сахарова, приставали! - одернула ее Серафима Матвеевна.

Из дальнейших рассказов стало понятно, что вопрос о замужестве был решен: как говорится, шили платье. Инна с мужем после свадьбы собиралась ехать куда-то за границу и уже немного свысока поглядывала на сослуживиц, намекая на то, что военные переводчики за границей занимаются не только переводами, а и другими, гораздо более ответственными и необходимыми Державе делами. И ей, как жене человека, выполняющего специальные задания, тоже, конечно, придется соучаствовать.

- А мы ее подначивали по-простому: «Радисткой, что ли, будешь?» Обижалась: «Вы плохо себе представляете деятельность современных спецслужб!» - добродушно передразнила ту давнюю, наивную Инну Серафима Матвеевна.

- А я… А я спрашиваю на голубом глазу: «Ин, а спецсексу учить тебя будут? - радостно вспоминала Валя. - Могу проконсультировать!»

- В общем, счастлива была до потери сознания! - грустно вздохнула Серафима Матвеевна. - Бедная девочка…

Свадьба не состоялась: в последний момент военный переводчик принял решение и мгновенно женился на дочке какого-то снабженческого генерала. Инна страшно переживала, попала даже в больницу и вернулась оттуда совсем другой - как робот. Тут-то Гляделкин, давно присматривавшийся к красивой корректорше, и взял ее… секретаршей.

- Так сразу и взял? - сглотнув комок, спросил Калязин, до этого только слушавший.

- Сразу и взял, - кивнула Валя.

- Не сразу… Ты с собой-то не путай! Долго он ее обхаживал, - пояснила Серафима Матвеевна. - Подарки таскал, слова говорил… Умеет, подлец! Ну, вы, Александр Михайлович, лучше нашего знаете! Однажды в темных очках на работу пришел. В чем дело? Ячмень? Или хуже - синяк под глазом? «Нет, - объяснил. - Не могу на вас, Инна Феликсовна, смотреть! Ослепляете…» Ну, у девки снова крыша и поехала. У Гляделкина, правда, тоже набекренилась… Потом, конечно, спохватился. Маргарита у него свое дело туго знает. «Детей, - сказала, - не увидишь!» Ну он и опал…

- А что это, Александр Михайлович, вы так Инночкой интересуетесь? Влюбились? - захихикала Валя.

- Да нет, я так просто…

- Да ладно - просто! Влюбитесь лучше в меня! Безопасность и семейную целостность гарантирую…

- Уже влюбился, - отшутился Калязин и дал маху.

В тот вечер Валя упросила Сашу, почти не пившего, подбросить ее домой в Химки и всю дорогу, пьяно хохоча, норовила управиться с главным редактором таким же образом, каким он сам, ведя машину, управлялся с рычагом переключения скоростей. Наконец Саша разозлился, остановил машину и накричал на распускающую руки корректоршу.

- Да ну вас, мужиков! - сказала она, сразу протрезвев и погрустнев. - Сами не знаете, чего хотите, а потом… Ладно, поехали! Больше не буду.

После того как Калязин узнал Иннину историю, его влечение к ней стало другим. Нет, конечно, по-прежнему это было прежде всего вожделение, но облагороженное состраданием.

Как-то вечером, в опустевшем издательстве Калязин готовил окончательный темплан на второе полугодие. Точнее, Инна вносила поправки в файл, а он, склонясь над ней, вглядывался в экран компьютера, выискивая опечатки, и совершенно неожиданно для себя поцеловал девушку в долгую, смуглую, покрытую нежным пушком шею.

- Вы с ума сошли! - вспыхнула она.

- Сошел. А вы только что это заметили?

И он стал тайно ухаживать за ней: если удавалось, подвозил домой. Несколько раз уговорил по пути остановиться и посидеть в каком-нибудь ресторанчике, благо Татьяна не знала о том, что, кроме зарплаты, у него есть еще и ежеквартальные премии. Инна принимала его приглашения с чуть насмешливой благосклонностью, с какой принимают услуги чересчур уж любезного официанта. Однажды Саша повел ее в новомодный кинотеатр, где звук как бы дробится, обступая тебя со всех сторон, а экран завораживает глаз такой насыщенной чистотой цветов, за какую Ван Гог, не задумываясь, отдал бы и второе свое ухо. Калязин давно не бывал в кинотеатрах и его странно поразило, что все эти чудеса техники, эти безумно дорогие и в самом деле талантливые актеры, эти поминутно взлетающие на воздух «мерседесы» и целые городские кварталы, эта виртуозно выстроенная сюжетная головоломка - нужны, в сущности, лишь затем, чтобы рассказать полупустому залу какую-то бесполезную и совершенно бессмысленную историю. Что-то наподобие катания на американских горках - промчался с визгом, с холодком в паху - и забыл.

Но там, в кинозале, в темноте Инна впервые доверила ему свою теплую руку. Этим бы Калязину ограничится для начала, но он не удержался и в тот момент, когда герои фильма, проникнув наконец-то в банк, обнаженно-прекрасные, любили друг друга прямо на рассыпавшихся долларах, Саша обнял ее и поцеловал в губы. Инна не сопротивлялась, но в поцелуе было что-то странное. Что именно Саша понял, когда оторвался. Он целовал усмешку.

- Александр Михайлович, вы напрасно тратите время! - предупредила Инна. - Полагаю, вы многое про меня узнали и должны понимать: ничего не будет. Вы ничего не добьетесь.

- А я ничего и не добиваюсь! - отводя взгляд, ответил Калязин. - Я просто хочу видеть вас…

- Вы меня видите каждый день на работе, - словно не понимая, о чем речь, сказала она.

- Мне этого мало!

- Ах, вот оно как! Если хотите большего, займитесь Валей. Вы ей, кажется, нравитесь…

- Ну зачем вы так! - Он попытался снова ее обнять.

- Александр Михайлович, я вас прошу. - Она резко, с неудовольствием высвободилась.

- Зовите меня - Саша…

- Ну какой вы Саша! Вы - Александр Михайлович. И навсегда останетесь для меня Александром Михайловичем.

От этого «навсегда» все калязинское существо наполнилось плаксивой оторопью и какой-то совершенно подростковой обидой. Нечто подобное он испытал в отрочестве, когда увидел, как безумно нравившаяся ему девочка целуется в пустой учительской со старшеклассником. Обливаясь слезами, Саша убежал в раздевалку. Был май - и на крючках висели только черные сатиновые мешочки со сменной обувью. Сотни мешочков. Сначала он бродил между этими мешочками, как в каком-то марсианском лесу, а потом стал бить по ним, точно по боксерским грушам, и бил до изнеможения, пока в кровь не содрал костяшки пальцев. И победил себя…

Месяц он держался с Инной так, словно ничего меж ними и не было. Старался как можно реже появляться в приемной, а вызванный к Гляделкину, проходил мимо с бодрой, заранее подготовленной улыбкой, и даже, словно ныряльщик, задерживал дыхание, чтобы пропитанный ее духами воздух приемной не проник в легкие, не одурманил и не заставил броситься перед ней на колени на глазах у всех. Она тоже вела себя с ним ровно, приветливо, ни единым намеком не напоминая о его постыдно неуспешном домогательстве.

Клин вышибают клином - и Калязин сам предложил Вале подбросить ее домой, в Химки. Она, помня его прежнюю суровость, сидела тихая, скромная и ко всему готовая, точно в очереди к гинекологу. Сначала он долго не решался, а потом где-то в районе Северного речного вокзала положил руку не на отполированный набалдашник рычага скоростей, а на круглое колено. В ответ корректорша часто и многообещающе задышала. Калязин осторожно погладил ее голую ногу и почувствовал под рукой старательно выбритые, но уже чуть покалывающие волоски - и это страшно его возбудило. Они остановились на каком-то строительном пустыре возле огромного бульдозера, напоминавшего в темноте подбитый танк. Валя приблизила к нему свое ярко намакияженное лицо (наверное, именно так в ночном музее выглядит какой-нибудь Дега или Матисс) и Саша догадался, что надо целоваться. Никогда еще не приходилось ему получать такого бурного разнообразия сексуальных даров в такой короткий отрезок времени и в такой тесноте. Когда, чуть не выбив каблуком лобовое стекло, Валя затихла, Калязин понял, что совершил страшную ошибку. Она, кажется, тоже. Отдышавшись, перекарабкавшись на свое место и поправив одежду, корректорша сказала:

- Зря мы это… Не бойся, я ей не скажу. Но и ты тоже - никому. Договорились?

Любопытно, что никакого раскаянья перед Татьяной он не испытывал - вернулся домой злой и даже ни с того ни с сего наорал на жену за то, что она, мол, все время занимает телефон своими дурацкими риэлторскими переговорами, а ему из-за этого не могут дозвониться очень серьезные люди. Татьяна вспыхнула, отправила его к чертовой матери, а потом долго извинялась перед Степаном Андреевичем, принявшим это на свой счет. Саша, сурово сопя, проследовал в ванную, глянул в зеркало и ахнул: белая сорочка напоминала тряпку, о которую живописцы вытирают кисти. Спасла его Татьянина близорукость. Он спрятал рубашку в портфель и наутро по пути на работу выбросил в мусорный контейнер.